Луис Карлос Монталван - Пока есть Вторник. Удивительная связь человека и собаки, способная творить чудеса
Поначалу я встречался с мистером Валидом; он был столь же общителен и дружелюбен, сколь и продажен. Но когда этот господин понял, что мы не собираемся поддерживать старую порочную систему, а как раз наоборот, вознамерились ее разрушить, разговоры ему наскучили. Мы стали общаться с другими иракцами, в том числе с подполковником Имадом, недавно заступившим на службу командиром батальона пограничников. В армии Саддама он дослужился до майора, но это был достойный человек. Шейхи в Рамади были недовольны нашим сотрудничеством (особенно после того, как Имад начал всерьез противодействовать коррупции), поэтому направили в Аль-Валид непрерывный поток новых командующих, чтобы сместить Имада.
Сначала мы были вежливы, но примерно через месяц нам это надоело.
— Уезжайте немедленно, — сказал я этим чужакам, демонстрировавшим «рекомендательные письма» и политиканские улыбки, — или я вас арестую. Вы не подорвете авторитет подполковника Имада и не помешаете нашей работе на благо государства и народа Ирака.
Но настоящей нашей находкой был Махер Тиэб Хамад, младший офицер иракской полиции, который вполне сносно болтал по-английски (нахватался из фильмов) и часто шутил о том, как переедет в Лас-Вегас и заживет на широкую ногу. Махер был родом не из Рамади, так что он не состоял в мафиозном клане и, как многие иракцы, в свержении Саддама видел возможность положить конец 20-летней коррупции, которая сильнее даже, чем жестокость Хусейна, разъедала саму плоть иракского общества с тысячелетней историей. После того как мы завоевали доверие Махера, он стал частенько приглашать моих ребят покурить яблочного табака и обсудить тактику. Он рассказывал нам о привычках и нравах продажных чиновников или говорил:
— Не волнуйтесь, этому можно доверять, он хороший человек.
Тогда первая волна репрессий была на пике, Саддама еще не схватили, и для такого открытого сотрудничества с американцами требовалось немалое мужество. Когда Махер в первый раз повел нас в дозор по пустыне, чтобы не узнали, он надел «шема» — традиционный арабский головной убор, прикрывающий лицо. Он показал нам водопроводную трубу, где контрабандисты и заграничные сторонники врага хранили оружие. Там мы обнаружили 24 реактивные гранаты, 6 осколочных, 4 «калаша», 3 пулемета и 1800 патронов. От нашего КПП до тайника было меньше двух километров, и этого запаса хватило бы на то, чтобы разрушить скромную оперативную базу и нанести серьезный урон нашему небольшому взводу.
И все же наша работа была крайне тяжелой, несмотря на помощь Махера и на уморительнейшие разговоры о том, как совмещать пять любовниц (сержант Уили Ти Флорес, отменный солдат и дамский угодник) и как потратить надбавку за риск (имени не назову, потому что не знаю, сделал ли он эту операцию по увеличению члена). Часто температура поднималась выше 43 °C, а песчаные бури буквально разъедали кожу. Все время слышалась стрельба, и психологически это выматывало сильнее, чем сирийская засада 3 ноября, которая чуть не вызвала международный инцидент. В зоне боевых действий рассудком повреждаешься вовсе не из-за страха смерти. О смерти я никогда и не думал. Но постоянная бдительность, предельная настороженность, без которой не выжить маленькому подразделению среди тысяч потенциальных врагов, — вот что сводит с ума. Через какое-то время мой организм понимать, что находится в состоянии стресса, — постоянное ожидание смерти стало для меня нормальным образом жизни. Если ты можешь смеяться под звук стрельбы и под взрывы минометных снарядов, вместо того чтобы пригибаться, значит, твой разум уже изменился.
Я знаю, другие американские командиры терпели коррупцию. Они принимали от продажных чиновников подарки в виде, например, щедрых угощений (а это было огромное искушение, ведь американские военные месяцами сидели на сухпайках), и поэтому попустительствовали махинациям дарителей. Мы с моими ребятами коррупции противостояли. Не собирались закрывать глаза на контрабанду и другую незаконную деятельность. Когда иракцы поняли, что мы не потерпим преступлений, что будем стоять на своем, как бы трудно и опасно ни было, честные люди набрались смелости и встали на нашу сторону. Простые иракцы прониклись к нам доверием. И как только это случилось, борьба с контрабандистами начала приносить обильные плоды. Нам сообщали о тайниках, рассказывали, как бедуинские проводники использовали разветвленные вади — очень неточно нанесенную на наши карты сеть высохших русел, — чтобы переправлять ценные грузы и бойцов через границу. Нам доносили о ночных передвижениях противника и тайных складах оружия. Иракские пограничники стали обнаруживать больше контрабанды, и мы с помощью конфиската помогали им подновить обветшалые посты и системы, что позволило служителям порядка арестовывать еще больше незаконных грузов.
