Алексей Слаповский - День денег
Друзья переглянулись и стали потихоньку продвигаться, озираясь и ища живое. Живое оказалось в кухне, но признаков жизни не подавало. Голова его с нечесаными космами лежала на столе, невообразимо грязном, с пустыми бутылками и стаканами.
– Новый сожитель? – тихо спросил Змей.
Писатель пожал плечами и громко сказал:
– Здравствуйте!
Голова зашевелилась и поднялась.
Они увидели женское опухшее лицо, на щеке четко прорисовался красный след от чайной ложки, на которой оно, лицо, лежало.
Глаза были туманны, но вот в них появился проблеск сознания: она узнала Писателя.
– Ба, кто пришел! – сказала женщина. – Выпить есть?
– Нет.
– А чего же ты пришел?
– Я?.. В гости.
– Кто так в гости ходит, с. е., х. т. в. з., п.!
– А не хватит тебе, Лиля? Ты давно?
Лилия вздохнула и сказала:
– С недельку.
– Надо перестать.
– Учи ученого, е. т. м., к. б.! Закурить хоть дай хотя бы!
Писатель дал ей сигарету.
– Ваньк! – закричала Лилия. – Где Костик?
Ответа не было.
– Ваньк! – грозно повторила Лилия.
Нет ответа.
Лилия взяла стакан и разбила о стену.
– Ваньк!
Подросток явился и встал в двери.
– Где Костик, я спрашиваю!
– Не знаю, – ответил подросток долгожданным басом.
– А Матюша где?
– В школе.
– А Проша где?
– В школе.
– А почему же ты не в школе, е. т. м., с. с.?!
– А потому, что я ее в этом году закончил уже.
– Серьезно? – удивилась Лилия. – Молодец! Это надо отметить!
Подросток на это предложение не отреагировал, ушел.
Писатель, взволнованный, потрясенный, сел против Лилии, не обращая внимания на грязь.
– Лиля, что случилось? – спросил он. – Что с тобой? Ты пьешь, куришь!
– Все в порядке. Я счастлива.
– Но ты же болеешь, тебе лечиться надо!
– Может, и надо, – не стала спорить Лилия. – А деньги где?
– Деньги есть! Вот! – Писатель нетерпеливо протянул руку, и Парфен вложил в нее деньги. – Вот! Три тысячи долларов! И вылечиться можешь, и старшему сыну поможешь в институт поступить, и младших в порядок приведешь. Надо еще? – я принесу еще!
Лилия долго смотрела на деньги.
– Не верит, – сказал Змей.
Она взглянула на него, поднялась, подошла к крану и долго умывала лицо холодной водой. Умылась, утерлась серым полотенцем.
– Откуда это? – спросила.
– Я премию литературную получил. Большую. Я всегда тебе хотел помочь, ты же знаешь.
– Чего ты хотел, я знаю!..
Она села и опять уставилась на деньги.
Потом подняла уже почти трезвое, просветлевшее и похорошевшее лицо (и Змею с Парфеном как-то сразу легче на душе сделалось):
– Я знала, – сказала она. – Я знала, что рано или поздно так и будет. Я рвалась и упиралась – и оказалась на донышке. Я перестала рваться и упираться, и все само собой появилось. Только так в жизни и бывает. Господи! Заново жизнь! Господи!
Она смеялась и плакала.
Тут послышался стук двери, и в кухню вошел молодой человек лет тридцати с бутылками дешевого вина в руках. Но выглядели они в его руках как-то невинно, да и у самого у него вид был невинный: аккуратный, подтянутый, он похож был на пионервожатого (это для тех, кто помнит, что такое пионервожатый, если ж современным языком сказать: на престарелого бойскаута) с неистребимой какой-то детскостью в лице, но затвердевшей при этом в жесткие непреклонные контуры.
– Здравствуйте, – вежливо сказал он голубоватым голосом (каким он у пионервожатых почему-то и бывал), ставя бутылки на стол. – Это тебе, Лилюшонок. Сейчас получше будет. Много не дам, а по чуть-чуть, по чуть-чуть. Да, Лилюнчик? А это что такое?
– Это деньги, Костик.
– Какие деньги?
– Вот он, – Лилия указала на Писателя. – Он мой друг. Он принес мне деньги. Чтобы помочь.
– Конечно, конечно, – сказал бойскаут Костик так, как говорят больному белой горячкой, что чертики, в общем-то, есть, но это ничего, исчезнут.
– Это настоящие деньги. Три тысячи.
– Конечно, конечно, – согласился Костик и повернулся к Писателю.
– За что эти деньги? – четко спросил он.
– Что значит – за что? Просто так.
– Ничего не бывает просто. Чего вы добиваетесь? Хотите у женщины отнять последнюю квартиру? Дадите три тысячи, а скажете, что давали тридцать, и фальшивую расписку покажете? А это кто?
– Мы друзья, – сказал Змей. – И ты зря…
– Я не с тобой разговариваю, – обрезал его Костик. – Итак, зачем вы пришли втроем?
