Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь
— С твоей стороны было бы очень любезно, если бы ты сделала для меня копию стенографической ленты. И следующих заседаний тоже.
— Так и знала.
— Я с тобой никогда не хитрил, Ширли. Сама слышала, что заявил Вуд. На следующие заседания прессу не допустят. Значит, мы будем питаться только их объедками.
— А ты представляешь, чем мне это грозит, Ал?
— Ничем особенным. Никто не узнает…
— Пока не выйдет твоя статья.
— Да я не собираюсь ничего публиковать. Просто хочу узнать продолжение истории. Понять, врет русская или нет. Но и сейчас могу дать голову на отсечение, что тут есть хотя бы доля правды.
— Не забудь, что она актриса. Талантливый актер чем больше врет, тем это звучит убедительней.
— А ты, Ширли, видела много женщин, которые могут рассказать Комиссии, как они провели ночь с дядей Джо? Да еще при этом им удалось вырваться из большевистского рая с паспортом какого-то малого из УСС.
— Гляжу, дамочка тебя сильно заинтересовала.
— Меня заинтересовала ее история. Если даже она и не советский агент, Маккарти со своей шайкой все равно ее размажут по стенке. Им необходимо, чтобы эта русская оказалась шпионкой, иначе было бы незачем и огород городить. Надо во что бы то ни стало ее засадить в кутузку. Не шпионка, так сделают шпионкой! В наше время это привычный фокус. Способ в очередной раз пугнуть благонамеренных граждан и тем себе добавить несколько тысяч голосов. Ну, а если не выйдет, ее просто запихнут в самолет и возвратят в объятия товарища Сталина. После чего женщина пропадет бесследно. Никто так и не узнает, лгала Марина Андреевна Гусеева или нет.
— С каким удовольствием ты произнес ее полное имя!
— Я серьезно, Ширли. Эти гады врут, как дышат. Настоящая чума! Они нанесли нашей стране больше вреда, чем японцы атакой на Пёрл-Харбор. Фиг-то я буду прикрывать их антисемитизм!
— В какой ресторан ты меня пригласишь?
Ответ был ясен заранее. Понятное дело, надо было заказать столик «У Джорджа». Это типичный вашингтонский ресторан — с французской кухней, кучей знаменитостей в зале и дикими ценами. Я предупредил Ширли, что ей придется потерпеть пару дней, пока я добуду монет на обещанное застолье.
Но, конечно, первым делом я заглянул в наш вашингтонский корпункт, чтобы звякнуть в Нью-Йорк, в редакцию. С прошлого года «Нью-Йорк Пост» рулил Джеймс Векслер. Это был мужик весьма амбициозный и опытный, которому удалось поднять тираж, придерживаясь либерального курса. Это, конечно, бесило сенаторов из КРАД. Но более 600 000 экземпляров в день впечатляли. Его правой рукой был Самюэль Вайсберг. Именно ему я был обязан своей работой в газете. Вайсбергу я и доложил о заседании, набросав портрет Марины Гусеевой. А закончил свою речь теми же аргументами, что привел Ширли. Если отдать русскую этим подонкам на растерзание, сенаторское кресло от Калифорнии само упадет Никсону в руки. Он наверняка сыграет на страхе избирателей перед затаившимися «комми», «пятой колонной», которым их банда заразила страну. Если им верить, эти исчадья ада просто кишат в окружении президента Трумэна и в Демократической партии. Но Комиссии все же требуется время от времени представлять доказательства. Тут русская им как нельзя кстати.
И добавил ради объективности:
— В общем, пока довольно туманная история. Черт его знает, может, эти мерзавцы в чем-то и правы и женщина действительно неким образом связана со шпионской группой, укравшей секрет атомной бомбы.
Его ведь действительно выкрали. Прошлым летом Советский Союз провел первое ядерное испытание. Все эксперты сошлись во мнении: русским не удалось бы так быстро создать собственную бомбу, если бы не утечки информации из Лос-Аламоса.
Но Сэма нисколько не подкупила моя «объективность». Возникла пауза где-то на полминуты. Я почтительно ждал, пока он осмыслит мою речь. Наконец он заговорил:
— А я слыхал, у ЦРУ есть данные, что Сталин сам убил свою жену.
— По сути дела, так оно и есть. Если верить этой русской, он, хотя и не убил собственноручно, но довел свою жену до самоубийства. Выходит, он — прямой виновник, так ведь?
— Хм-м… А как ты назвал еврейскую область в Сибири?..
— Вроде Биробиджан.
