Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Это было ранней осенью 1944 года. Наш брат Андрей вернулся с фронта, уже слегка поправился, и теперь работал на МТФ, вы об этом уже знаете, я писал выше. Андрей приехал на обед, сидел в хате и ел борщ. Я слонялся по двору, ища себе занятие, и вдруг вижу, на крыше сарая Лавровых сидит голубь, затем он с соседней крыши перелетел на крышу нашей хаты. Голубей в нашей округе вообще не было, откуда взялся этот дикий голубь неизвестно, но зато всем известно, что он принёс дурную весть. Мама была во дворе, увидела голубя и с обречённым видом произнесла: «Это, наверное, что-то случилось с батькой или с Алёшей». Я стремглав бросился в хату к Андрею. Тот вышел, посмотрел на голубя и дал команду: «Голубя не трогать», а сам, прихрамывая, пошёл к Кошевому Якову Ефимовичу за ружьём. Андрей, вернулся с ружьём, увидел голубя на нашей крыше и прямо с улицы выстрелил в него. Эта наглая птица, от неожиданности подпрыгнула, взмахнула крыльями и перелетела на крышу нашего сарая. Андрей, пригнувшись, похромал за ним, а как же, охота, надо соблюдать все правила. Подошёл к погребу и оттуда, метров с десяти, дал выстрел. Наглая птица спокойно взлетела, как будто стреляли не по ней, и перелетела на крышу сарайчика Мазепы, это недалеко от нашего сарайчика. Брат пошёл туда, я за братом. Смотрю, Андрей, лег грудью на крышу этого небольшого строения, навел ствол на голубя, получилось, что ствол ружья едва не касается самой дичи. Я всё это вижу и думаю, ну все, конец тебе вражья птица, промахнуться там просто было невозможно. Грянул выстрел, и я своим глазам не поверил, голубь как ни в чём не бывало, подпрыгнул и полетел на крышу Мазепы. Ходит по крыше и что-то сам себе говорит. Андрей, шкандыляет по мазеповскому двору, на ходу перезаряжая ружьё, а на его пути стоит Иван Мазепа, семнадцатилетний парень, ну тот, который конюх. Иван, видя, что у Андрея с голубем ничего не получается, взял палку и сказал моему брату: «Подожди, я с ним сейчас сам разберусь». Размахивается палкой, бросает, и попадает в птицу. Голубь вместе с палкой, или наоборот, летят через крышу в наш огород. Мы все толпой туда, убедиться в свершившейся каре над злодеем. В бурьяне лежит палка, а рядом с ней окровавленный голубь. Мазепа взял труп птицы, приподнял его над головой и торжественно сказал: «Я его убил, значит, мой отец, вернётся с войны живым и невредимым». Не верите? Так и случилось, Григорий Мазепа, отец Ивана Мазепы, вернулся с войны, живым и невредимым. А наши семьи, на крышах которых сидела роковая птица, получили похоронки, Лаврова Груня на мужа, а наша семья на Алёшу. Вот теперь думайте, верить или не верить хуторским приметам, а против факта не попрёшь, как говорится против лома нет приёма. Конечно, это могло быть простым совпадением, но как говорится, факт остаётся фактом. Но из всей этой истории, на мой взгляд, остался один не ясный вопрос. А именно, почему Андрей не поразил выстрелом голубя? Стрелять брат умел, я это точно знаю, но ведь с метрового расстояния не попал. Что это? Какое-то наваждение или действительно это была роковая птица, и её может убить только тот, кому это предназначено. После этого случая в нашей семье была гнетущая атмосфера, взрослые старались найти причину неудачной «охоты» Андрея, перебрали все варианты, но так объяснения и ни нашли. А вот ещё случай из той же оперы. Хотя я уже об этом писал, но ещё напомню. Помните, я писал, что осенью 1944 года, в окно нашей хаты билась птичка, не стучала клювом, а именно билась. Делала она это, в основном, грудкой, а ещё и клювом, и коготками, да так сильно, я думал, что она может разбиться. И как результат, через неделю или две, похоронка на Алёшу. Нет, нет, эту птичку мы убивать и не собирались, какая-то она была маленькая и невзрачная, а как показывает результат, её надо было грохнуть.
Кстати говоря, роковые птицы отличаются от остальных птиц тем, что у них нет ярко выраженной породы и окрас перьев примерно одинаков. Они, какие-то невзрачные, тёмно-серые. Вот и думай после этого, птицы невзрачные, а горе людям приносят.
ИНФОРМАЦИОННЫЙ ВАКУУМ. ПРОРЫВ
Это было летом 1943 года, когда красная армия, прогнали немцев с наших мест. Стояла тёплая летняя погода, немцев прогнали, и надо было налаживать сельское хозяйство. Но как налаживать? Лошадей нет, быков нет, а озимые сеять надо. Обходились, как могли, копались в хозяйстве и ждали новостей с фронта. А откуда им взяться: радио нет, телефона нет, газет тоже нет, письма с фронта приходят очень редко, да и что в письме можно написать, жив, здоров, вот и всё. Людям нужна была хоть какая-то информация, а её не было. По хутору начали ползти всякие слухи, о том, что наши войска снова начали отступать, а ещё о конце света, что он вот-вот наступит. Людей брал страх, у многих дети, что с ними будет, а опровергнуть эти слухи просто некому. С районным селом Ипатово связь практически прервана, так как добраться туда не на чем. Правда, рядом село Бурукшун. Ну а что Бурукшун? Такой же «темный» посёлок, как и наш хутор. В хуторе создалась гнетущая обстановка, что делать никто не знал.
