Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция

(Через несколько минут).

Эта самая Spanakopita оказалась макаронно-картофельной запеканкой с мясом и греческим салатом. Неплохо, но я ожидал большего за свои 13 рантов».

Тогда — это было что-то около 3 долларов. Ну что-же инфляция конечно налицо, но и сегодня можно что-нибудь приличное скушать добавив рантов 10–15.

«Hillbrow и Berea — для простоты давай я их буду называть, почти как виски — H&В — всегда были районами для богатых пенсионеров. Те, чувствуя приближение старости, вырастив детей и собак, и не желая обременять себя заботами по дому, покупали здесь квартиры и переезжали, чтобы переложить все вопросы ремонта, ухода за жильем наcaretaker'ов. По вечерам они прогуливались по Kotze или по Pretoria (главные улицы Hillbrow), сидели в маленьких ресторанчиках (таких, как «Three sisters» о котором я писал), под тенистыми акациями. Они наверное обсуждали с друзьями политику, новые веяния в стране и все равно многие прошляпили начало конца — в ЮАР началась перестройка, демонтаж апартеида. Чёрному населению разрешили селиться вне «черты оседлости» и они не могли не захватить H&B — такой для них лакомый кусочек…»

Во-первых районы удобно расположены — в пешеходной досягаемости железно-дорожные станции, множество автобусов и главная линия «черных» такси — проспект Луиса Бота — с севера обнимает районы.

Во-вторых — в H&B квартиры не только продавались, они сдавались в наем. Целые улицы были застроены так называемыми отелями, где мебелированные квартиры сдавались за весьма умеренную плату. Именно с таких домов начал меняться цвет районов пока не приобрёл благородный антрацитовый колер.

Какой роскошной по сравнению с израильской показалась нам наша первая южно-африканская квартира. Какие высокие в ней были потолки, какая сияющая белоснежная ванная, какой удивительный вид открывался с балкона. А кухня — в ней можно было не только повернуться, но и готовить не думая о том когда кончиться газ в баллоне.

Нашу радость не испортила даже неожиданная встреча с давно казалось забытыми клопами. Мы от них избавились за 4–5 дней и забыли. Зато совершенно незабываем, например, первый выход в магазины… Но об этом позже.

Так вот — тогда наш 22 этажный ковчег был полон эмигрантами, да и соседние отели от него не отставали, мы все были тогда во многих отношениях воронами, но воронами белыми. Как грядущая угроза, вернее напоминание о будущем, в конце нашей улицы упиралась в небо труба «Понти». Это здание тогда еще завтрашняя партия власти — АНК использовала тоже как ковчег и тоже селила там эмигрантов. Разница была в том, что в «Понти» селились южно-африканские черные активисты, покинувшие страну по политическим мотивам много лет назад и теперь возвращающиеся на родину. Селились они с твердой верой, что как пострадавшим за народ — всё теперь принадлежит им. С такой же надеждой на светлое будущее на Шариковском принципе «Отобрать и разделить», в города потянулись люмпены со всей страны. Они селились в квартирах коммунами, они не платили за жильё, их пытались выселять, но можно ли выселить из дома тараканов? Отчаявшись хозяева практически бросали дома без обслуживания, отключали электричество и воду, что позволяло новым и новым порциям искателей счастья бесконтрольно поселяться в H&B.

Недавно я прочел где-то, что только в Hillbrow за период с 1991 по 2001 год население выросло с 11 тысяч до 47 тысяч.

В 1991–92 году в нашем районе уже было неспокойно: по ночам слышались выстрелы, иногда даже автоматные очереди, некоторые улицы были негласно закрыты для белых пешеходов (когда мы еще не знали географии H&В, нас пытались ограбить среди белого дня — смотри об этом в коротких историях), но еще можно было просто посидеть в уличном ресторанчике, мы ходили пешком на работу, да и позже по старой памяти заезжали в магазинчики торгующие не новой мебелью. Теперь это трудно представить себе: H&B сегодня — это наркотики, преступность и проституция.

И белые старички и старушки, которые не поверили, прозевали… Сколько их всё еще живет в своих обесцененных квартирах?

