Алексей Никитин - Маджонг
— Какого князя?
— Какого-какого… — передразнила его Рудокопова. — Не скажу.
— Что, и это неважно? — вспылил Женя.
— Да нет, это как раз важно, но я пока не знаю. Не знаю даже, князя ли. Это сейчас уточняют. В их представлении все русские, путешествовавшие по Европе до революции, были князьями.
— Но ты купила эти бумаги?
— Конечно, купила. Они стоили копейки. В них действительно, по большей части, разные деловые и хозяйственные письма. Вернее, черновики этих писем, а черновики обычно не подписывают. Распоряжения, наброски дорожных заметок.
— И вот это, — Женя еще раз перелистал снимки рукописи.
— Да, и это. Когда я покупала папку, даже не думала, что в ней может быть что-то похожее.
— Здорово! Правда здорово. Но при чем тут я?
— Подожди. Я только подхожу к самому интересному. После аукциона, когда мы оформляли покупку, я узнала от устроителей, что моя папка — это остатки большого архива «русского князя». Они около года назад попытались продать архив целиком, но покупателя не нашлось, и архив сняли с торгов. Тогда они распродали его по частям. Представляешь?
— И о покупателях ничего не известно?
— Не совсем, — ухмыльнулась Рудокопова. — Кое-что известно.
— Что значит «кое-что»?
— Я знаю, кто они и откуда. Я знаю, как на них выйти.
— Ну-у… — протянул Женя и развел руками. — Они же могут.
— Не надо мне объяснять, что они могут. Они могут не больше, чем я. А я могу больше, чем они.
— Почему?
— Потому что я знаю о них, а они не знают обо мне, — терпеливо повторила Рудокопова. — Они и друг о друге ничего не знают. Я спрашивала. Никто из них до меня другими покупателями не интересовался.
— Но со временем они все узнают.
— Может быть. Если захотят, если смогут и если успеют. Наша задача — купить их части архива до того, как они решат это сделать сами.
— А если мы уже опоздали?
— Никогда не начинай с худших вариантов. Худшее от нас и так никуда не денется.
— С этим-то я согласен.
— Ну, вот и отлично. Так что, идешь ко мне на работу?
— Кем? Кем ты предлагаешь мне работать? Архивариусом?
— Тебя интересует должность? Звание? Запись в трудовой книжке? Можешь остаться обозревателем, если хочешь. А лучше — разведчиком. Будешь разведчиком третьей категории. Согласен?
— Смешно, — ухмыльнулся Женя. — А почему третьей?
— Чтоб было куда расти. Добудешь одну часть архива — повышу в звании. Со всеми вытекающими. Добудешь вторую часть — повышу еще раз.
— То есть частей всего три?
— Четыре. Четвертая у меня, но меня искать не надо.
— Ну, хорошо. А первая у кого? То есть с кого начинать будем?
— Начнем с Чаблова.
— Теперь понятно, почему ты о нем вспоминала.
— Он приобрел рукопись не сам — через посредников. Поэтому вычислить его оказалось сложнее, чем остальных.
— Ясно. Хотя нет. Здесь, по законам жанра, я должен попросить время на размышления.
— Ага. А я должна сказать, что времени нет. Можешь считать, что законы жанра соблюдены.
— Хорошо это у тебя получается, — засмеялся Женя, — днем ты спросила, нет ли у меня свободного часа. А теперь мы обсуждаем запись в моей трудовой книжке.
— Ну, ладно, — неожиданно согласилась Рудокопова. — Подумай, и в самом деле, до завтра. Я уверена, что серьезных причин отказываться у тебя нет, но и ты должен в этом убедиться. Тем более что платить я буду тебе в месяц столько, сколько ты сейчас зарабатываешь за год.
— А откуда ты знаешь, сколько я зарабатываю?
— Тоже мне секрет. Все вы зарабатываете одинаково. Плюс-минус пять сотен.
— А, ну если так считать, то конечно, — тут же согласился Женя. — Только мне, пожалуйста, плюс пять сотен, а не минус.
Они договорились встретиться на следующий день.
* * *«Даже если это не Гоголь, — ну как это может быть Гоголь? — все равно история завязывается любопытная», — решил Женя утром следующего дня.
Вернувшись накануне от Рудокоповой, он отправил по электронной почте небольшое письмо в редакцию. В нем Женя сообщал, что ему срочно нужен отпуск. На две недели, по семейным обстоятельствам.
«А там будет видно. Либо Бэмби сама поймет, что ее рукопись — никакой не Гоголь, либо из всего этого получится что-то очень интересное».
