Алексей Никитин - Маджонг

— Какой Тейлор? — заинтересовался Зеленый Фирштейн.

— Ну, какой. Тот самый.

— А-а.

— Нет, подожди, какой все-таки Тейлор? — не отпускал Барселону Старик Качалов.

— Тебе не все равно какой? Какой-то сказал. В каждом виде деятельности есть свой Тейлор, и он обязательно что-то сказал. В экономике есть, в технике, а в политике — просто толпы Тейлоров бродят, и в естественных науках наверняка какие-нибудь были.

— Есть ряды Тейлора, — подтвердил Зеленый Фирштейн. — Кстати, их использовали задолго до Тейлора.

— Есть гламурные персонажи Тейлор Лотнер и Тейлор Свифт, — пополнила коллекцию Сонечка. — И Элизабет Тейлор, конечно.

— Хватит, прошу вас, — взмолился Толстый Барселона. — К черту Тейлоров.

— Сам начал, — хмыкнул Старик Качалов. — Я хотел уточнить, может быть, это был Эдуард Бернетт Тейлор, автор эволюционной теории развития культуры. Он доказывал, что парламент, моногамия, капитализм, моральные принципы и унитаз придуманы, чтобы сделать жизнь лучше и приятней. Это если коротко.

— Капитализм и моральные принципы у него через запятую? — переспросил Толстый Барселона. — А как же «звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас»? Впрочем, ладно, не объясняй. Если этот Тейлор ставит моральные принципы и капитализм в один ряд, то лучше мне о нем и дальше ничего не знать.

— Чем тебе капитализм не подходит? Что, коммунизм моральнее?

— Нет. Коммунизм лживее. Капитализм отвратителен, а коммунизм противоестественен. А впрочем, они оба противоестественны, — подумав, добавил Толстый Барселона. — Только каждый по-своему.

— Я всегда знал, что анархист в тебе никуда не делся, — довольно улыбнулся Старик Качалов.

— Анархисты бывшими не бывают, — строго заметил Зеленый Фирштейн, который сам анархистом никогда не был.

— Еще как бывают, — вздохнул Толстый Барселона. — Чей ход?

— Они бывают бывшими в употреблении, — засмеялась Сонечка. — Ход твой, конечно, радость наша.

Глава четвертая

Пивной барон

Сходство дотов с монетами заставляет поверить, что большинство дотов связано с деньгами и бизнесом.

— Вы что, хотите об этом писать? — удивленно переспросила Женю пресс-секретарь Чаблова. Она представилась Марией Антонов ной.

— А что? По-моему, очень интересно. Разве нет?

— Конечно, — тут же согласилась пресс-секретарь Мария Антоновна. — Это страшно интересно, но… скорее для отраслевых журналов.

Если судить по голосу, Марии Антоновне было около восемнадцати. И она совсем не понимала, что интересного в технологиях пивоварения.

— Я уверен, что Чаблов расскажет о них так, что наших читателей невозможно будет за уши оттащить от статьи. Журнал пойдет нарасхват и люди в длинных очередях станут ночами записываться в очереди, чтобы ее прочитать.

— Да, конечно, — растерянно протянула пресс-секретарь. — Но Петро Тодосьевич так занят. Я даже не знаю, когда он сможет найти для вас время.

— А вы его спросите, — посоветовал Женя, — и узнаете. Денег мы с вас не возьмем, хоть это самая настоящая скрытая реклама. Но встречаться я готов только с Чабловым. Главный инженер, директор. — это все не то. Только Чаблов.

— Ну, не знаю, — растерянно вздохнула Мария Антоновна.

Через пятнадцать минут она позвонила Жене:

— Петро Тодосьевич сегодня не может с вами встретиться.

— Это плохо, — расстроился Женя.

— Только завтра утром. Не раньше. Завтра в девять.

— Ну что ж, придется потерпеть до завтра, — с притворной досадой отозвался Женя. Он рассчитывал, что встречи с Чабловым придется добиваться не меньше недели, даже предупредил об этом Рудокопову, а тут такая покладистость.

— Но есть одно условие. Обязательное. Вы будете говорить не только о технологиях. У Петра Тодосьевича есть важные идеи и концепции, которые он хотел бы донести до. — тут она замялась и, подбирая слово, замолчала.

— До народа? — подсказал ей Женя.

— Ну… В общем, да.

— Разумеется, — ухмыльнулся Женя, — донесем. Для того и встречаемся. До свиданья, Мария Антоновна.

«А зовут ее как дочку городничего, — подумал Женя, положив трубку. — Чтоб в таком возрасте попасть к Чаблову в пресс-секретари, без отца-городничего, пожалуй, не обойтись».

