Майкл Толкин - Игрок
– Как отвечать на этот вопрос?
– Говорите правду. Вы большая шишка. У вас нет времени вмешиваться в то, что вы не в силах изменить. Не пытайтесь устанавливать дружеские отношения, Гриффин. Это моя работа.
– Я правильно понимаю, вы встретите их у себя в кабинете и проведете сюда?
– Правильно. И я поведу их хорошей дорогой, через задний вход. До встречи. – Он повесил трубку.
Гриффин прошел в туалет, вымыл лицо и посмотрел на себя в зеркало. Он примерил несколько фальшивых улыбок и снова вымыл лицо; на этот раз он включил такую горячую воду, что руки покраснели. Он подумал о Ларри Леви, о том, как кормил его шоколадным тортом, и перестал бояться полиции. Он развязал галстук и снова завязал его в тугой узел у самого горла. Сложил пальцы пистолетом, подмигнул зазеркальному Гриффину и выстрелил в него.
Без четверти пять он попросил Джан ни с кем его не соединять. Кнопка на его телефоне несколько раз вспыхивала, пока он примеривался, куда ему лучше сесть. Сначала он сел за стол, потом на диван, потом посидел поочередно в двух мягких креслах. Если сесть за стол перед раскрытым сценарием, не будет ли он смотреться слишком занятым, чтобы врать? А если сесть на диван и предложить мягкие кресла полицейским, не покажется ли он надменным человеком, который пытается перехитрить людей ниже его по положению? А если сесть в одно из мягких кресел, Стакелу и одному полицейскому предложить сесть на диван, а второму – в другое мягкое кресло, они будут сидеть слишком близко друг к другу. Ему был нужен барьер, письменный стол или кофейный столик, защищающий его от полицейских. Ему нужно, чтобы они сидели вместе, ниже его, на чем-нибудь мягком.
Джан сообщила, когда они пришли, и провела их в кабинет. Уолтер Стакел представил детективов Пола Делонгпре и Сьюзен Эйвери. Гриффин думал, они будут в форме. Делонгпре было около сорока, у него были усы и густые волосы. Он был похож на бейсболиста. Эйвери была моложе; на ней был светло-серый костюм, под пиджаком угадывалось оружие. У нее были коротко подстриженные светлые волосы. Гриффин удивился, насколько она не скрывала своей профессии в манере одеваться. Она была копом. Гриффин пожал руки обоим полицейским, а Джан спросила, что они будут пить. Никто ничего не хотел. Джан закрыла дверь, жестом пожелав удачи.
Стакел сел в одно из кресел, Эйвери заняла другое, а Гриффин и Делонгпре оказались рядом на диване. Он был в невыгодном положении, окруженный полицейскими с обеих сторон. Он решил не ждать.
– Сожалею, что не позвонил вам, как только узнал, что Кахане не стало.
Начала Эйвери:
– Почему вы не позвонили?
– Уолтер тоже задал этот вопрос. Хорошо бы, на этот раз у меня нашелся более удачный ответ, но единственное, что могу сказать: я не посчитал, что произошло что-то особенное. Я не видел, чтобы кто-то шел за ним, и ничто не предвещало, что с ним могло что-нибудь случиться. Все было совершенно обыденно.
Теперь была очередь Делонгпре:
– Вы специально отправились туда, чтобы встретиться с ним?
– Его жена сказала, что он пошел смотреть «Похитителей велосипедов». Мне не сиделось на месте, и я решил сходить посмотреть фильм, и если он окажется в кинотеатре, я бы поговорил с ним о работе, которую собирался ему предложить.
Гриффин знал, что Джун Меркатор не была женой Кахане, но полицейские не поправили его, а значит, его рассказ был убедителен, как коврик индейцев навахо с намеренно допущенной ошибкой в узоре, чтобы нарушить симметрию, которая считалась уделом богов. Если он так мало знал о человеке, с чего ему его убивать?
– Вы встретились в кинотеатре, – сказала Эйвери, – потом пошли в японский бар, выпили, потом он ушел раньше вас. Почему вы не ушли вместе?
– Он сказал, что торопится домой.
– Почему вы остались в баре?
– Вам не сказали о песне? Он спел песню из «Голдфингера» на японском. Это потрясающе интересное место, и мне захотелось узнать его получше. Можно было бы использовать для съемок.
– Это то, что вы с ним обсуждали?
– Нет, это неожиданно пришло мне в голову.
Эйвери:
– Если сцена в баре была настолько важна, почему вы так быстро ушли?
– Они перестали играть на пианино. И бар превратился в обычное питейное заведение. А я не пью.
– С Кахане вы пили. – Делонгпре.
– В чужой монастырь…
Эйвери:
– Вы не встречались с Кахане в неофициальной обстановке, так?
– Нет.
– Вы когда-нибудь были у него дома?
– Нет.
– Вы знали что-либо о его частной жизни?
– Нет.
– Как вы думаете, он мог быть гомосексуалистом?
– Мы же не дружили. Откуда мне знать?
Эйвери подняла глаза от записей.
– Поступали жалобы от гомосексуалистов в этом районе, что на них нападали.
– Кого-нибудь убили?
