Томас Вулф - Паутина и скала
Это было непередаваемое в своей унизительной постыдности зрелище, и самым постыдным был отвратительный страх мужа, который после первого бурного порыва смелости пищал от ужа shy;са, словно крыса, молил, чтобы любовник жены выпустил его и больше не избивал. Наконец он в отчаянии вырвался и стал не shy;уклюже карабкаться задом наперед по ступеням в отвратитель shy;ном бегстве, протестующе и умоляюще вытянув тонкие руки, а здоровяк грузно преследовал его, обзывая и нанося неловкие удары, казавшиеся еще более постыдными из-за их неловкости, тяжелого дыхания бьющего и тупого, унизительного молчания зрителей.
Потом женщина быстро вышла к ним из дома, яростно обру shy;гала прикрывающегося мужа, заявила, что он осрамил ее и себя «дурацкой выходкой», и приказала ему, словно побитому ребен shy;ку, идти в дом. И тот человек пошел, извинился, скуля и ежась, а затем торопливо заковылял в спасительное убежище дома, голо shy;ва его была опущена, слезы струились по красным щекам худо shy;щавого избитого лица. А женщина села в машину к своему ругающемуся и хвастливо грозящему любовнику, заговорила с ним негромким, серьезным, убеждающим голосом, и наконец он утих.
Машина поехала, свернула на углу возле основания холма, Джордж услышал внезапный взрыв веселого, чувственного смеха женщины. Потом наступила темнота, и сквозь далекие звуки и нависшую таинственность ночи, сквозь свет звезд, вспыхнувших в небе, и огней на верандах по всей улице, снова послышались голоса соседей, негромкие, язвительные и очень жадные, то и де shy;ло прерывающиеся взрывами грубого смеха. И он навсегда воз shy;ненавидел ту ночь, ему казалось, что не существует темноты на shy;столько глубокой, чтобы скрыть его стыд.
На ум Джорджу пришли и другие воспоминания, и в резуль shy;тате возникло кошмарное видение человеческой жестокости, ни shy;зости, покорности и трусости, до того невыносимое, что он кор shy;чился на кровати. Конвульсивно рвал простыни, ругался, кривя рот, и в конце концов, когда черный ужас перед жестокостью и страхом человека начал извиваться в его мозгу, словно гнездо змей, принялся разбивать в кровь кулаки о стену.
Джордж видел это в детстве и поклялся, как и все остальные ребята, что скорее падет мертвым или избитым до полусмерти, чем допустит, чтобы такое случилось с ним. И укреплял сердце, стискивал зубы, готовясь к встрече с врагом, давал клятвы, что будет наготове, когда враг появится.
Но теперь, в начале того рокового апреля, Джорджу казалось, что враг появился, но не так, как он ожидал, не с той стороны, не в том свирепом обличье. Ему представлялось, что враг возник от shy;куда ни возьмись, неузнанным, и нанес ему поражение, униже shy;ние, крушение более ужасное и непоправимое, чем претерпели те двое.
И все же подобно человеку, побежденному врагами, лишенному органов мужественности, Джордж сохранял все свои неистовые же shy;лания, все возвышенные надежды на творческие свершения. Планы, замыслы десятка книг, сотни рассказов обуревали его мозг: форма и содержание книги целиком, с начала до конца, внезапно вспыхива shy;ли у него в голове, и он неистово, забыв обо всем, погружался в ра shy;боту. Этот всплеск творчества мог продолжаться с неделю.
В такое время, в перерывах между неистовыми приступами писательства, он вновь гулял по улицам, испытывая нечто вроде возвращения радости, которую вызывала у него вся окружающая жизнь. И поскольку весь сумбур его мучительных, путанных мыслей об Эстер влиял, воздействовал на все, что он думал, чув shy;ствовал, говорил, Джордж с исступленной страстью смотрел на всех женщин.
Однажды он увидел крепкую, дюжую ирландку, привлека shy;тельную грубой, дикой красотой ее племени, когда та огибала не shy;приглядный угол под ржавой, грохочущей надземкой. Едва она появилась из-за угла, на нее обрушился порыв ветра, завернул подол платья между ног, и на миг фигура ее отчеканилась во всей откровенности – широкий, мощный живот, большие груди и громадные, похожие на колонны бедра, движущиеся вперед с будоражущей чувственной энергией. И внезапно Джордж почувст shy;вовал в себе такую силу, что, казалось, мог бы выдергивать дома из земли, будто луковицы. Сияющий образ этой крепкой, дюжей красавицы навсегда запечатлелся в сознании Джорджа, придавая радостную яркость воспоминаниям о чудовищном грохоте на той неприглядной улице и толпам серолицых, кишевших вокруг нее людей.
