Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция

Мыс Доброй Надежды в моем воображении возникал в виде Бёклинского острова Мертвых, должно быть играли роль юношеский страх смерти и надежда на спасение.

А что говорить о таких самоговорящих местах, как Берег Скелетов или Кейптаун…

«В Кейптаунском порту, с пробойной на борту…»

«Шеф нам отдал приказ — лететь в Кейптаун…»

«В нашу гавань заходили корабли…»

«Трансваль, Трансваль — страна моя…»

(А эта — последняя, как сюда затесалась — вроде бы не моего времени песня? Вспомнил, из детского фильма «Кортик»).

Должен сказать, что в детстве в Африку я не сбегал — прошли чеховские времена, да и знал я, что граница на замке, за каждым камнем Джульбарс, а на каждой тропе — Карацупа, что пешком до Африки не дойдешь — не зря воспитывала меня моя бабушка — учительница географии.

И вообще я в Африку не очень-то верил. Мои родители жили одно время в Судане, на всех картах был изображен черепообразный континент и в книгах я об Африке много читал — ну и что, мало-ли что в книгах напишут. В книгах и про капитана Немо и про Летучего Голландца и про Вия писали — где они все? В воображении. Может быть и дальние страны — например Африка — это только воображение…

И вот мы идем по Африке — и это уже не воображение, не книжная страна, это почти конец земли — 10 000 километров от дома, от бывшего дома.

Сейчас, по прошествии стольких лет, мне трудно вспомнить, что я испытывал, о чем думал на посадочной полосе ночного аэропорта, в эти первые минуты. Скорее всего о вполне прозаических вещах: о предстоящих формальностях, о багаже… Моя жена говорит, что её основным чувством в те минуты был страх, страх неизвестности.

Хорошо помню пустой и тёмный зал аэропорта. Сейчас странно даже представить кипящий жизнью J I A (Johannesburg International Airport), в те времена ещё имени Яна Сматса, пустым, а тогда в полуосвещенном и потому казавшимся бесконечным помещении стояли всего несколько группок встречающих и среди них две, которые встречали нас.

Израильская компания, которая оформляла наш отъезд, пообещала, что в Африке нас встретят и устроят на первое время. Нас действительно встречали, мы сразу, по описанию узнали господина Троицкого — южно-африканского компаньона фирмы. Он стоял несколько в стороне и мы были удивлены и даже насторожены, учитывая не полную легальность нашего путешествия, его пассивностью. Он не подошел к нам и вместо него первым к нам обратился высокий плотный юноша несколько кавказского типа, отделившийся от другой группы, состоявшей в основном из пожилых и на вид весьма респектабельных женщин, похожих на посетительниц кружка художественной вышивки или аранжировки цветов. Далее произошёл примерно следующий диалог.

— Вы из Израиля?

— Да.

— Приехали, чтобы остаться?

— Ну-у-у, в общем-то…

— Да не стесняйтесь, не вы первые… По линии Троицкого?

— Ну-у-у…

— Вон он стоит — видите. Можете поехать с ним, а можете с нами.

— А кто вы такие?

— Мы от еврейской организации, от Хабат хауса.

Выяснилось, что за последние несколько месяцев из Израиля приехало столько «туристов», что это заинтересовало еврейскую общину, и именно сегодня они решили встретить самолёт прибывающий из Израиля и выяснить все-же, что происходит на такой далекой от них исторической родине. Что члены цветочного кружка на самом деле активистки еврейской женской ассоциации или что-то в этом роде, что его зовут Нияз и он у них переводчик. Они намерены заменить Троицкого для семей прибывших этим рейсом, то-есть встретить, разместить и вообще позаботиться…

— Так что, выбирайте с кем вы пойдете. А я вам только скажу ребята, вам обязательно нужно к кому нибудь прибиться.

Мы думали недолго — мы ушли с хабатниками.

В самолете мы были не единственные вырвавшиеся из Израиля, с нами летели семьи Райзманов, Гриндбергов, два одиноких мужчины имена которых я забыл. Они выбрали Троицкого. Кто поступил правильнее? Что бы было с нами если бы мы выбрали другой путь? К чему гадать — мы не жалели о своём выборе, они не жалели о своем, тем более, что в конце концов мы оказались практически в одной ситуации — нелегальных эмигрантов в Hillbrow.