– Мы думаем, это может быть связано, – сказала она, и допрос перешел в беседу. Он был в безопасности.
Уолтер Стакел похлопал по ручкам кресла. Гриффин подумал, он тоже играл свою роль.
– Ну что, не будем вас, наверно, больше отвлекать…
Эйвери не спешила подниматься. Гриффин решил ее очаровать.
– Вас что-то беспокоит. Что именно? – спросил он.
– Вы пошли вслед за Кахане на стоянку, после того как он ушел? Вы видели его на стоянке?
– Нет, – сказал Гриффин, – я припарковал машину на улице. И скажу вам честно, после того, что случилось, я никогда не буду ставить машину на стоянку, даже если придется сменить мою машину на более дешевую.
Он старался выглядеть несколько шокированным, как будто не понимал, чего от него хотят. Она встала. Когда Стакел повел детективов к двери, Гриффин сказал:
– Это был обычный вечер. Вот в чем самый кошмар. Потому я, наверно, и не позвонил в полицию. Мне стало страшно, и я просто выбросил газету. Жаль, что я так мало чем могу помочь. Если вы арестуете кого-то и вам понадобится его опознать, можете мне позвонить, вдруг я узнаю кого-нибудь, кого видел в кинотеатре или на улице. Не уверен, смогу ли я установить связь между этим человеком и Кахане, но, может быть, я помогу решить часть ребуса.
Они поблагодарили его и ушли. В коридоре они остановились у фотографии Гленна Форда,[16] и Гриффин закрыл дверь, когда Уолтер начал рассказывать очередную историю.
Сразу постучалась Джан. Он разрешил ей войти.
– Это была не самая лучшая для вас неделя, – сказала она.
– Для Дэвида Кахане она выдалась еще хуже.
– Ну да, и плюс еще открытки, Ларри Леви…
– Может быть, мне слишком долго везло.
– Не говорите так.
– В прежние дни, после того как у вас в кабинете побывала полиция, полагалось выпить виски.
– А теперь?
– Теперь полагается работать.
Она хотела еще поговорить. Он не хотел. Может, она уволится? Что бы такое сделать, чтобы она уволилась?
– Шесть часов, – сказала она, – я ухожу домой. Гриффин сел за стол. Он смотрел в окно, как спешат по домам офисные работники. У некоторых был напряженный день, у их начальников на стенах висят рекламные плакаты десяти фильмов, и на каждом написаны их имена, у них репутация, у них телевизионные шоу, им звонят режиссеры, зарабатывающие миллионы, в поисках хороших сценариев. Другие весь день просидели у молчащих телефонов, читая журналы, потому что их начальники были мелкими игроками, и такие, как Гриффин, поручили им заниматься одним-двумя мелкими проектами. Гриффин знал продюсеров и сценаристов, зарабатывающих сотню тысяч долларов в год, оклад мэра крупного города, которые носятся с никому не интересной идей, но все равно ее поддерживают, потому что для игры нужны игроки. В конце концов сценарий будет написан, сдан, прочтен, отвергнут и отдан в переработку. Обычно студия требовала полностью возместить затраченные суммы, прежде чем позволить другой студии переработать сценарий. Иногда сценарий отдавали за процент. Можно называть это по-разному, но сценарий выставлялся на продажу. Джордж Батлер из организационного отдела студии звонил продюсеру, у которого были права на сценарий со всеми переработками, и сообщал, что он уволен. Секретарша либо получала новое место, либо уходила вместе с продюсером, либо оставалась без работы.
Глава 6
Гриффин проснулся с мыслью о похоронах Дэвида Кахане. Он выбежал из дома за номером «Таймс» и нашел объявление в разделе некрологов. Похороны были в два. Из уважения к Кахане он попытался вспомнить убийство, но картина, которую он воскресил в памяти, была слишком опрятной и механистической, чтобы достигнуть желаемого – вызвать связь между именем в некрологе и тем, как это имя туда попало. На похороны он хотел пойти лишь для того, чтобы увидеть Джун Меркатор. Ему показалось, он ей понравился, когда они говорили по телефону впервые. Она несколько раз приходила ему на ум, и теперь ему было любопытно увидеть, какая она. Кахане не был знаменитым, но производил впечатление человека, которому достался густоволосый, длиннорукий и широколицый подарок – женщина, способная заглянуть в глаза и ошеломить своим колдовством. Его свободное владение японским и новый автомобиль наводили на мысль, что если он равнодушен к Голливуду – а разве Джун Меркатор не равнодушна к Голливуду? – значит, у нее должны быть иные, отличные от голливудских, мерки успеха, и, может быть, она не станет сразу улыбаться, как это делают жены неудачников, – а сколько он встречал таких на просмотрах и вечеринках, вечно все обо всем знающих, не смущенных присутствием звезд и богатым антуражем? – может быть, вначале она будет молчаливой и покажется даже замкнутой, пока не решит, что вечеринка заслуживает ее внимания, и тогда блеснет остроумием, как в тот раз по телефону. В смысле – в первый раз; во второй-то раз она была мрачной и печальной. Естественно, у нее были на то причины. Ее любовник был зверски убит.
