Михаил Чулаки - Борисоглеб
– Платить можно, – сказали Дэн и Дэвид. – Но не тысячу. Тысячу – слишком много. Сотню.
– Тогда мы не согласны, – сказал Борис. – Слишком много хотите за сотню. Тогда мы вам ничего не покажем. Без нас вам не обойтись.
– Мы хотим учиться, – вежливо, но упрямо повторили Дэн и Дэвид, – и готовы платить. Но можем и обойтись. Мы наденем трико, нас сошьют – и мы сами начнем ходить, как вы, и учиться по своему опыту.
Борис и Глеб пытались упираться, хотя уже поняли, что все козыри на руках у настойчивых гостей.
– Вы не научитесь всему, потому что вы ненастоящие.
– А нам всего не нужно. Для кино мы научимся достаточно. Чтобы сыграть.
Мышка решила вмешаться. В меру своего разумения.
– Мальчики, спросите, будут они чего-нибудь есть? Салат. Селедочку я сделала с сельдереем. Или сразу чай с пирогом?
– Да ну что ты, Мышка! – При американцах можно: они не понимают. – Что ты, Мышка! Мы о деле говорим! При чем тут чай?
– О деле очень хорошо – за столом.
И она стала ставить тарелки, жестами приглашая гостей не стесняться.
– О, йес! – сказали Дэн и Дэвид. – Хотьим есть! – по-русски.
И захохотали.
– Несколько слов, чтобы вживаться в роль, – добавили они уже по-английски.
Действительно, совместная еда невольно сближала. Правда, Борис и Глеб не хотели, а выдавали свои секреты: как держат ложки и вилки сильными наружными руками, как подсаливают и приперчивают щупальцами.
Щупальцами они даже щеголяли нарочно, чтобы незванные артисты ни на минуту не забывали, как далеко им до неподдельных сиамских близнецов.
Ну а разговор пошел дружелюбнее.
– Нас послала фирма, – не извинялись, но объясняли Дэн и Дэвид. – «Фокс» платит за все. Платил бы «Фокс» тысячу долларов в час, мы были бы рады. Но нам выдано сто долларов на представительство. По курсу это много. Туристы рассказывают, у вас можно за десять долларов хорошо пообедать вдвоем в ресторане. Мы можем вас угостить в ресторане или купить что-нибудь. Кроссовки «рибок». Вот и все. А за идею вам заплатили много. И наше ознакомление входит в плату за идею. Мы сами только начинаем в кино. Когда сыграем столько ролей, сколько Чак Норрис, будем миллионерами, будем вам платить от себя. А сейчас мы не можем.
Борис и Глеб поверили: эти двое действительно не могут платить. Они даже почувствовали с Дэном и Дэвидом какую-то солидарность – как близнецы с близнецами. Но тем большую злобу испытывали они к хитрому «Фоксу»: решил отделаться пятнадцатью тысячами, да еще выступает в роли благодетеля – как же, платит за идею! А сам загребет на фильме миллионы. И вранье, что не подошел сценарий: просто за полный сценарий пришлось бы заплатить дороже, чем за идею. А сами там состряпают какую-нибудь чушь.
И машина уже запущена, не остановить – идея продана, идея уже у «Фокса». Что-то Борис и Глеб сделали не так. Мистер Лив не смог их ограбить, а «Фокс» – сумел. Мистер Лив хотя бы сулил поездку по Америке, а с пятнадцатью тысячами они могут спокойно оставаться дома. Или съездят один раз, и кончен бал.
А самое ужасное: идея исчерпана. Сценариев может быть много с сиамскими близнецами, а идея-то одна, второй не будет.
Дэну и Дэвиду нравилось все: и салат, и селедка с сельдереем, и пирог.
Мышка подкладывала так заботливо, что Борис и Глеб смотрели почти с ревностью.
– Кушайте! Разве в гостинице накормят домашним.
Это переводить не требовалось.
– Плохо то, что зрителям и правда плевать, правильно ли показать подробности, – сказал Борис по-русски. – Кто заметит, если он щупальцем почешет затылок? Рукой внутренней.
– Мы заметим. Мышка. Ленка, может быть.
Дэн и Дэвид, не отрываясь от пирога, следили за диалогом братьев. Наверное, так много они по-русски не понимали, но старались вникнуть.
– Мы решили, – сказал Борис уже по-английски. – Давайте сто долларов, а в ресторан водить не нужно. Мама накормит лучше.
– Мы не жадные, – сказал Глеб. – Другие отправили бы вас… назад. – Он не умел выразить по-английски все многообразие значений глагола «отправлять». – А мы не такие, мы научим…
– «Отправлять» или «посылать» – чтобы по-русски?
И после чая они стали показывать. Решившись, они взялись за учительство очень старательно, наивно надеясь,что если не сами они, то хотя бы Дэн и Дэвид донесут до зрителей все трудности сиамского быта.
