Александр Корчак - Не лучший день хирурга Панкратова
Он научился решать вопросы, не углубляясь в суть дела, продолжая думать о своем. Но лишь только возникало в неразберихе дел нечто серьезное, моментально настораживался. Андрей чувствовал себя китом, процеживающим тонны воды ради питательного планктона. Часть больных он сразу же отправил в приемное отделение, объяснив:
– Сейчас там принимает хирург из нашего отделения. Он вас посмотрит. Если потребуется мое личное участие, он меня вызовет, и через несколько минут я буду у вас, – успокаивал больных Панкратов.
Еще кто-то пытался выяснить у него на ходу какие-то вопросы, но Андрей уже развернулся и быстро пошел по коридору. Иначе, а он это хорошо знал, до намеченного пункта ему не добраться и за час. Не раз это было проверено и подтверждено за более чем двадцатилетнюю карьеру хирурга.
По пути следования Панкратов со всеми докторами и сестрами здоровался: с кем-то за руку, кого-то приветствовал словом, движением руки. Здесь тоже старался не тормозить, а быстро, на ходу решать вопросы, если таковые возникали. В госпитале он всех знал, и все знали его.
– Ну как, Андрюша, через неделю у тебя боевое крещение? – прервал его мысли встретившийся доктор.
– Да, – вильнув от него вправо, ответил Андрей, – надеюсь, посетишь?
– Обязательно, но только вторую, неофициальную ее часть, – засмеялся тот.
– Тогда фиксируй, – уже где-то за поворотом был слышен его голос, – кафе «Синичка» с восьми и до упора. – Андрей еще слышал, как тот что-то шутил по этому поводу, но он со своими мыслями был уже далеко.
– Андрей Викторович, простите, задержу вас на одну секунду, вижу, что вы спешите, – тормознула его за рукав терапевт.
– Это точно, если через пять минут не буду на месте, все, мне конец. Так что говорите быстро и – главное – внятно. -Врач стала что-то путано говорить о болезни, а потом махнула рукой. – В общем, можете посмотреть маму?
– Зачем спрашивать, родители – это святое. В любое удобное для твоей мамы время, но лучше приходите в среду ко мне на прием. Все поняли, Светлана Аркадьевна. Я вас жду с вашей мамой.
– Спасибо, – это он услышал где-то далеко сзади, когда поднимался по лестнице на второй этаж.
– Андрей Викторович, вас просили срочно зайти в реанимацию, – сообщил ему доктор на переходе между лестничными пролетами. Он тут же встал как вкопанный:
– Что там случилось?
– Я не в курсе, меня просили только это вам передать.
– Считай, что передал, – недовольно проворчал доктор Панкратов. – Привет.
Если дело было пустяковое, Панкратов обычно отвечал, не углубляясь в суть и продолжая думать о своем. Это ему помогало при бесчисленных контактах с людьми. Но если чувствовал серьезность дела, как в последнем случае, он моментально включался в разговор.
В эти минуты, пропуская через себя потоки информации, Панкратов думал о человеке, чье сердце он сегодня держал в руке и чья жизнь все еще висела на волоске. Ноги сами вынесли его к отделению реанимации.
В дверях его уже поджидала заведующая отделением Вика Николаевна – подтянутая, ухоженная с ног до головы, манерная, словно стояла по долгу профессии не на границе жизни и смерти пациентов, а руководила работой процветающего косметического салона.
– Привет, Андрюша. Ты не беспокойся, у нас все как будто бы более-менее терпимо, хотя... Впрочем, пойдем вместе посмотрим.
Они прямиком направились в реанимационный зал, где лежали наиболее тяжелые больные.
– Вот творенье твоих рук, – подвела Панкратова к больному Вика Николаевна. Глаз Панкратова разом ухватил все -трубки искусственной вентиляции легких, меловую бледность кожи, синюшность запекшихся губ.
– Вначале все было ничего... – начала Вика, сунув холеные руки в карманы нестандартного голубого халатика.
Андрей не сдержался.
– Любишь ты тянуть, Вика! Как только начнешь утешать, я уже дергаюсь. И что же потом?
– Нет, нет, все как будто бы ничего, – стала оправдываться она, – ты неправильно меня понял. Пока все терпимо, вполне терпимо. Сам видишь, больной на аппарате...
– Спасибо, не ослеп еще, – начал заводиться он. – Мать, дело говори.
– Так вот, дыхание с аппаратом синхронизовано. Так что с этой стороны все как будто ничего...
– А с какой плохо? Не тяни резину, Вика. Ты же знаешь, как я этого не люблю.
Разговаривая с докторшей, Панкратов щупал живот больного. Надавив на дренажи, заметил, что отделяемое интенсивно окрашено кровью. Насупясь, еще раз подавил на живот.
