Пелам Вудхаус - Парни в гетрах. Яйца, бобы и лепешки. Немного чьих-то чувств. Сливовый пирог (сборник)

Сэр Мортимер закричал:

— И я! И я! Ну конечно, это чучело! Весь вечер швыряется кошками. Одной по затылку, другой — в глаз. Дайте мне трость, да, ту, с набалдашником слоновой кости. Сойдет и хлыст.

— Постой, Мортимер, не спеши, — сказала его супруга. — Это буйнопомешанный. Лучше с ним управится Биглзвейд, у него есть кочерга.

Остается рассказать (сказал Трутень), что в 2.15 ночи мрачный человек без галстука дохромал до станции, расположенной в шести милях от поместья. В 3.47 он отбыл в Лондон на поезде, развозящем молоко. У него были разбитое сердце и натертые ноги, в сердце же томилось отвращение к животным, которое вы только что видели. Всякому понятно, что с этой поры встретить Фредди для кошки — не к добру.

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Удачливый Стиффем

Клуб «Трутни» был битком набит. Прошел слух, что Мартышка ставит выпивку, а такой человек всегда может рассчитывать на одобрение собравшихся. Трутни буквально толкались, и воздух дрожал от криков, которые издают сильные мужчины, видя, что их коктейль вот-вот прольется.

Выпив третью порцию, два Трутня отделились от толпы и направились в пустую курилку. Оба были в визитках и в гетрах, с гарденией в петлице, ибо, как почти все, пришли со свадьбы Адольфуса Стиффема и Джеральдины Спеттисбери.

Какое-то время наши Трутни сидели и молчали, поскольку, еще до коктейлей, угощались шампанским, которым новобрачные были обязаны лорду Уивелскому, отцу невесты. Наконец первый Трутень заговорил:

— Пуффи Проссер надулся как флюс.

— Кто?

— Пуффи Проссер.

— Как плюс?

— Флюс. Дело в том, что Мартышка поил нас за его счет. Они поспорили на 100 против 8, что Адольфус не женится на Джеральдине. Как только священник спросил: «Согласен ли ты, А.?» — Мартышка начал собирать деньги.

— И Пуффи надулся?

— Естественно. Он играл наверняка. Тогда казалось, что у Стиффи нет никаких шансов. Посуди сам: кроме сотни-другой, не больше, он получал жалованье от старого Уивелскома, а потом и того лишился. Как-то утром старикан, гуляя по тисовой аллее, застал своего секретаря в те самые мгновения, когда тот целовал его дочь, и дал ему ногой под зад. Рекорд для средних графов, 11 футов 2 дюйма. Потом он оттащил дочь домой, запер в спальне, вручил Стиффи чек вместо предупреждения и сообщил, что если он, то есть Стиффи, будет через десять минут ближе от замка, чем 1 миля, он, то есть Уивелском, спустит на него собак. Ничего странного, что Пуффи был уверен в выигрыше.

— Что же случилось?

— Никто не знает.

— О нет! — произнес молодой, свежий голос.

Покинув человека, уподобившегося фонтану, в курилку вошел еще один Трутень.

— Я знаю, — продолжал он. — Мне рассказывал сам Стиффи. Вот уж, поистине, главное — удача! Если бы не она, С. никогда бы не разбогател в Нью-Йорке.

— Он и не разбогател, — возразил первый Трутень.

— Ты ошибаешься.

— Почему? В Нью-Йорке Стиффи не был. Когда-то он посетил Лё Тукэ и поклялся, что в жизни не ступит на корабль. Насколько мне известно, в Нью-Йорк по суше не попадешь. Следовательно, твоя гипотеза неверна.

— Ничего подобного, — мягко заметил Трутень. — Меньше чем через неделю после прискорбного случая Стиффи отбыл именно в Нью-Йорк. Ради любви и не то сделаешь. Джеральдина позвонила ему в клуб и велела ехать в Америку, чтобы разбогатеть. Он и поехал.

Там недели через две он познакомился с очень приятным субъектом. Правда, глаза у того были слишком близко друг к другу, и слова он цедил углом рта, но все же был настолько приличен, что С. пошел с ним туда, где примерно такие же субъекты играли в кости.

Что именно делали они с костями, Стиффи так и не понял. И все же, когда один субъект собрался сделать ход, а другие бились об заклад, что ничего не выпадет, в С. взыграла кровь. Десять долларов, думал он, не такая большая сумма, а вечер провести надо. Словом, он присоединился к пари и тут же обнаружил, что субъект имеет в виду 10 000.

Адольфус честно сказал мне, что момент был нелегкий. Отступать было поздно, и он ждал, ясно понимая, что спасти его может только удача Стиффемов.

Естественно, она не подкачала. Через полминуты субъект уже расплачивался. Получив 10 000, Стиффи решил снова попытать счастья. Словом, спустя примерно час, он оказался на открытом пространстве с тридцатью тысячами в кармане.