До сих пор они никогда никого не учили, и это оказалось очень увлекательным делом. Возвышающим в собственных глазах! Ведь они знают и умеют многое, о чем и не подозревали эти зеленые близнецы.
Как наползать на кровать спинами. Как поворачиваться на месте, когда один топчется, а другой обходит по дуге. Как раздеваться и одеваться – это вообще целый балет!
Дэн и Дэвид то и дело восклицали:
– О, вандефул!.. май гаш!..
Борис и Глеб чувствовали себя почти как родители, обучающие своих несмышленых деток ходить, мыться, пользоваться уборной.
– А еще – танцевать! – вспомнил под конец Глеб. – Давай покажем им, как нам танцевать! Мышка, заведи музыку!
Они танцевали с Мышкой, топтались с нею, загораживая ее собой как ширмой, и с трудом удерживаясь, чтобы не задрать ей юбку, как они делали, когда танцевали в первый раз с Леночкой.
– Тугэзер! – закричали Дэн и Дэвид, и прижимаясь бедрами брат к брату, затанцевали, образовав вторую ширму, отгородив Мышку и с другой стороны.
Они же еще не были сшиты – но удерживались бедро к бедру, бок к боку, и танцевали при этом гораздо быстрее, чем Борис и Глеб, танцевали в такт, извиваясь ставшим двойным, но по-одиночному гибким телом.
Мышка повернулась к ним, задорно задрав мордочку, положила руки на внешние плечи.
Да, смотреть на этих самозванцев зрителям будет приятнее, чем на толстых запыхавшихся настоящих сиамцев. Никому не нужна подлинность – нужна красивость…
– Хватит, научили, – прохрипел Глеб и выдернул шнур магнитофона.
– Вандефул! – восклицали Дэн и Дэвид.
– Изумительно! – повторяла Мышка.
Прощаясь Дэн и Дэвид полезли в свою сумку.
– У нас еще есть подарок на память. Для вас от нас. Не от «Фокса», от нас лично. – Они достали плоскую бутылку. – «Белая лошадь». Лучшее виски. Выпьете в какой-нибудь праздник.
Красивая бутылка сама собой означала праздник. Захотелось ее откупорить сразу же. Наши бутылки всегда воплощали для Бориса и Глеба взрослость – но и опасность. А под такой праздничной глянцевой этикеткой не могло быть опасности – только взрослость. Взрослость без опасности.
– Спасибо, – сказала за них Мышка. – Большое спасибо. Выпьем за совершеннолетие мальчиков.
Не хочет распить сразу!..
Сто долларов Дэн и Дэвид оставили на столе. После их ухода Борис и Глеб вместе с Мышкой принялись рассматривать их так же жадно, как этикетку «Белой лошади».
Обещанных «Фоксом» тысяч они пока еще не видели, а эта сотня была живучая, первая, которую они держали в руках. Сто тысяч по сегодняшнему курсу. Близнецы почувствовали себя сильными, защищенными. Даже если вдруг Мышка ничего не заработает, отец зажмет алименты – у них есть свои сто тысяч.
Знал бы отец, что они начнут так зарабатывать, наверное, и не бросил бы их с Мышкой. Но теперь он им не нужен. Теперь он был бы здесь лишним: ведь если бы отец не исчез вовремя, Мышка не могла бы приходить к ним ночью, не было бы сейчас у них втроем восхитительной тайны!
Если бы вдруг отец явился теперь – они бы его не пустили на порог.
Очень захотелось, чтобы он явился – и можно было бы не пустить его на порог!..
Не в силах сдержаться, чтобы дать выход восторгу, они обняли Мышку в неурочное время…
– Что вы, мальчики… посуда не мыта… – лепетала Мышка.
Восторг излился – и настроение резко переломилось. На память стали приходить потери.
Дэн и Дэвид слишком многое унесли с собой. Унесли часть жизни Бориса и Глеба. Унесли их манеру ложиться и вставать, посадку, походку. Унесли их мечту о дальних странах, о съемках, о славе. Унесли их образ, в конце концов, присвоили его себе, чтобы явить миру нераздельных близнецов Д-Д – так странно сросшихся, но все равно изящных, обаятельных, киногеничных… А Борис и Глеб Кашкаровы останутся безвестными прототипами – толстыми, неуклюжими, неподвижными.
У них был шанс превратить свое уродство если не в достоинство, то в уникальное свойство, которому станет удивляться весь мир. Был шанс, но они отдали его расторопным сценаристам из «Фокса», смазливым актерам и кому там еще? Продюсерам?
Отдали уникальное свойство, а уродство – уродство оставили себе.
– Интересно, а постельная сцена у них в сценарии есть? – предположил Глеб. – Приведут близнечих и зададут жару. Нас они показать не попросили, как мы это делаем. Сами хотят догадаться.
– Они, наверное, думают, что мы и не делаем, – отозвался Борис с невольной обидой.
– Что ж нам было – хвастать?
– Пускай показывают, как хотят. Все равно все наврут. А им и поверят.