– Вот-вот, – заметила его беспокойство Вика. – Это меня и волнует. Цвет мне не нравится. Откуда кровь? – закончила она, как всегда, за упокой.
– Ну и что ты хочешь сказать, что у больного ДВС-синдром, что ли? – посмотрел он в ее бегающие голубые глазки.
– Ну, пока я его не вижу в классическом понимании, но... нам нужно быть настороже.
– Вот и будь, – сказал Панкратов зло. Если сказать по правде, Вика Николаевна всегда его раздражала. И не какими-то своими профессиональными или личностными качествами, нет. А исключительно тем, что всегда боялась брать на себя ответственность.
Хорошо работать в таких сложных областях медицины, как хирургия и реаниматология без этого качества просто невозможно. Тем более, что если ты заведующий отделением. Рядовой хирург или реаниматолог всегда может пригласить на консультацию заведующего или кого-то из старших коллег. И тогда уже они невольно становятся ответственными за этого пациента. А вот Вика старалась оградить себя от какой-либо ответственности, даже будучи заведующей. И делала это довольно просто.
Если она отмечала, что у больного развивалось не совсем обычное течение заболевания или возникало непонятное осложнение, вместо того чтобы попытаться разобраться с ним, она сразу же вызывала хирурга и высказывала все возможные в таких случаях предположения. Да и невозможные тоже. Заодно. И все. Хирург становится как бы заложником этой ситуации. А она тут же фиксировала все свои домыслы в историю болезни. Хирург начинал мучаться и размышлять. Она же чувствовала себя в общем неплохо – пила кофе и курила сигаретки. Если не возникло данного осложнения, хорошо. Хирург был счастлив, что его больного минула такая напасть.
Но если, упаси боже, все-таки какое-либо из предположений Вики сбывалось, то возникали жалобы или, еще хуже, судебные дела. Она тут же ссылалась на историю болезни: вот видите, моя запись от такого-то числа, я ему об этом говорила, предупреждала. Да, прав был его друг, заведующий вторым хирургическим отделением, Марк Борисович Лившиц, который как-то по поводу Вики Николаевны сказал:
– Эта тетка хочет жить долго и безбедно.
– Может быть, и грубо, но справедливо, – тогда согласился с ним Андрей.
«Ни хрена себе! Ему еще и ДВС не хватало!» – подумал про себя Панкратов. Несворачиваемость крови, грозящая неминуемой гибелью. А значит, впереди самое невыносимое для хирурга – абсолютно беспомощное, бездейственное ожидание конца! Его еще промеж себя хирурги называют предынфарктным – предынфарктным для хирурга, не в силах помочь умирающему.
– Ладно, я пошел, – как бы между прочим сказал он и тут же, без промедления, покинул владения Вики. И, еще не дойдя до двери, обернулся, увидев, что ее халат с голубыми оборочками мелькнул в дверях комнаты, где обычно отдыхали врачи.
«Пошла, наверное, кофе пить или курить свои сигаретки, -с неприязнью заключил он. – Черт, неужели у этого парнишки ДВС-синдром?» – Скрипнув зубами, он вышел из палаты, озлившись на провидение и хранящие свыше силы.
Возле дверей реаниматорской стояли четыре безмолвных фигуры в черном.
«Прямо торжественный караул у гроба! – с неприязнью подумал он, спеша удалиться от ненужных сейчас расспросов. Но никто за ним не последовал. Даже таинственный старик за поворотом не поджидал. – А ведь прирежут тебя, Панкратов, если парня потеряешь. Пикнуть не успеешь. Вон как ловко вонючку перед фейсом бородатый запалил! Опытный. А уж не померещились ли тебе все эти страсти-мордасти, старик? Давненько глюки не доставали».
Панкратов тряхнул головой, отгоняя воспоминания о непростом периоде его жизни. Все в прошлом. Есть воля, есть любимая работа, друзья, да и просто – хорошие люди!
У родного отделения
он вздохнул устало:
– Уф, наконец-то дополз до дома.
Он вошел в свой кабинет. Там шла конференция. При появлении заведующего отделением все встали, приветствуя хозяина кабинета. Приятный обычай.
– Доброе утро, коллеги. Прошу прощения, в гинекологию вызывали. Наконец-то до своего родного отделения добрался. – Панкратов опустился в председательское кресло за столом.
– У кого какие проблемы, прошу, доводите до сведения вашего родного начальника. Только предупреждаю... – с улыбкой произнес он.
Все присутствующие тоже с улыбкой, почти хором и в унисон произнесли:
– Жалобы на начальство и на зарплату не принимаются.