И вот, в это самое тоскливое время, к нашему двору подъехала бедарка, в ней сидели два молодых солдата, один из них в руках держал гармонь. Я в это время сидел у хаты на призьбе. Они у меня спросили: «Здесь живут Чухлеб?» Я подтвердил кивком головы. Мама была во дворе, услышала шум голосов и вышла на улицу. Она их тут же допросила: кто такие, по какому делу приехали и почему именно к нам. Маму можно понять, время военное, осторожность, прежде всего, хоть они и в военной форме, но кто их знает, может какие шпионы. Один из парней, сказал: «Я Николай Савинов, вместе с вашим сыном Андреем воевал, мы с ним были в одном отделении. Только вот меня ранило, и я был направлен в госпиталь, а Андрей пошёл с ротой дальше на запад. После лечения меня отпустили домой на поправку, а это мой товарищ, он тоже после госпиталя дома поправляется. Знаете, в военное время в госпитале кормят очень плохо, так вот таких солдат, как мы, отправляют по домам. А как поправимся — снова на фронт». Мама, как услышала про сына, сразу гостей пригласила в хату. Парни медленно вылезли из кузова бедки, Савинов держался за бок, а его товарищ шел хромая, опираясь на палочку. Зашли в хату, мама, что было из еды, быстренько поставила на стол, сама села напротив парней и начала у Николая спрашивать о нашем Андрее. Такая редчайшая весть для нашего хутора быстро облетела весь посёлок. К нашей хате потянулись люди с обеих улиц, через несколько минут хата была полна народа, кто не поместился в хату, у тех головы торчали в окнах. Начали приезжих расспрашивать, как дела на фронте, что делается в стране, живой ли Сталин и многое другое. Женщины просили рассказать правду, а то тут ходят всякие нехорошие слухи, только нас пугают, говорят, что Сталина шпионы убили, что наши войска снова отступают, что в наших местах попрятались шпионы, и что скоро настанет конец света.
В основном, рассказывал Николай Савинов: «Вот то, что я вам сейчас скажу, истинная правда, из госпиталя я всего три дня и поэтому новости можно считать свежими. О Фронте. Там наши войска громят фашистов на всех направлениях и о том, что наши отступают, никому не верьте, теперь наши войска будут идти только вперёд на запад, до самой фашисткой Германии. О шпионах, ну сами подумайте, что шпионам делать в наших краях, разве что взорвать вашу конюшню, в которой нет ни одной лошади. Такие слухи доводят меня просто до смешного. Шпионы лезут туда, где есть промышленные предприятия, особенно оборонного значения, а у вас, насколько я знаю, таких нет, значит и говорить о них нечего. А Сталин, Сталин жив и руководит страной. В госпитале я даже слушал его речь по радио, так что там всё в порядке. Так, — сказал Николай, — на какой вопрос я ещё не ответил? Ах, конец света! Знаете, мне скоро двадцать лет, и я каждый год слышу о конце света, но он так и не наступил и не наступит, так что это всё брехня, на этот счёт никого не слушайте, потому что те люди, которые так говорят, вас обманывают с целью своей выгоды».
Пока Николай говорил, женщины ставили на стол всё новые и новые кушанья, каждый, кто приходил, что-нибудь с собой из еды приносил. Принесли и самогонку, без неё никак. Казённой водки у нас давно в магазине не было, поэтому забыли как она и выглядит. Парни пьют, закусывают, изредка отвечают на вопросы. Сидят оба за столом: молодые, красивые, одетые в военную форму, благодаря которой, женщины, сидящие напротив парней, ещё большим доверием прониклись к ним. Молодые женщины, возраста 22–30 лет, по-старушечьи подвязали белые платочки под подбородок, они ещё молодые, но война состарила их. В такое время наряжаться и прихорашиваться было грех. Одна моя мама в хате была старше всех, а ведь ей было только сорок лет, поэтому все собравшиеся в хате, в том числе и гости, её уважительно называли тётя Поля. Когда кончилась официальная часть, начались личные расспросы, вроде таких, как: «Видел ли ты на фронте моего мужа, или сына, или брата, отца?» Женщинам очень хотелось, что бы фронтовики сказали, что они видели их родных, но Николай сказал: «Понимаете, фронт очень велик, он протяженностью на тысячи километров, и потеряться там очень легко, и если я вашего мужа или брата не видел, то я не могу сказать, что видел. Если скажу, что видел, то я просто вас обману, а мне этого делать не хочется. Вот если Андрея тёти Поли на фронте видел, то я так и говорю — знаю земляка, ни один котелок каши вместе съели, ну а если не видел, то извините». Наконец то, хуторяне узнали свежие новости не только о фронте, но и общие по стране. Лица женщин как-то повеселели, они стали более разговорчивые, на лицах появились улыбки, одним словом, информационный вакуум был прорван.