Он был рад, и я его не виню. Теперь он мог явиться к старому Уивелскому на верблюде, груженном золотом и драгоценными камнями. Как тут не обрадоваться!

Наутро он отнес деньги в банк и решил отпраздновать свою удачу.

Должно быть, вам известно, что если Стиффи празднует, он празднует. Где именно он побывал, сказать не могу, он и сам не помнит. По-видимому, он с кем-то связался, поскольку смутно ощущает, что его окружали друзья. Они ходили по разным местам. Четко он помнит только то, что проснулся в задней комнатушке какого-то кабачка, а были при нем марка за пять центов, два шарика, три пробки и погремушка.

Свидетельства хорошо проведенного вечера его позабавили. Он надул шарики, погремел погремушкой, после чего решил, что лучше взять денег на расходы и отправился в банк.

Представьте себе его чувства, когда он увидел, что банк закрыт. Вот — он, вот — дверь, закрытая, как устрица. Наконец он припомнил, что в Нью-Йорке банки то и дело прогорают.

Постояв немного в полном отчаянии, он потрусил в отель, а там, еще в вестибюле, сел в кресло, чтобы все обдумать.

Сомнений не было. Жениться на дочери Уивелскома он не сможет. Замысел, можно считать, рухнул. Какое-то время Стиффем это оплакивал.

Внезапно его осенила мысль, от которой стало полегче: если нельзя жениться на дочери, он напишет все как есть отцу.

Понимаете, Стиффи долго мечтал выложить графу правду, иначе говоря, сообщить, что он (С.) о нем (У.) думает. Пока оставался хоть какой-то шанс, это было невозможно. Теперь ему терять нечего. Он сунул руку в карман, проверяя, там ли марка. Да, она не исчезла. Тогда он сел к столу и взял перо.

Не знаю, доводилось ли вам читать инвективы, созданные нашим героем. Мне пришлось. Я был с ним, когда он писал четырехстраничный ответ Пуффи, который отказался одолжить ему десятку. Поверьте, истинный шедевр, ни одной скучной строки. Я горд, что могу назвать автора своим другом.

По его словам, на сей раз он превзошел себя. Листок за листком покрывался палящими мыслями. Стиффи не забыл ни манер злосчастного графа, ни лица, ни галстуков, ни брюк, ни нравственных правил, ни манеры есть суп, обсасывая усы, — словом, ничего. Прыщу на кончике носа он посвятил целых шесть строк. Потом, надписав адрес, он наклеил марку (5 центов) и сам опустил письмо в почтовый ящик, стоявший около закутка, где сидит портье или управляющий.

Воспользовавшись случаем, С. решил, что пришло время поделиться своей бедой.

— Э-хм, — сказал он.

— Да, сэр? — откликнулся управляющий.

— Вот что, мой друг, — продолжал Стиффи, — знаете этот номер, ну, с ванной? Я там живу.

— Конечно, знаю, сэр.

— Сколько за него берете?

— Шесть долларов в день.

— Что ж, ничего не выйдет. У меня нет ни гроша.

Управляющий не обрадовался.

— Ни гроша, — повторил С. — Банк прогорел.

— Какой именно банк?

— Такой-то.

Управляющий удивился:

— Не слышал. Мы сами им пользуемся.

— Вы с женой и детками?

— Нет, наш отель.

— Мне очень жаль, — печально сказал Стиффи, ибо полюбил их от всей души. — Но факт — это факт. Я только что оттуда. Он заперт.

— Вы думали, что он открыт по воскресеньям? — осведомился управляющий.

— По чему?

— По воскресеньям.

— А сегодня воскресенье?

— Да.

— Куда же делась суббота?

— Была и прошла. Неплохой был денек.

Так Стиффи понял, что за тем, за сем проспал целые сутки. Кроме того, он понял, заметно при этом побледнев, что написал и отослал правдивое письмо графу.

Да, ничего не поделаешь. Он (Стиффи) написал ему (графу) такое письмо, после которого надеяться не на что, даже если у тебя куча денег и ты их отдашь потенциальному тестю. Сами видите, как все плохо.

Надо было думать побыстрее, к чему он и приступил. Сначала ничего не получалось, потом в мозгу что-то щелкнуло.

— Дорогой друг, — обратился он к управляющему.

— Да, сэр?

— Если послать письмо в Англию, когда оно дойдет?

— Смотря, когда вы его послали.

— Только что бросил в ящик.

Управляющий посмотрел расписание пароходов:

— Его возьмет «Сенатор Дж. Фрейлингазен Боттс». Отплывает во вторник.

— Как и я, — заметил Стиффи.

Теперь все было ясно. Он достаточно долго служил у лорда У., чтобы знать, как приходят письма в его замок. Почтальон бросает их в ящик у входа, а Гаскойн, дворецкий, вынимает и кладет в утренней столовой рядом с приборами, чтобы каждый, явившись к завтраку, прочитал свое.