Павел Антипов - Дипломная работа

— Боб Иванович, не хочу я этого вашего Нового года. Он у меня за всю жизнь уже в печёнках сидит.

— Марс Марсович, не упрямьтесь. Зайдёте ко мне, посидим, поговорим, диетической пищи покушаем, президента послушаем.

— Нет, Боб Иванович, у меня депрессия, хочу встретить Новый год в постели.

— Голубчик, нельзя же так!

— А как можно?

— Приходите, увидите.

— Уговорили, — нехотя согласился Марс Марсович.

В новогоднюю ночь исполнились все желания. Выпало много снега, люди стали добрее, умерли все диктаторы, президент почему-то не выступил по телевидению, дешёвый газ продолжал течь рекой…

Боб Иванович и Марс Марсович пили шампанское, ели диетическую пищу и радовались, что никто в следующем году не будет сочинять про их личную жизнь.

Калиласка, покиньте вагоны

Если вы часто ездите в минском метро, то вам наверняка встречалась старенькая бабушка в тёплом пуховом платке независимо от времени года. Она всегда внимательно слушает, как объявляют станции, и выходит только на «Институте Культуры» или на «Востоке». На улицу бабушка не торопится вовсе, а дожидается поезда в обратном направлении и садится на него. Если бы вы проследили за ней в течение дня, то решили бы, что она просто-напросто забавляется, катаясь от конечной до конечной. Всё бы этим и объяснилось, если бы бабушку не звали Данута Казимировна Калиласка.

А ведь когда-то давно она приехала в Минск навестить свою внучку Анечку. Аня жила недалеко от станции «Могилёвская» и привычно объяснила бабушке, как добираться:

— Идёшь в метро, бабуль, потом пересаживаешься на другую линию и прямиком до «Могилёвской» доедешь.

— А как понять, что нужно пересаживаться?

— Ой, ба, ну, тебе там скажут. Это просто.

А кто скажет? Об этом Анечка бабушке не сообщила.

Первый день в Минске Данута Казимировна могла бы запомнить навсегда, если бы смогла понять, когда он закончился. Вот вошла она в метро. Осторожно спустилась по ступенькам на станцию и прислушалась. А ничего хорошего не слышно. Только гудение настораживающее. Глянула испуганная бабушка в чёрный тоннель — и почудилось ей, что темнота вглядывается в неё. Смутный страх породил табун мурашек, пробежавших вниз по спине и скрывшихся где-то в пятках. Тем временем гудение переросло в гул, который становился всё сильнее и сильнее. Вот уже из дыры повеяло могильным холодом, а через мгновенье из темноты с грохотом выскочил поезд. Двери открылись прямо перед оторопевшей старушкой, и, как загипнотизированная, она зашла в вагон. Села и сидит ни жива, ни мертва. Уже и думать забыла, что кто-то ей скажет про то, где пересаживаться нужно. А этот кто-то и говорит:

— Асцярожна: дзверы зачыняюцца. Наступны прыпынак — «Iнстытут Культуры».

Быстро набирая ход, поезд отправлялся прямиком в преисподнюю. За окнами Дануте Казимировна мерещились чёрные скелеты. А рядом с ней сидели люди, обречённые на смерть. Они глядели перед собой ничего не видящими глазами, и бабушке Калиласке стало понятно, что это конец. Больше не увидит она света белого, внучку Анечку, Минска-столицы. За минуту старушка вспомнила всю свою жизнь, мысленно попрощалась с родными и близкими и уже собиралась было отойти в мир иной, как вдруг поезд остановился и приятный пожилой голос сообщил:

— Канцавая станцыя «Iнстытут Культуры». Поезд далей не iдзе. Калиласка, пакiньце вагоны.

Ну, Данута Казимировна и вышла. «Стало быть, здесь пересаживаться», — подумала она, и сразу же из другого тоннеля вылетел синий состав. Как ни боязно бабушке было, а всё-таки другого способа добраться до «Могилёвской» не существовало. Вот и пришлось ей побороть свой страх и снова сесть в поезд. Размышляя о жизни и смерти, доехала Калиласка до «Востока», где ей снова сказали, что нужно покинуть вагоны. «Нет, стало быть, здесь пересаживаться», — решила бабушка. Пересела. Ехала. Боялась. Покидала вагоны. Опять пересаживалась. «Стало быть, здесь», — думала. Глядела в пустые и равнодушные глаза пассажиров. Рассматривала рекламы и пересаживалась. Сочувствовала сиротам и помогала в постройке храма. Слушала глас свыше и…

До сих пор ездит бабушка Калиласка и всё надеется, что голос скажет:

— Канцавая станцыя «Магiлёўская». Поезд далей не iдзе. Данута Казіміраўна Каліласка, пакiньце вагоны.

