Том Роб Смит - Колыма
Утомленный и обессилевший, Николай едва не заснул. Встряхнувшись, он сказал себе, что еще не довел дело до конца. Он встал, поправил простыни, взял подушку и направился в спальню дочерей.
Тот же день
Зоя и Елена спали: Лев слышал их ровное и негромкое дыхание. Когда глаза его привыкли к темноте, он осторожно прикрыл за собой дверь. Он не мог потерпеть неудачу в роли отца. Пусть Отдел по расследованию убийств будет ликвидирован, пусть его лишат этой квартиры и привилегий, но он должен найти способ спасти и сохранить свою семью. Сейчас это стало для него самым важным. Он был уверен, что, несмотря на все трудности и разногласия, они еще могут быть счастливы. Лев отказывался представить себе будущее без них. Он знал, что девочки сблизились с Раисой намного больше, чем с ним. И виной тому был не сам факт удочерения, а его прошлое. Как же он был наивен, полагая, что со временем Елена и Зоя начнут относиться к нему по-другому и тот несчастный случай будет казаться менее значительным! Даже наедине с собой он использовал эвфемизм — несчастный случай — применительно к убийству ее родителей. Но гнев Зои ничуть не ослабел со временем, оставаясь столь же ощутимым, как и в тот день, когда их расстреляли. И теперь, вместо того чтобы прятать голову в песок, он должен поговорить с ней откровенно, по душам.
Зоя спала, лежа на боку, лицом к стене. Лев бережно взял ее за плечо и перевернул на спину. Он намеревался осторожно разбудить ее, но она резко села на кровати и отпрянула. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он машинально положил ей на плечо и другую руку, не позволяя отодвинуться от него как можно дальше. Он поступил так из лучших побуждений, ради них обоих. Ему было нужно, чтобы она выслушала его. Стараясь говорить спокойным и размеренным тоном, он прошептал:
— Зоя, нам нужно поговорить, мне и тебе. Это не может ждать. Если я отложу разговор до утра, то потом найду какую-нибудь причину, чтобы перенести его на завтра. А я и так ждал уже целых три года.
Она ничего не ответила и замерла, не шевелясь и не сводя с него настороженного взгляда. А Лев, хотя и просидел на кухне целый час, репетируя речь, вдруг понял, что не знает, с чего начать.
— Ты была в моей спальне. Я нашел нож.
Пожалуй, он начал не с того. Он пришел, чтобы поговорить о собственных недостатках, а не критиковать ее. Лев попытался исправить положение.
— Во-первых, я хочу, чтобы ты поняла одно — я стал другим человеком. Я уже не тот офицер, что приехал в дом твоих родителей. Кроме того, не забывай, я пытался спасти их. У меня ничего не получилось, и я буду помнить об этом до конца дней своих. Я не могу вернуть их, но я могу дать тебе и твоей сестре возможность быть счастливыми. Вот так я понимаю смысл слова «семья». Возможность. Это — шанс не только для тебя с Еленой, но и для меня тоже.
Лев умолк, со страхом ожидая, что сейчас девочка поднимет его на смех. Но она не пошевелилась и не проронила ни слова. Губы ее оставались плотно сжатыми, а тело — напряженным, как натянутая струна.
— Ты не могла бы… попытаться?
Голос ее задрожал, когда она произнесла первое слово:
— Уходи.
— Зоя, не сердись, пожалуйста, и скажи мне, что ты об этом думаешь. Скажи правду. Скажи мне, чего ты от меня хочешь. Скажи, кем мне стать?
— Уходи.
— Нет, Зоя, пожалуйста, ты должна понять, насколько это важно для…
— Уходи.
— Зоя…
Голос ее стал выше и зазвенел. Она готова была сорваться на крик.
— Уходи!
Он отпрянул, ошеломленный. Зоя скулила и подвывала, как раненое животное. Что он опять сделал не так? Не веря своим глазам, он смотрел, как она отвергает его привязанность. А он-то надеялся, что все будет по-другому. Он всего лишь попытался выразить ей свою любовь, а она швырнула ее обратно ему в лицо. Зоя готова была разрушить все, причем не только для него, а для всех. Елена хотела стать частью их семьи. Он знал это. Она держала его за руку, улыбалась и смеялась. Она хотела быть счастливой. Раиса хотела быть счастливой. Они все хотели быть счастливыми. Все, за исключением Зои, которая упорно не желала признавать, что он изменился, по-детски цепляясь за свою ненависть, как за любимую куклу.
Лев вдруг уловил запах. Коснувшись простыней, он заметил, что они влажные. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять: девочка обмочилась. Он встал и отступил на шаг, бормоча:
— Все в порядке. Сейчас я все уберу. Не волнуйся. Это моя вина. Это я во всем виноват.
