Люциус Шепард - Новый американский молитвенник
— Это кто, Тереза? Привет, Тереза! — сказала Сью.
Я передал привет и продолжал:
— Владельцы поля для мини-гольфа в Скоттсдейле подарили нам право всю жизнь пользоваться их заведением бесплатно.
— А еще кто-нибудь из соседних городов обращался?
— Да, один парень, владелец аквапарка в Тусоне. И еще пара других.
— И они пришли прямо к тебе?
— Ну да.
— Это же замечательно! — Сью умолкла, и я услышал, как где-то на ее конце провода завыли сигнальные сирены, точно это ее мысли били тревогу. — Я хочу, чтобы ты написал что-нибудь вроде рекомендаций, как для первого издания. Коротенькие заметки, которые мы могли бы вставить между молитвами. Сможешь?
— Разумеется, нет проблем.
— И пришли все мне как можно быстрее, ладно? Ты в планах издательства на следующую осень, но я собираюсь поднажать кое на кого и выпустить твою книгу к Рождеству.
— Думаешь, они пойдут на это?
— На этот раз у меня есть реальные зацепки. Хочу договориться о нескольких интервью с тобой. В Нью-Йорке. А потом турне. Вы с Терезой сможете оставить на некоторое время магазин?
— Вообще-то, конечно… только зимой у нас самый сезон. Сомневаюсь, что Тереза захочет оставить все на Лианну. К бухгалтерии ее подпускать нельзя.
— Ну, тогда, может, на пару недель в начале ноября? Мне бы хотелось, чтобы на интервью вы были вместе.
Я посмотрел на Терезу, которая как раз закладывала новую партию леденцов в автомат.
— Ладно, я поговорю с ней.
— Вардлин? — Голос Сью вдруг стал девчачьим, раньше я никогда у нее такого не слышал.
— Угу?
— А можно мне тоже заказать тебе молитву?
— Для компании?
— Нет, для меня.
— Я никогда еще не писал для человека, которого раньше не видел.
— Это так важно?
— Сам не знаю. Просто мне кажется, что лучше бы знать о тебе побольше, чем сейчас.
— Но по телефону-то ты меня знаешь?
— Да, но это ведь твоя деловая жизнь. А я даже не знаю, как ты выглядишь.
— Может, послать тебе фотографию? А об остальном ты меня спросишь.
Тереза бросила на меня вопросительный взгляд, я жестом показал ей, что уже заканчиваю.
— О чем ты хочешь помолиться? — спросил я у Сью.
Последовало долгое молчание; сирены затихли.
— Я запала на одного парня, а он на меня не реагирует. Конечно, ситуация сейчас не самая удачная, но, я думаю, скоро все изменится. — Я услышал, как она щелкнула зажигалкой, потом продолжала: — Глупо это все.
— Может быть и так, — сказал я. — Но это моя работа, мой бизнес.
— Нет, я не тебя имела в виду, Вардлин. Я про себя. То, чего я хочу, просто нереально.
— Нереально то, что мне предстоит поехать в турне рекламировать книгу. А в том, что ты хочешь зацепить парня, ничего нереального нет.
Предательское шмыгание носом.
— Да меня даже отношения с ним не интересуют. Просто запала на него, и все.
Я пообещал ей, что попробую написать для нее молитву, и она спросила:
— А как насчет компенсации? Я тоже хочу тебе заплатить.
— Мне пора идти помогать Терезе, — сказал я. — Позже что-нибудь придумаем.
— Она что, просила тебя написать ей молитву, чтобы найти бойфренда? — спросила Тереза, когда я повесил трубку.
— Даже не для этого. Просто чтобы потрахаться.
Тереза хмыкнула и вышла в коридор, ведущий к нашей квартире. Она еще не сняла пижамную куртку и теперь стояла перед шкафом в прихожей, выбирая рубашку.
— Сью приглашает нас с тобой в Нью-Йорк в ноябре. Дать пару интервью.
— Она собирается продавать тебя, как шоколадку. — Тереза стряхнула с себя пижаму. — Тебе это надо?
Я зашел сзади и обнял ее, накрыв ее груди ладонями.
— А разве нам не нужны деньги?
— Деньги — это хорошо, но… — Она выскользнула из моих объятий и стянула с вешалки вышитую джинсовую рубаху. — Раньше ты не знал, что на молитвах можно зарабатывать. Зато теперь, когда выяснилось, что новый стиль может приносить неплохой доход, самое время все обдумать.
— Мне нравится сочинять молитвы. Это для меня и есть самое главное. Все остальное постольку-поскольку.
— Сейчас оно, может быть, так и есть, но, если «Молитвенник» раскрутится, все может измениться.
— А может, и не раскрутится, и тогда Сью выкинут с работы, а я кончу свои дни барменом у Нэнси.
Тереза начала застегивать рубашку.
— Ну, будь хорошей девочкой, нам ведь предлагают бесплатную поездку в Нью-Йорк. Ты была в Нью-Йорке? — спросил я. — Я — нет.
— И я тоже нет, но, похоже, придется поехать. — И она хитро улыбнулась. — А то как бы не пришлось делиться своей шоколадкой с другими.