«… Письмо продолжаю на следующий день, на этот раз в автобусе, который везет меня из центра в наш «пригород». Попутно озираю проплывающие за окном пейзажи Braamfontein'а — студенческого района, расположенного рядом с Йоганнесбургским Университетом. Раньше здесь жили в основном студенты и мелкие служащие, такая вот общественно-географическая специализация района. Рассказывают, что в Йоганнесбурге это было обычное явление, например: район Киларни всегда был еврейским районом, Мелвилл — богемным и т. д.»

Это для многих районов в силе и сейчас.

«А вот слева и сам Wits University. В одном из давних твоих писем ты меня спрашивал: что же я со своей степенью не попытал счастья в науке, в университете. Пытал и пробовал во многих местах, даже в Умтате побывал (но это тема отдельного рассказа!) и писем разослал столько, что только на мне почтовое ведомство план выполняло и этот самый проплывший Йоганнесбургский университет как родной дом знал, но… Причин много, основная — я имею степень кандидата экономических наук. В ЮАР экономика наука прикладная, доходная, хороший специалист в частной компании может получать полмиллиона наших «баксов» и больше (правда при достаточном опыте). Следовательно подготовка таких специалистов — дело весьма серьезное и хорошие преподаватели всегда востребованы. Все бы хорошо было — и звание у меня есть и опыт работы, но…

Во-первых экономика страны советов здесь хорошо известна и кроме здорового смеха звание «русский экономист» ничего не вызывает.

Во-вторых — Миша, а были-ли мы специалистами? Чем мы занимались в нашем ВНИПИ? Имитировали общественно полезный труд. Разрабатывали среднепотолочные нормы, которые использовались для отчетов Я не помню, когда последний раз сотворил что-то научное, но помню, что последние три года приезжал в институт только за зарплатой».

Прежде, чем продолжить повествование, хочу опять представить вашему вниманию несколько коротких историй, так или иначе связанных с темой. Итак…

На географической карте Южной Африки, найдите Йоганнесбург и двигайтесь от него в южном направлении. Пересеките Оранжевую в прошлом республику, а теперь хотя и «Свободную», но всего навсего провинцию. Преодолейте горы Дракенсберга — это так просто сделать на карте — и королевство Лесуту, нахлобученное на самую их высокую часть и, перед тем как нырнуть в Индийский океан, ваш взгляд найдет название — «Umtata», напечатанное не слишком большими буквами. Столица бывшего бантустана или хоумленда Транскей, а ныне провинции Восточный Кейп, место знаменитое пожалуй только тем, что в этих краях родились почти все наши теперешние лидеры от Манделы до Мбеки.

Для моей книги очень важно, что в городе существует университет и в нем кафедра экономики. Однажды эта самая кафедра объявила конкурс на замещение… и т. д. и я туда написал. Должность была не потолковая, младший преподаватель или просто преподаватель, всерьез о переезде в такие дальние края я не думал, но все же решил попытать счастья… Несколько неожиданно мне ответили и пригласили на интервью. Билет на самолет оплачивал университет, страна в которой мы жили еще была сплошным белым пятном и я решил поехать.

После примерно пятидесятиминутного перелета, во время которого нас успели покормить довольно неплохим завтраком, самолет приземлился на неведомой для меня земле.

Усевшись в видавший виды, встречавший меня автомобиль, я спросил шофера — далеко ли университет?

«Минут 20 езды. Проедем город и сразу же на окраине университетский кампус».

Ну что ж, по крайней мере увижу Умтату — подумал я.

Мы выехали с территории аэропорта и по дороге напоминающий среднерусский районный тракт двинулись в сторону университета, а следовательно и города.

Я разглядывал проплывающие вокруг не слишком привлекательные пейзажи, аборигенов тянущихся вдоль дороги, разваливающиеся и не слишком разваливающиеся строения, редкие деревья.

Машина остановилась на первом светофоре — «Ага, — подумал я — видимо подъезжаем к городу!». Мелькнуло несколько двухэтажных домов, влево и вправо разбежались две — три неширокие улочки и вдруг я увидел впереди серые корпуса, которые безошибочно принадлежали университету.

«А где же город?» — спросил я моего черного Вергилия.

«Так мы проехали его две минуты назад» — ответил тот.

Университетский кампус меня буквально потряс — не говоря уже о небольшом рынке прямо у входа в главное здание и о козах пасущихся на чахлой травке между корпусами — сами здания выглядели достаточно экзотично. Выломанные двери, разбитые окна и граффити, росписи, непонятные аббривиации на любой свободной поверхности.