Женя назвал Рудокопову Бэмби в честь оленя, вытатуированного у нее на пояснице. Татуировщик немного не рассчитал, и рога оленя были похожи на лосиные. Впрочем, возможно, Женя чего-то просто не успел разглядеть.
Наверняка он не все разглядел, не все уловил, да и рассказала ему Рудокопова, конечно, не все. Она так и не объяснила, например, почему предложила заняться поисками недостающих частей рукописи ему, а не нашла кого-нибудь более подходящего для этой работы, хотя бы в Институте литературы.
«Допустим, Бэмби — это я, — рассуждал Женя, положив перед собой страничку с текстом. — Я Бэмби, и у меня есть несколько страниц неизвестной рукописи Гоголя. Не просто неизвестной рукописи — «Мертвых душ»! То есть я так думаю, что это Гоголь, хотя и не уверена до конца. Покажу я его академику Гоголеведову? Или профессору Ласло Гоголаку? Они же профессионалы и гоголевский текст распознают мгновенно. Казалось бы, с них и нужно начинать. Или нет? Конечно, нет! Им-то как раз я текст не покажу. Ни за что не покажу! Для них найти и изучить новую страницу Гоголя — мечта всей жизни. Они ж с ума сойдут, увидев это. Они же начнут писать, и хорошо еще, если только статьи в «Вопросы литературы» или в «Нежинский гогольянец», так нет же! Они в центральные газеты писать станут, на телевидение побегут. «Находка века», «Неизвестные страницы гоголевского шедевра». Такой шум поднимется, что даже самый сонный Чаблов проснется, почешет репу и решит пересмотреть архивы «русского князя», купленные им полгода назад в Германии. Этого хочет Бэмби? Сомневаюсь. А Чаблов ведь совсем не сонный. Значит, дорога в институт Бэмби закрыта. Но и сама она к Чаблову не поедет. Остается третий вариант — Женя Львов! Встречайте нашего героя! С одной стороны, этот Львов — никто, и если он вдруг расскажет, что держал в руках неизвестную рукопись Гоголя, то репутация сумасшедшего обеспечена ему на всю оставшуюся жизнь. А с другой, чего такого он не знает о Гоголе, что знает доктор филнаук, профессор Ласло Гоголак со всем своим отделом, включая внештатных аспирантов и секретаршу, если эта секретарша ему положена по должности? Что принципиально нового узнали о Гоголе за последние двадцать лет? Да ничего, ерунду разную. Так что Бэмби не дура, господа. Бэмби все решила правильно. Женя Львов — оптимальная кандидатура. А ведь и это еще не все. Наш Женя Львов — журналист. Он может позвонить Чаблову, договориться о встрече, и это в порядке вещей. Может, он мечтает написать о новых технологиях в пивоварении? Это ведь так интересно: новые технологии в пивоварении.»
Игра IV
— Маджонг — замечательная игра! — Меланхоличное замечание Старика Качалова было щедро пропитано ядом. — Мы принимаем решения, пользуясь неполной информацией и ошибочными предположениями, которые гордо называем интуицией. Например, в прошлой игре у меня с начала, с самой раздачи, была пара Красных драконов. Естественно, я их держал в ожидании третьего Красного дракона. Получил я его? Нет. Потому что Зеленый Фирштейн держал такую же пару и питал столь же несбыточные надежды. В результате маджонг собрала Сонечка. Хотя, прямо скажем, маджонг она собрала хилый и ущербный.
— Чем это мой маджонг такой ущербный?
— Последовательности. Я никогда не опускаюсь до последовательностей.
— Потому ты и сидишь с бесполезными драконами. А я предпочитаю собирать маджонги.
— За маджонги, собранные из последовательностей, хилых пангов и без учета символического значения камней, я бы штрафовал. Я запретил бы их резолюцией ООН.
— Не в защиту Сонечки, — вмешался в спор Зеленый Фирштейн, — она сама себя защитит от кого угодно; просто ради справедливости: если хочешь полной информации — играй в шахматы, там все открыто.
— И я не в защиту Сонечки, — подключился Толстый Барселона, — но в защиту маджонга. Мы живем точно так же, как играем; информации нет, а та, что есть, неполная и ошибочная. Так вот, опираясь именно на нее, мы принимаем все решения. Вообще все, без исключения.
— И что? У нас хорошо получается? Тебе нравится результат?
— Последние восемь тысяч лет своей истории человечество принимает неверные решения, сталкивается с их последствиями, пытается исправить старые ошибки, делает новые и в целом неплохо себя чувствует, — пожал плечами Толстый Барселона. — Что-то похожее еще Тейлор заметил.
— Какой Тейлор? — заинтересовался Зеленый Фирштейн.
— Ну, какой. Тот самый.
