Майкл Толкин - Игрок
Леви стал подниматься, и Гриффин знаком попросил его не вставать. На нем был темно-синий костюм, слишком теплый для дневного времени, но с утра было прохладно. Он был высоким и подтянутым, как человек, работающий с личным тренером. Гриффин, имевший фунтов двадцать лишнего веса, смотрел на него с завистью. Но Леви явно не повезло с носом: тот был слишком мал для его лица, хотя и довольно правильным сам по себе. В сочетании с густыми темными бровями и редкими волосами он придавал ему не то мрачный, не то глупый вид.
– Знаете, вам не придется носить костюмы, когда вы начнете работать на студии. Левисону нравятся спортивные пиджаки. – Хорошее начало.
– Я сдам их на хранение на склад, пока студию не приобретет какая-нибудь нефтяная компания и они не захотят обновить имидж руководящих работников.
– Это последние новости? Нас собирается купить «Мобил»?
– Кто знает. Иногда я думаю, не вернуться ли в коммерческий отдел. После слияния производство всегда страдает, а коммерция остается коммерцией.
– Я забыл, что вы пришли из бизнеса, – сказал Гриффин с долей удивления, давая понять, что хорошие люди не приходят в кинопроизводство из бизнеса или если приходят, то их немного и клеймо это не смыть. – Но, – сказал он, – вы там работали недолго. – Это был выпад. Гриффин взял инициативу в свои руки.
– Не больше часа, – сказал Леви. – Когда я работал на «Уорнер Бразерс», я постоянно заключал контракты на сценарии, которых никогда не читал. Через какое-то время до меня дошло, что все эти авторы, о которых я по большей части никогда не слышал и по сценариям которых ничего не снимали, получали от семидесяти до трехсот тысяч за сценарий. Сценарии поступали, и я выписывал чек, а потом оформлял заказ другому автору на переделку. Когда наконец студия снимала фильм, оказывалось, что сценарий куплен у другой студии, потому что руку к нему приложил Сидни Поллак[14] или Чеви Чейз.[15] Поэтому через год я начал читать сценарии. Я читал каждый сценарий, на который заключался контракт, каждый переписанный сценарий и каждый вариант сценария. И после того как я прочитал триста сценариев, в буквальном смысле триста, я сказал, что уйду, если меня не переведут в производственный отдел. Меня не перевели, и я ушел. Я поступил на студию «Юнайтид Артисте». Меня любили, мне нравилась моя работа, у меня было много друзей и хорошая репутация, и мне везло. По трем сценариям, которые я курировал, сняли фильмы. Съемки одного из них стоили девять миллионов, а он принес тридцать пять миллионов, и Левисон сделал предложение, от которого я не мог отказаться. Такова моя история.
– И теперь вы нацелились на руководство студией.
– Я слышал, Левисон дал понять на двух студиях, что он к их услугам за приемлемую цену. Если он уйдет… – Леви развел руками. Жест означал «Я готов».
Подошел официант, принять заказ. Леви заказал салат, а Гриффин, намазывая масло на булочку, заказал маленькую пиццу. Он был рад, что не стал заранее готовить стратегию разговора, потому что выбрал бы такую же тактику и такой же тривиальный заказ, как Леви. Теперь он был спокоен, в то время как Леви нервничал, что он заказал только салат, не решившись на булочку или блюдо из макарон. Наверное, Леви когда-то прочитал книгу о том, как вести себя на деловых обедах, но, очевидно, пропустил главу о том, как полагается смотреть в глаза человеку, сидящему за столом напротив, и что не полагается таращиться на его углеводы. Гриффин знал, что продемонстрировал уверенность в себе, заказав больше еды, чем Леви. Это было небольшое сражение, и он одержал в нем победу.
– А вам никогда не хотелось уйти с работы? – спросил Леви, наблюдая, как Гриффин намазывает маслом еще одну булочку.
– Мне нравится то, чем я занимаюсь.
Все остальное время они говорили о кинозвездах и режиссерах. Леви нравилось сплетничать, Гриффин ему не препятствовал. Тот быстро съел свой салат и отказался от предложенного Гриффином кусочка пиццы.
Гриффин даже откликнулся на предложение официанта и заказал десерт – кусок шоколадного торта. Он предложил Леви попробовать.
– Нет, спасибо.
– Вы уверены, что не хотите?
Леви махнул рукой, отбросив всю запланированную тактику, и согласился. Гриффин скормил ему торт со своей вилки.
Когда Гриффин вернулся на студию, Джан встала и прошла за ним в кабинет.
– В чем дело? – спросил Гриффин.
– Вам звонили из полиции Пасадены, снова заходил Уолтер Стакел, и Силия сказала, что они также звонили Левисону.