– Мы просто…
– Повторяю: ничего не бывает просто.
– Костик, налей! – послышался голос Лилии, которая опять ослабла.
– Сейчас, Лили. Итак, насколько я понимаю, вразумительного ответа нет? Конечно, вы надеялись застать тут беззащитную одинокую женщину. Но ее есть кому защитить. Убирайте свои бумажки – и убирайтесь!
– Костик, ты что? Это деньги! – вскрикнула Лилия.
– Тебе они нужны, Лиленыш? Бери! Но я – уйду.
Костик взял бутылки и сделал шаг от стола…
– Выбирай, Ли, или эта бумажная грязь – или я!
– Костик, я не смогу без тебя жить! – сказала Лилия, глядя на бутылки. – Останься. А вы проваливайте к е. м., е. в . м., с. п.! – И Лилия схватила деньги и сделала движение, чтобы разорвать их.
Парфен метнулся молнией, выхватил, спрятал в карман.
Змей взял Писателя под локоть.
Тот был настолько ошарашен, что плохо соображал, и позволил себя вывести.
И только на улице у него прорезался голос.
– Ничего не понимаю, – сказал он. – А вы?
– Я тоже, – сказал Парфен, которому было не до умствований, потому что он при виде денег, которые могли погибнуть на его глазах, вдруг вспомнил о тех, основных, оставшихся в квартире Змея.
И этой тревогой он поделился с товарищами.
– В самом деле, – сказал Писатель. – Надо проверить.
И они пошли с Парфеном и отошли уже шагов на двадцать – и увидели, что Змея нет с ними.
Обернулись. Змей стоял с опущенными руками и понурой головой.
– Ты чего?
– Конечно! – сказал Змей. – Деньги для вас важней человека!
– Ты о чем?
– А о том! Теперь – моя очередь.
– Какая очередь?
– Вы меня водили к своим людям, которым хотели денег дать? Теперь – моя очередь.
– Хорошо, – сказал Писатель. – Если это недолго.
– Пешком десять минут.
– Пошли.
Глава семнадцатая
Лотерейщик Н. Ю. Юрьев и алгоритм Фортуны.
Беллетристика. Осмеяние Змея. Тю-тю
Они купили по бутылке пива и пошли, на ходу прикладываясь.
– Ну? – поторопил Парфен задумчивого Змея. – Что у тебя за кандидатура? Что за обездоленный человек?
– Он не то что обездоленный, он скорей псих. Это брат мой троюродный. И его надо вылечить.
– От чего? Не тяни, рассказывай!
И Змей рассказал.
Николай Юрьев был обычный мальчик и учился в школе. Тогда существовал обычай: девочки поздравляли одноклассников с Днем Советской Армии (23 февраля), даря, допустим, открыточку или лотерейку ДОСААФ и книгу «Битва в пути», а мальчики поздравляли одноклассниц с Международным женским днем Восьмое марта, тоже даря открыточку или лотереечку и тоже книгу – например, «Вязание крючком и спицами». Кстати, к Восьмому марта выпускались специальные лотерейные билеты. Досаафовские были дороже (50 коп.) и считались солиднее, потому что на них выпадало несколько автомобильных выигрышей, восьмимартовские стоили тридцать копеек, автомобилей было один-два, зато много всякой мелочи. Впрочем, и те и другие лотереи воспринимались одинаково бесполезными: не было случая не то что в классе, но и в школе, чтобы кто-то что-то выиграл. Не везло как-то.
И вот однажды Николаю поручили купить для семнадцати девочек семнадцать лотерейных билетов. Он купил. С приветливыми шутками, с мальчишескими смущеньями подарки были розданы девочкам, но одна книга и один билет оказались лишними: девочка накануне попала в больницу. Николай, раз уж он был ответственным за мероприятие, взял пакет с подарком домой, чтобы принести его в школу, когда девочка выздоровеет.
Но девочка не выздоровела, умерла.
Через какое-то время Николай, листая от безделья газету «Известия», которую выписывал отец, наткнулся на таблицу розыгрышей восьмимартовской лотереи. Он вспомнил о билете – и вдруг появилось в нем волнение странного предчувствия, которое он запомнил на всю жизнь. Он стал искать билет. Перерыл все, нашел книгу «Вязание крючком и спицами» – а лотереи нет. Он разозлился (хоть был мальчик уравновешенный), стал раскидывать вещи, пинать их ногами. Свитер свой так поддел, что он взлетел на шкаф. Успокоившись и не желая нагоняя от родителей, Николай стал убираться, полез и за свитером и там, на шкафу, в мохнатой пыли, обнаружил билет.
Он бросился к столу и с нарастающим чувством уверенности стал сличать номер.
И – выигрыш!
«Гитара» – было обозначено.
Николай был счастлив. Играть на гитаре он не умел, но главное – выигрыш! Никто в школе никогда не выигрывал, а ему – повезло!