Зоя трясла головой, по-прежнему не говоря ни слова, прижав ладони к вискам и царапая ногтями лицо. У Льва перехватило дыхание; он никак не ожидал, что его любовь способна вызвать такие страдания.
— Зоя, сейчас я сменю простыни.
Она покачала головой, вцепившись обеими руками в перепачканные простыни, словно они служили ей единственной защитой от него. Проснулась Елена и заплакала.
Лев шагнул было к двери, но тут же вернулся обратно, будучи не в силах уйти и оставить ее в таком состоянии. Но как он мог решить проблему, если сам был ее причиной?
— Я всего лишь хочу любить тебя, Зоя.
Елена переводила взгляд с Зои на Льва и обратно. То, что сестра проснулась, подействовало на Зою; она взяла себя в руки и спокойно обратилась ко Льву:
— Я сама выстираю свои простыни. Сама, понятно? Мне не нужна твоя помощь.
Лев вышел из комнаты, оставив девочку, любовь которой надеялся завоевать, сидеть на мокрых простынях и заливаться слезами.
***
Войдя на кухню, Лев принялся мерить ее шагами. Он был уничтожен и раздавлен случившимся. Убирая бумаги с глаз долой, он забыл прихватить листок из строкоотливного станка Москвина:
«…Эйхе под пытками…»
Вот подходящий символ: напоминание о его прежней карьере, тень от которой легла на всю его жизнь и, похоже, останется с ним навсегда. Реакция Зои в спальне не шла у него из головы, и Лев вынужден был задуматься над тем, что еще минуту назад представлялось ему немыслимым. Его семья может распасться.
Неужели его желание удержать их вместе превратилось в навязчивую идею? Оно заставляло Зою бередить рану, которая не заживет никогда, заражая ее ненавистью и горечью. Разумеется, если она не захочет жить с ним, Елена последует ее примеру. Сестры были неразлучны. В этом случае у него не останется иного выбора, кроме как подыскать им новый дом и семью, которая не будет связана с государственной службой, — не исключено, что и за пределами Москвы, в каком-нибудь небольшом городке, где действия аппарата власти не были столь заметными. Ему с Раисой придется заниматься поисками надежных опекунов, встречаться с будущими родителями и спрашивать себя, сумеют ли те добиться большего, нежели они, и смогут ли они сделать девочек счастливыми, чего не удалось сделать самому Льву.
В дверях появилась Раиса.
— Что случилось?
Она вышла из их спальни. Жена еще не знала о том, что Зоя обмочилась, не знала о состоявшемся у них разговоре и имела в виду Николая, его телефонный звонок и полуночную встречу. Голос у Льва дрожал и срывался от сдерживаемых эмоций.
— Николай был пьян. Я сказал ему, что мы поговорим, когда он протрезвеет.
— И на это ушла целая ночь?
Ну, и чего он ждет? Надо усадить Раису напротив и все ей рассказать.
— Лев? Что случилось?
Он обещал ей, что больше не будет никаких тайн. Тем не менее он не мог признать, что после трехлетних попыток стать настоящим отцом в качестве результата он мог предъявить лишь ненависть Зои. Он не мог признаться, что разбудил девочку среди ночи и принялся лепетать что-то жалкое. Он боялся. Если дойдет до развала семьи, Раисе придется решать, на чью сторону она встанет. И с кем она останется, с девочками или с ним? Все те годы, что он прослужил в МГБ, она ненавидела и презирала и его, и все, что он собой олицетворял. И напротив, она беззаветно полюбила Елену с Зоей. А вот он вызывал в ней сложные чувства. И, принимая решение, она может вспомнить, кем он был раньше. В глубине души он был уверен, что его будущие отношения с Раисой во многом зависят от того, докажет ли он свою состоятельность в роли отца. И поэтому впервые за три года он солгал ей.
— Ничего не случилось. Я испытал шок, увидев Николая вновь. Вот и все.
Раиса кивнула и выглянула в коридор.
— Девочки уже встали?
— Они проснулись, когда я вернулся. Мне очень жаль, что я разбудил их. Я уже извинился перед ними.
Раиса взяла в руки листок бумаги, отпечатанный на строкоотливной машине.
— Лучше спрячь его, пока девочки не сели за стол.
Лев отнес листок в их комнату. Он присел на краешек кровати, глядя, как Раиса выходит из кухни, чтобы позвать сестер к завтраку. Нервничая и с трудом подавляя тошноту, он ждал, что вот сейчас она узнает правду. Ложь дала ему лишь временную отсрочку, и не более того. Она выслушает Зою и поверит ей, когда та объяснит, что на самом деле произошло.