Немига

Студёною зимой, то есть весной, которая в здешних местах бывает ещё студёней, чем зима, месяца марта в 3-й день в год 6575…

Ага, фантастика, думаете? Надеетесь, что я вам про будущее напишу, про ядерную зиму и всё такое? А нет, это я вам по старому стилю сказал. А по-новому тот год будет 1067 от рождества Христова. Так что, сами видите, рассказ про минулое. Но тогда тоже интересно было, не менее забавно, чем в будущем и настоящем. Люди по земле ходили, друг друга убивали, города сжигали — всё, как и теперь. Вот, например, взять хоть Всеслава, тот, что сын Брячислава. Сидел себе Всеслав во своём Полоцке, княжил, так сказать. Но что-то не сиделось ему в этом Полоцке. Скучно, может, стало княжить, или от зимы хандра какая напала — этого мы не знаем, но вот только взял Всеслав, поднял свою полоцкую рать и пошёл занял Новгород. Людей, наверняка, угробил при этом тучу, но развлёкся зато: активной геополитикой позанимался.

А в это время в Киеве княжили Ярославичи: Изяслав, Святослав и Всеволод. Те тоже были не прочь геополитикой побаловаться, ну и, собрав воинов, пошли пару городов разорить. Идут себе идут, день идут, два, неделю. А мороз сильный, задубели князья. Вдруг смотрят — город на реке стоит. «Так-так-так, где наши карты, братья? Ага, река Менига по-нашему зовётся, значится город — Менизск, отлично. Давайте-ка его разорим». А жители тем временем, не будь дураки, затворились в городе. Фу, думают, пронесло. Но не тут-то было: братья всё равно город взяли, перебили всех мужей, а жён и детей захватили в плен. Ну и, значит, в Киев драпать поскорей. Тут мы и добрались до того момента, с которого история начиналась. Словом, месяца марта в 3-й день выходят братья Ярославичи из города к реке, которую они называют Менига; глядь — что такое? Стоит Всеслав на другом берегу, да не один, а с ратью своей.

— Ты откудова стоишь тут на Мениге у города, стало быть, Менизска? Ведь ты ж в Новгороде должон быть?

— Никому я ничего не должон. Скучаю я на одном месте сидючи. Кстати, как вы это город назвали? Река-то зовётся Немига, а город Немизск. Что-то вы перепутали.

— Ничего мы не путали, гляди, вот карты, вот тебе кириллицей написано: Менига, ну и город, соответственно, Менизск.

— Ишь вы, какие собачьи слова говорите. Сказано вам: река Немига, город Немизск, засуньте вы свои карты пониже кольчуги.

— Это как это пониже кольчуги?

— А вот так это!

Ну, поссорились князья, с кем не бывает. Из-за названия города повздорили. И был снег велик, и пошли друг на друга князья. И была сеча жестокая, и многие пали в ней, и одолели Изяслав, Святослав, Всеволод, Всеслав же бежал. Оттуда и помнит человечество название Менизск. То есть, конечно, оно уже не помнит, что Менизск, потому как сложно было выговорить это название в самом городе, который по настоящему назывался, что уж греха таить, Немизск. А потому люди стали потихоньку переделывать новое название. Сначала город стал Менезск, потом Менеск, следом и вовсе Менск, а теперь и совсем до Минска упростили.

Ну а что Всеслав-то? Он после поражения вообще вне себя был. «Я буду не я, — говорит, — если историческую справедливость не восстановлю». И подсылал он в Менизск шпионов, которые переучивали население называть реку не Менигой, а Немигой. Без малого тысячу лет с тех пор люди спорили о названии реки, пока один умный человек, наш современник, не догадался закопать её под землю: нет реки — нет названия, нет споров.

Но, честно говоря, не такое уж это место — Немига — где бы люди не спорили. Спорили тут постоянно, ежегодно и ежедневно. Такая уж тут зона — геопатогенная. Вот, например, в конце XX века известен любопытный спор. Строили тогда уже вторую линию Минского метрополитена, произвели раскопки на месте давней битвы Всеслава с Ярославичами, скелетики все перезахоронили, мечи в музей краеведческий отдали. Короче, место для будущей станции расчистили и выкопали яму. Приходят в яму два чиновника. Один, кстати сказать, родился в Полоцке, а второй в Киеве, но жили они оба в Минске и входили в одну комиссию по выбору названий для станций метро.

Вот Кондрат Карлович, который из Киева и говорит:

— О, какая большая яма. О, какая здесь будет красивая станция метро. У, здесь поезда будут носиться с бешеной скоростью, с такой же, как у самолета МиГа. Давай, Павел Петрович, назовём станцию «Имени самолета МиГа».

— Дурак ты, Кондрат Карлович, какого ещё МиГа? Народ нас не поймет. Нет, не будем мы её так называть.