Дочка городничего оказалась невысокой и довольно милой шатенкой с ясно-голубыми глазами. И еще у нее была длинная коса, которая заканчивалась пушистой кисточкой. Время от времени она перебрасывала ее то справа налево, то наоборот — слева направо. И конечно, ей было больше восемнадцати, на глаз — лет двадцать пять, но голос остался почти детским.

— Очень хорошо, что вы не опоздали, — она посмотрела на часы, потом на Женю. Часы показывали без десяти девять, а Женя как-то чересчур жизнерадостно улыбался. — Петро Тодосьевич сейчас занят, но к девяти освободится и примет вас вовремя. Беседа рассчитана на час. Что вы так улыбаетесь?

— Настроение хорошее.

— Вы подготовились к разговору? — она вздернула подбородок. — Петро Тодосьевич не любит, когда журналисты не понимают, о чем спрашивают. И еще больше не любит, когда они не понимают, что им отвечают.

— Еще как подготовился — два дня без перерыва пил пиво «Пуща». И что важно, — Женя подошел к дочке городничего и шепнул ей на ухо, — ни с чем его не смешивал.

Мария Антоновна сперва возмутилась, потом рассмеялась, щеки ее немедленно вспыхнули, обещая живое продолжение приятной беседы, но тут открылась дверь кабинета Чаблова, и оттуда вывалился толстенный усатый дядька с внешностью международного журналиста Бовина. Дядька был в вышиванке, в отливающем сталью серо-зеленом костюме и с небольшим золотым трезубцем в петличке. Следом за дядькой вышел Чаблов. Они еще обменивались какими-то словами вроде: «Ну, бувай, Петро!», «Как только будут готовы документы, сразу же позвони!» и прочими обязательными для деловых людей знаками внимания, но Чаблов уже пристально и с нехорошим прищуром разглядывал Женю. Дочка городничего Мария Антоновна немедленно превратилась в пресс-секретаря, существо неодушевленного пола, и хотя потом все время была с ними, Женя тут же почувствовал, что остался с Чабловым один на один.

Президенту «Пущи» было что-то около семидесяти, но выглядел он на крепкие пятьдесят: короткий седой ежик, несильный, но свежий загар, неожиданно мягкие складки возле губ. Состоятельного человека разглядеть в нем было несложно, но угадать в этом пухлощеком дедушке одного из самых жестких бойцов на пивном рынке страны смог бы не каждый.

«Зато на коллекционера он не просто похож, — вдруг понял Женя. — Типичный собиратель старины. Не перепутаешь».

У главного пивовара страны накопился изрядный опыт общения с журналистами. Сначала он подарил Жене фирменную футболку «Пуща» и кепку «Пуща Золотая», потом собственной рукой налил в высокий бокал пиво «Puscha Lager» и собственной же рукой придвинул этот бокал к Жене, а бутылку поставил неподалеку. Потом он положил перед Женей пресс-релиз, отражавший успехи ЗАО «Пуща» в первом полугодии. Абзац, посвященный новым технологиям, был выделен желтым.

— Давайте немного поговорим о вас, — предложил Женя, отложив релиз в сторону. Он не собирался терять время на обсуждение технологий.

— Отлично, — тут же согласился с ним Чаблов. Было заметно, что ему эта тема близка и интересна.

— Чем вы занимаетесь в свободное время?

— В свободное? Воюю. Вот, смотри, — он быстро пересек кабинет, отодвинул ширму, прикрывавшую неглубокую нишу в стене, и включил свет. В нише висела большая рельефная карта Украины. Карта была утыкана флажками, в основном красными, синими и фиолетовыми. От скоплений флажков в разные стороны расходились стрелы войсковых ударов и контрударов. Под каждой стрелкой шли колонки цифр.

«Войну он, что ли, реконструирует?» — удивился Женя, подойдя к карте, но тут же понял, в чем дело. Флажки на карте обозначали предприятия и офисы Чаблова и его основных конкурентов: «Sun Interbrew», BBH и «Оболонь»; цифры возле стрелок — объемы продаж и поступления из регионов.

— Вот это мы, — Чаблов накрыл правой рукой скопление синих флажков на северо-западе страны. — Отсюда на нас наступает «Sun Interbrew», — другая его рука угрожающе поползла к центру, — а отсюда… подержи, — Женя с готовностью положил ладонь на позиции индийско-бельгийского захватчика на юге, — отсюда давит ВВН. Держи ВВН.

Женя положил другую руку на скопление фиолетовых флажков. Теперь он стоял почти прижавшись к карте и сам себе напоминал не вовремя вынутого из воды краба. Со стороны это, должно быть, выглядело забавно, но Чаблов, похоже, никакого комизма не замечал.