Я снова подкрался к ней сзади, обхватил за талию и ткнулся лицом в шею.
— Вот именно.
Глава 6
Лето выдалось удачным для нового стиля, но не для «Аризонского безумия». Наш бизнес пошел на убыль, и нам туго бы пришлось, если бы не деньги, которые я получал за молитвы, написанные для владельцев автомоек, баров (включая заведение Скотти), забегаловок, массажных салонов, Сью Биллик (которая, судя по присланной фотографии, оказалась симпатичной, хотя и несколько строгой с виду, рыжеволосой женщиной), салонов красоты, магазинов электроники, спиртного, пиццерий, зоомагазинов и других мест. Я строчил по пять-шесть молитв в неделю, пришлось даже отказаться от нескольких приличных предложений. А в июне ко мне обратился Джеффри Мангро, эксцентричный гендиректор сети аптек Юго-Запада, и предложил ежегодную премию за то, что я буду по требованию писать молитвы для использования в рекламных кампаниях (а также, подозреваю, и в тайных корпоративных ритуалах). Мой агент разработал контракт на двадцать пять молитв в год за приличный аванс. О сделке стало известно, отчего «Молитвенник» стал продаваться еще лучше, и вокруг второго издания книги, которое Сью планировала посвятить чуть ли не полностью молитвам бизнесменов, возник ажиотаж. Вот так и вышло, что, когда второе издание «Молитвенника» увидело свет, в него входило более шестидесяти свидетельств от различных предпринимателей. Однако лишь благодаря энергичной поддержке Майкла Куинарда, профессора компаративистики и семиотики из Принстона, моя книга смогла выйти из отведенной ей до этого ниши мотивационной психологии и перекочевать на собственно литературную арену.
В возрасте без малого тридцати лет, опубликовав роман, который очень хвалили, Куинард благодаря своей цветистой манере выражаться и, что называется, «медийности» стал общепризнанным экспертом по вопросам культуры, — разумеется, только тем, которые могли привлечь внимание широкой публики. Он то и дело появлялся на Си-эн-эн и в программах новостей как знаток и серый кардинал, а на Эн-пи-ар у него была своя передача. Именно по радио он и объявил «Новый американский молитвенник» «знаковым достижением, воскрешающим популистскую литературу и свидетельствующим о том, что художественное слово преодолело наконец рамки постмодернизма, соединив прагматическое и фантастическое начала, и это вполне может свидетельствовать о наметившемся культурном сдвиге». Чем выше карабкалась кривая моих продаж, тем более нравоучительными и напыщенными становились его сентенции; он восхвалял «Молитвенник» сначала на Пи-би-эс в компании Чарли Роуза,[12] а потом и в любой программе, которая соглашалась предоставить ему время; в результате даже мелкие книжные магазины начали присылать заказы на книгу и включать ее в свои рекламные каталоги. Быть может, он и впрямь разглядел в ней какие-то достоинства, и все же я видел, что для него «Молитвенник» — это прежде всего та лошадка, на которой он вознамерился покорить самые вершины успеха. Я еще больше укрепился в своем мнении после встречи с ним на одной книжной вечеринке в Нью-Йорке, когда он, вяло пожав мне руку, почтительно беседовал со мной целых две минуты, непрестанно стреляя глазами по сторонам, после чего сбежал, объявив, что ему надо «попасть еще в одно местечко», которое оказалось в тридцати шагах от меня, под боком у одного тележурналиста. Но несмотря на весь его цинизм, частью своих гонораров я обязан именно ему. Его знаменитая полемика с критиком из «Нью-Йорк таймс», который назвал мои молитвы «абсолютно плебейскими… заурядными стишками, маскирующимися под простоту, словно какой-нибудь завсегдатай бара в Гринвич-Виллидж, притворяющийся строительным рабочим», привела к тому, что мною заинтересовалась программа «Шестьдесят минут», а «Молитвенник» был впоследствии номинирован на книгу года. Куинард обозвал критика из «Таймс» «растленным умом, облаченным в обрывки савана литературной элитарности» и защищал мое творение, требуя «пересмотра критических стандартов и, следовательно, создания новой критики».
Лучшим событием того лета стала утрата любых сомнений насчет того, что происходило между мной и Терезой. Я понял, что любовь существует сама по себе, как огонь, которому все равно, для чего его зажгли. И хотя в городе меня признали и даже в какой-то степени полюбили, я все равно предпочитал проводить время с Терезой вдвоем — днями мы, как две диковинные птицы, жались в углу курятника под названием Першинг, а по ночам уезжали в пустыню или в какой-нибудь городишко вблизи мексиканской границы, где оттягивались по полной, прежде чем возвратиться на свой мирный насест. Ощущение было такое, словно мы всю жизнь только и делали, что готовились быть вместе. При свете солнца мы работали ради совместного блага, прислушиваясь друг к другу, а вечерами устраивали вечеринку, на которой, кроме нас, не было других гостей. Может, мы и не были безупречной парой, зато наша небезупречность была взаимной. Были у нас и размолвки, но только раз мы поругались по-настоящему, и произошло это в начале сентября, около полуночи, в кафе «Эль-Норте» в Ногалесе.