Для этого требовались колоссальные усилия. Колоссальные. Все работали на износ, семь дней в неделю, в ужасных условиях: перебои с электричеством, нехватка пресной воды, часто несколько дней подряд не было возможности принять душ, — не говоря уже об угрозе вражеского нападения, вооруженных контрабандистах и самодельных бомбах. Я вкалывал по восемнадцать часов в день — и сам того не замечал. За это меня и прозвали Терминатором. Не потому что я мог от груди отжать 160 кг, ревя в точности как Арнольд Шварценеггер, а потому что работал без остановки. Даже на нашей базе был всегда начеку. Наш опорный пункт стоял как раз на главной дороге, потому что это был скорее КПП, а не военная база. Поэтому грузовики и легковые машины могли сравнительно легко попасть на нашу территорию. На крыше у нас была пулеметная точка, а по периметру мы протянули колючую проволоку, но в остальном мы могли полагаться только друг на друга. Даже в жилых помещениях всегда были настороже, потому что были в меньшинстве и всегда готовились к нападению.
И все же наша тактика давала результат. Я хочу снова это подчеркнуть, потому что горжусь нашими достижениями. Наши усилия в Сирийской пустыне не пропали втуне. К декабрю 2003 года слух о том, что Аль-Валид начинает нам подчиняться, прошел вверх по иерархической лестнице американского командования. Во всем Ираке не было другого КПП, где иракские пограничники вместе с американскими партнерами конфисковали бы больше контрабанды и оружия и ловили бы больше иностранных боевиков и контрабандистов, чем в нашем районе.
Но тот же слух из Рамади просочился в Багдад, достигнув ушей иракского командования. В теории шейхи были нашими союзниками, но на практике наш успех их раздражал. Аль-Валид был главным источником финансирования борющихся суннитов, и лишиться его было большой потерей. Вот почему шейхи старались прислать более верных (иначе говоря, более продажных) чиновников, чтобы сместить подполковника Имада. Вот почему они не испытали особой радости, когда в начале декабря в Аль-Валид пришел Красный взвод и присоединился к нам. Таким образом, численность американских военных в районе достигла без малого 50 человек. Вскоре после этого я сообщил мистеру Валиду, что нам в помощь высылают 250 подготовленных американцами иракских пограничников, и сановник явно встревожился. Новые пограничники, лично отобранные Махером полицейские и два действующих американских взвода могли разрушить его отлаженный бизнес в Аль-Валиде.
Уже в середине декабря 2003 года мистера Валида ни с того, ни с сего отозвали в Рамади. Примерно неделю спустя, 21 декабря, в полдесятого вечера, я направился в штаб иракских пограничников на еженощную беседу за сигаретами и чаем. С наступлением зимы в пустыне похолодало, пар вырывался изо рта, пока мы с младшим сержантом Дэвидом Пейджем шагали по широкой двухсотметровой дороге, проходившей через комплекс к границе. За сетчатым ограждением мир был тих и непрогляден, сплошная безжизненная пустота. А внутри ограды слабенький желтый огонек отбрасывал тени на отделение иракского министерства перевозок и примерно на три десятка тягачей с прицепами, все еще припаркованных возле него. Даже за сто метров я видел вспыхивающие и потухающие красные кончики сигарет в темноте и облачка дыма. Эти водители не успели заполнить все документы, и отделение закрылось на ночь. Я услышал, как Пейдж поправил пистолет, когда мы приближались к грузовикам. Подходя к иракцам, этот придающий уверенности жест мы частенько проделывали бессознательно. Обстановка была мирная и скучная, зловещая и взрывоопасная. Это Ирак. Никогда не знаешь, как повернется.
— Твои слева, — сказал я Пейджу и свернул к водителям, стоявшим перед своими грузовиками по правую руку.
Это был еженощный ритуал. Приходилось выпроваживать дальнобойщиков в пустыню: я не мог позволить им остаться внутри защитного периметра и подождать, когда таможня откроется после утреннего намаза, — слишком опасно. Я поговорил с первой группой водителей на своем куцем арабском: мужики кивнули, отщелкнули окурки в темноту и неохотно забрались в свои машины.