— Я что-то слышал. Шесть-семь лет назад, во время войны, в Нью-Йорке и Голливуде побывала делегация советских евреев, чтобы добиться открытия второго фронта. Ее возглавлял известный еврейский актер, забыл его фамилию. На пресс-конференциях и митингах он призывал американцев расширять помощь Советскому Союзу. Тогда я писал для «Таймс».
— Значит, не все это выдумки…
— Ах, мой мальчик, толика правды делает ложь более убедительной.
— Но, Сэм, эта женщина не похожа на лгунью.
— Она красивая?
— Ничего.
— Хм-м… Ну, а что ты от меня хочешь?
— Чтобы ты позволил мне докопаться до истины. Для этого потребуется время.
— И все?..
— И еще, чтобы Векслер добился для меня разрешения присутствовать на заседаниях.
Вновь пауза.
— С какой стати Вуду преподносить нам такой подарок?
— Иначе история Гусеевой может все равно получить огласку. Глядишь, его назовут прихвостнем Никсона и Маккарти. На руку ли это Вуду? Ему в ноябре переизбираться, и он заинтересован в умеренном электорате.
Молчание.
— М-м-м… Ну, а если дело не выгорит, тебе будет что предать огласке?
— Найдется. Я уже над этим работаю. Сэм… ты же понимаешь, что эти мерзавцы — законченные антисемиты. Просто шпионы — это хорошо, но если к тому же евреи… Из того, что женщина была вынуждена себя выдавать за еврейку, они сделают самые дикие выводы.
— Поглядим, что скажет Векслер. Звякну тебе завтра утром.
Целый вечер я потратил на то, чтобы разобраться в своих каракулях, которые начиркал во время заседания. Это мне дало повод задуматься. Надо ведь рассмотреть и возможность, что рассказ Гусеевой — чистые враки. Моя работенка научила меня не поддаваться чувствам и все оценивать критически. Ведь какая блестящая идея похвалится, что переспала со Сталиным! Ясно, что женщина, побывавшая в лапах такого чудовища, вызовет сочувствие. Ведь он фактически изнасиловал свою невинную жертву. Или взять поддельный паспорт, сфабрикованный УСС. Оказывается, вот в чем дело: якобы ей дал его некий агент Эпрон, с которым она, как утверждает, близко знакома.
Вывод: мутная история! Очень даже мутная.
Вайсберг попал в точку: толика правды делает ложь более убедительной. А уж Вуд, Кон и вся их компашка это правило выучили назубок. Они ведь сами просто гениальные мистификаторы.
Короче говоря, я твердил себе, что не стоит торопиться с выводами. Женщина захотела рассказать свою историю. Что ей еще оставалось? Профессия репортера меня научила все мотать на ус и ничего не принимать на веру.
Я попытался представить Гусееву в тюремной камере. Мне не довелось посещать вашингтонские тюрьмы, но ведь и в любой несладко. О чем она сейчас думает? Очень ли страдает?
Есть ли у нее друзья или какие-то приятели, которые могут ей помочь? Да и вообще, найдется ли хоть один человек, кто бы о ней беспокоился? Сейчас, когда она уже в кутузке, адвокат бы ей очень даже не помешал. Но Вуд и Маккарти вряд ли будут настаивать, чтобы женщина им обзавелась. Да и, скорее всего, у нее не хватит монет, чтобы оплатить хваткого крючкотвора.
Я все же надеялся, что Сэм и Векслер уговорят Вуда предоставить мне местечко на следующих заседаниях. Если нет, то я уже замыслил одну-две каверзы. Например, копии, которые для меня снимет Ширли, можно отдать адвокату, который, пока не поздно, вмешается в ситуацию. Золотое правило нашей профессии: если тебя гонят в дверь, лезь в окно.
Наконец добравшись до койки, я долго не мог уснуть. Ширли права — мне действительно нравилось произносить полное имя этой женщины: Марина Андреевна Гусеева. Оно прозвучало во мраке будто заклинание. Такие женщины не встречаются на каждом шагу. Глаза такой синевы тем более. Уж это чистая правда!
Эдак часа в два ночи я принял твердое решение теперь всегда называть женщину по имени, Мариной. Поскольку она для меня была уже не просто незнакомка, не просто какая-то «русская»…
День второй
Вашингтон, 23 июня 1950 года
147-е заседание Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности— Привет, Ал!
Звонок раздался в полдевятого.
— Твою русскую начнут снова потрошить сегодня в два. Ты допущен.
— На каких условиях?
— Не публиковать отчета, пока ее не закончат допрашивать. А если Комиссия решит, что огласка полученных сведений представляет угрозу для национальной безопасности, так и вообще не публиковать.
— И Векслер на это пошел? Девять из десяти, что они наложат эмбарго! Это их обычные штучки — когда хотят кому-то заткнуть рот, прикрываются угрозой национальной безопасности.