Потом неподалеку от южной части Бродвея, на одной из узких, людных улочек со старыми, пожелтевшими, угрюмого вида дома shy;ми, но и с волнующей, обыденной атмосферой жизни и торговли – с тюками, ящиками и мощными машинами, с запахами кофе, кожи, скипидара и веревок, с неторопливым цоканьем копыт тя shy;желовозов, грохотом колес по булыжнику, ругательствами, возгла shy;сами, распоряжениями кучеров, упаковщиков, грузчиков и хозяев – мимо Джорджа, когда он стоял возле кожгалантерейной лавки, прошла молодая женщина.Она была высокой, стройной и вместе с тем неимоверно соблазнительной, шла горделивой, чувственной походкой. Лицо ее было худощавым, изящным, глаза ясными, си shy;яющими, однако в них таилась мечтательная нежность, морковно shy;го цвета волосы – пышными, шелковистыми, они выбивались из-под шляпки с каким-то колдовским очарованием. Прошла она ми shy;мо Джорджа неторопливо, покачивая бедрами, на губах ее появи shy;лась легкая улыбка, невинная и одновременно растленная, кроткая и вместе с тем исполненная сочувственной и соблазнительной нежности, и он провожал ее взглядом с чувством радости и вожде shy;ления, с ощущением невыразимой утраты и душевной боли.
Джордж понимал, что скрылась она навсегда, что больше ее не увидит, и вместе с тем был убежден, что отыщет ее, овладеет ею. Это походило на волшебство, и исходило оно не только от красивой женщины, но и от старой улочки с ее богатой, тусклой и восхитительной смесью прошлого, с крепкими, чистыми, вол shy;нующими запахами простых, натуральных материалов, особенно чистым, великолепным запахом кожи от галантерейной лавки – сложенных перед ней больших чемоданов, сумок, чехлов, кото shy;рый ударил ему в ноздри, когда женщина проходила мимо, – и все это вместе с нежным, странным, очаровательным апрельским светом обернулось радостной, чудесной сценой, которая, каза shy;лось ему, запомнится навсегда.
Джордж не забывал ту женщину, ту улицу, тот запах кожи. Эта память была частью его невыносимых страданий и радости всю ту весну. И непонятно отчего мысль о той женщине неизменно связывалась у него с мыслью о судах, о запахе моря, скошенных надстройках, ходе, форштевне большого быстроходного лайнера, с будоражущим предчувствием путешествия.
Так бывало с Джорджем в те краткие промежутки времени, когда безо всякой видимой причины дух его воспарял снова, воз shy;носил своего обладателя на день-другой к жизни, любви, творче shy;ству. А потом вдруг из самой глубины радости, из волшебного си shy;яния, великолепия, ликующей музыки земли возвращался бе shy;лый, слепой ужас его безумия, ошеломлял, уничтожал начисто все радостное в его душе.
Иногда эта волна смерти и ужаса появлялась от приводящих в бешенство полурасслышанного слова, громкого смеха на ночной улице, пронзительных выкриков и насмешек юных итальянских головорезов, проходивших в темноте под его окном; или насме shy;шливого, бесцеремонного, любопытного взгляда из-за ресторан shy;ного столика, какого-нибудь нерасслышанного шепота. Иногда она появлялась из каких-то глубин безо всякой видимой или ощутимой причины. Появлялась, когда он сидел в кресле дома, когда глядел в потолок, лежа на кровати, появлялась из-за слова и стихотворении, из-за строчки в книге или когда он просто гля shy;дел из окна на единственное зеленое дерево, но когда, по какой причине она бы ни появилась, результат неизменно бывал од shy;ним и тем же: работа, мощь, надежда, радость, все творческие си shy;лы моментально тонули в ее ошеломляющем накате. Джордж поднимался с этой волной в душе и разражался бешеной бра shy;нью на весь мир, словно человек, обезумевший от физической боли, пожираемый со всеми потрохами раковой опухолью или сжимающий ладонями целый ужасающий ад больных зубов.
И всякий раз, когда его сводили с ума эти конвульсии ужаса и страдания, Джордж искал спасения в бутылке. Неразбавленный джин с бульканьем лился по его горлу, словно по ливневому спу shy;ску, отупляя клетки охваченного безумием мозга, смиряя беше shy;ное волнение крови, сердца, дергающихся нервов временной ил shy;люзии силы, осмотрительности, самообладания. Потом джин на shy;чинал гореть, кипеть в его крови, словно какое-то тягучее масло. Мозг горел неторопливо, буквально как угли в ржавой, почер shy;невшей жаровне, Джордж сидел тупо, молча, в зловещих потем shy;ках медленно нарастающей убийственной ярости и в конце кон shy;цов выходил на улицу найти врага, браниться, драться, искать смерти и ненависти в дешевых притонах среди крыс в человече shy;ском облике, синевато-серой, блестящей ночной нежити.