Джан рекомендовала Силию на работу, и та всегда все ей рассказывала.
– Она только вам об этом рассказала или всем остальным тоже? – Лучше бы Гриффин сказал что-то вроде: «Вы не знаете, с чем это связано?» Он решил упредить события и сказал: – Похоже, я был последним, кто видел человека, которого убили. Автора. Однажды он излагал мне свою идею сценария.
– Какой ужас. Вы его хорошо знали?
– Практически не знал.
– Не беспокойтесь из-за Силии. И не глупите. Нет ничего зазорного – быть свидетелем.
– Я не был свидетелем. Я ничего не видел.
– Я хотела сказать, нет ничего зазорного – быть последним, кто видел человека живым.
– Проблема в том, что излишнее внимание может навредить. Мне и без этого уделяют много внимания. Я сказал Уолтеру, что видел этого человека после фильма. Это все. Соедините меня с Левисоном. Лучше я поговорю с ним до того, как позвоню в полицию.
Джан сняла трубку телефона у него на столе и связалась с Силией по внутренней связи.
– Привет, он у себя? Это Гриффин.
Через секунду она протянула ему трубку. Левисон хотел его видеть немедленно.
Он вышел из кабинета и пошел по коридору, с каждым шагом все больше злясь на полицию Пасадены и на Уолтера Стакела. Ему хотелось накричать на них, узнать, почему они еще не догадались позвонить его матери и классному руководителю. Силия сказала, чтобы он сразу проходил в кабинет.
Левисон встал из-за стола, закрыл за Гриффином дверь и пригласил его сесть на диван. На планшетном листе была нарисована кривая, разбитая на три отрезка. Под третьим отрезком было написано: «Чудовище умирает дважды». Это была разбивка сюжета на действия. Заметив, что планшет привлек внимание Гриффина, Левисон оторвал лист.
– Итак, что все это значит? – сказал Левисон. – Вы знали этого человека? Мы давали ему какую-нибудь работу?
– Я хотел ему кое-что предложить.
– Впервые о нем слышу.
– Иногда я даю людям шанс.
– Вам его кто-нибудь рекомендовал?
– Почему все так разволновались?
– Почему вы не сказали, что встречались с ним, когда узнали, что он мертв?
– Потому что я встречался с ним, и только. Потому что у меня полно других забот и я не хочу еще больше раскачивать лодку.
– Хотите сказать, вам нужно защищать фланги, готовясь к приходу Леви?
– Хочу сказать, моя работа и без того достаточно сложна, чтобы еще и привлекать ненужное внимание. Если бы я подумал об этом хорошенько, я бы понял, что огласки не избежать и что надо было все рассказать, как только я узнал, что он мертв.
– Я ваш друг. Забудьте про босса. Когда у вас проблемы, надо звонить другу.
– У меня проблемы?
– Разумеется нет. Вы ведь его не убивали.
– И что мне теперь делать?
– Пусть этим займется Уолтер Стакел. Мы не хотим, чтобы ваше имя попало в газеты, а он знает, как улаживать подобные дела. После того как копы поговорят с вами, он даст им контрамарки на закрытый просмотр, где они будут сидеть за Мишель Пфайффер, и все уладится.
Гриффину понравилось, как повернулся разговор – от гнева к действию. Левисон поднялся, давая понять, что встреча окончена.
Выходя из кабинета Левисона, Гриффин почувствовал родство с ним. Ему захотелось пригласить Левисона с женой на ужин. Он представил, как он моет салатные листья, а Левисон стучится в дверь с бутылкой хорошего вина в руке. Они проведут вечер втроем, он даже не станет приглашать подругу. Им будет хорошо и спокойно. А если они выпьют лишнего и не захотят ехать домой, он оставит их на ночь в гостевой комнате. Он приготовит им завтрак, или лучше он спустится вниз, а они уже будут готовить яичницу. «Насколько же действительно плохи мои дела?» – подумал он.
Позвонил Уолтер Стакел, сказать, что в пять к нему придут двое из полиции Пасадены.
– Не говорите много, – сказал он. – Они набили руку на такого рода беседах, но им не часто приходится встречать молодых богатых студийных начальников. Они могут попытаться запутать вас, но если что-то и заподозрят, то только то, что вы что-то видели, но не хотите им помогать, поскольку считаете себя слишком большой шишкой. Они также могут подумать, что это связано с гомосексуализмом, что убийство было совершено на гомосексуальной почве. Может, он приставал к какому-то парню или какой-то парень пристал к нему. Так что они могут задать несколько вопросов в этом ключе. Вы ничего не знаете о его личной жизни? У них не должно возникнуть никаких подозрений, за исключением того, что вы встречались с ним, но не позвонили в полицию, когда узнали, что он был убит.