Глава 10

Hillbrow и все, что его окружает

Как объяснить тем, кто не жил в ЮАР в те далекие переходные годы, что означало для тогдашних эмигрантов название Hillbrow? Как можно рассказать об этом, если это был не только и наверное не столько один из районов Йоганнесбурга, а общественно-историческое явление. Не случайно и сегодня мягкий и домашний русский доктор Миша В*** любит вспоминать то время и с гордостью говорит — «Мы прошли через Hillbrow», как о знаке особого отличия, а другой русский доктор, тоже домашний и мягкий Лёня Г***, при этих словах начинает сердиться и даже негодовать — он приехал сюда совсем не так, как мы, не должен был проходить через это и не знает, как ему повезло.

Давным-давно, в 1994 году, я написал бесконечно длинное и путаное письмо своему другу в Москву. Перечитываю сохранившийся черновик и мне стыдно за апломб с которым я рассуждал о тогдашней ситуации, делал выводы, строил умозаключения… Но все же было и что-то настоящее в письме — свежесть взгляда, яркость впечатлений, даже некоторая ошарашенность от их обилия — и мне захотелось познакомить вас с ним, снабдить сегодняшними комментариями, заново рассказать о том времени, дописать то, что не написал тогда, взяв старое письмо как путеводную нить в лабиринте памяти. Пусть это всего навсего не слишком свежий литературный прием, другого, нового письма мне уже никогда не написать.

Адресат того, давнего письма был убит в своей московской квартире в 1995 году…

Итак — 1994 год, начало марта, Йоганнесбург, письмо другу.

«Здравствуй Миша, друг далекий, совсем меня забывший!

… Почему я все-таки пишу тебе, хотя все письма уходят в пустоту и на ответ уже не надеюсь? Причин несколько: хочется рассказать кому нибудь о нашей жизни, о стране, хочется разложить накопленное за 3 года эмиграции по полочкам, создать что-то вроде дневника…

Сейчас коротаю время в ожидании Ирины — она заканчивает работу через час и заберет меня отсюда из Hillbrow, обычного места пересечения наших маршрутов».

Ну вот, теперь необходимость рассказать об этом феномене окончательно назрела.

Начну с того, что на самом деле мы никогда не жили в этом районе. Но известность Hillbrow распространялась и на прилегающие районы, так что мало кто выделял маленький прилегающий район Berea из большого и популярного Hillbrow. После уже описанной мною встречи в аэропорту, в декабре 1991, года мы поселились, вернее нас поселили, именно в Berea, в огромном многоквартирном доме на улице O'Raily. Дом наш назывался Aintree Flats и был наполнен эмигрантами, что называется под завязку. Но о нашем первом пристанище в ЮАР несколько позже — сейчас о Hillbrow.

Так называемый «Большой Йоганнесбург» одно- и двухэтажными особняками размазан по холмам и цепям невысоких гор. Жилые ячейки почти всюду одинаковы — домик, дом, садик или сад (иногда даже ферма), бассейн. Чем труднее увидеть жильё за деревьями сада, чем больше участок, тем богаче район. В каждом районе, а сколько их — ну не меньше сотни, торговый центр — полтора-два десятка магазинчиков, магазин позначительнее — «Spar» или «Pick'n'Pay» и стандартный набор — банк или банки, 2–3 кафе или маленьких ресторана, впрочем я до сих пор не понял разницу между ними.

Крупные части города — многие в прежнем независимые города — Randburg, Sandton, Rosebank и т. д. — имеют центры побольше и повыше. Тут уж одним большим магазином не отделаешься — часто это большой торговый центр или Mall c полусотней магазинов или магазинчиков, обязательным кинотеатром (иногда даже театрально-концертным залом), и ресторанами — их уже не перепутаешь с кафе.

Есть в Йоганнесбурге и другие районы, они состоят только из многоэтажных домов, там мало зелени и много бетона, они больше похожи на то, что люди называют городами.

Одни из них — деловые, торговые, другие, застроенные многоквартирными зданиями — жилые, спальные. Самые известные из спальных районов — сопредельные Hillbrow, Berea и Braamfontein. Когда-то, как нам рассказывали, Hillbrow и Berea были самыми дорогими и роскошными местами проживания. Как обычно, все их сравнивали с Парижем — «Африканский Париж!!!», «Елисейские поля!!!», «Пляс Пегаль!!!». Может быть и было похоже — я в Париже не бывал, во всяком случае, кое что из «парижского» прошлого мы застали — вернее угадали — например уличные кафе, которые здесь еще доживали свой век.

«Сижу в маленьком уличном кафе «Three sisters» и ожидаю чего-то под названием Spanakopita, что-то из категории Greek Specialties. Честно говоря с греческой кухней экспериментирую в первый раз — неделю назад обедал в Сербском ресторанчике «Три шапки» и там, как результат эксперимента получил огромную плоскую котлету с огненным соусом. Только то, что пиво приносят по первому движению бровей, спасло мою жизнь…