Екатерина Шпиллер - Рома, прости! Жестокая история первой любви
При этом мама бывала жесткой и очень требовательной в плане как она выражалась, «нравственного чувства». Только с высоты этого чувства и никакого другого — страха, обиды, не дай Бог, мести — оценивались поступки. Такая мама…
Сам себя Макс характеризовал так: он не юноша, не выросший мальчик, а уже мужчина, серьезный и ответственный, проскочивший, к счастью, бездарную стадию умственного тинэйджерства. Ему не улыбались «тусовки» и компашки, он самодостаточен. Много читал и в смысле книг был всеядный. Из музыки любил «Битлов» и «Машину времени» из Юлькиной юности. Тащился от картин Босха. Всерьез занимался техническими переводами и жил мечтой о все-таки научной карьере экономиста. Прекрасно осознавая, что на научную работу сначала надо хорошенько заработать и относясь к этому философски. Радуясь сегодняшнему дню. Словом, полет проходил нормально.
Но вот теперь Макс понял, что был как бы недоделан, незавершен. Навязчивая банальность о двух яблочных половинках… И тем не менее: именно теперь жизнь обрела полноценный вид, вес, вкус, что хотите! Появилась Рита. Одна. Навсегда. До сих пор все девочки Макса были девочками для танцев (что случалось крайне редко) и поцелуйчиков. О большем, конечно, мечталось, но неконкретно. Снилось иногда что-то там такое… без лица. Теперь же он хотел всего и весь горел от желания. В этом не было ничего удивительного, а вот чувство щемящей нежности, трепетности, появившееся желание оберегать, защищать, помогать — такого он от себя не ожидал.
В назначенный четверг Макс шел к Рите, ощущая себя взрослым человеком, чувствуя ответственность за любимую женщину, ее сына и всю их будущую жизнь — ни больше, ни меньше.
Роман и Алена сидели в милом, полутемном кафе. На их столике стояли соки, кофе, блюдца с орешками, бутербродами с осетриной, икрой, красивые пирожные… Рома с тоской глядел на все это.
— Алена, я же просил: не надо в заведения…
— Расслабься, Лавочкин! У тебя денег нет, я в курсе. Давай не будем об этом.
— Мне неприятно…
— Ой! — Алена поморщилась. — Я, конечно, не феминистка, но, ей-богу, Ром: я зарабатываю столько, что все эти твои ужимки и прыжки просто смешны. Если хочешь выглядеть достойно — веди себя смирно. Плачу я, смирись с этим как-нибудь.
Ромка выглядел, как побитый щенок. «Ну вот, я ему еще добавила, бревно нечуткое! Мало ему…» — обругала себя Алена и ласково взяла его за руку. Он вздрогнул и удивленно посмотрел ей в лицо. Она улыбнулась.
— Ром! Я спросить тебя хочу… Только обещай, что ответишь честно!
— Это в обмен на халявную жрачку?
— Как тебе не стыдно!
— Извини, я не прав… Что ты хотела спросить?
— Скажи… Дома совсем плохо? Ромка весь напрягся.
— Ты о чем?
— Об истории с Максимом. О Юльке. О тебе. О вас.
— Откуда ты…
— От верблюда! Я задала тебе вопрос.
— Ты что — следователь, и я обязан отвечать? Какое тебе до всего этого дело?
— Нет, ты скажи, скажи, я тебя умоляю! Юлька доедает тебя?.
— Ой, Алена! — Ромка схватился за голову. — Я с тобой, что ли, буду обсуждать свою семейную жизнь?
— А с кем же? — Алена приблизила к нему свое лицо и почти зашептала. — Я знаю, что ты совсем один. С мамой ты ни о чем таком не говоришь, а. больше у тебя никого нет. Я все знаю…
— Обо мне газеты сообщают, что ли?
— Во-первых, я достаточно часто бываю у Юлиных родителей. А во-вторых… Дурак ты, Ромка, я же люблю тебя!
Макс сидел в кресле у Риты дома и, уже второй час, сдвинув брови, внимательно слушал кассету с записью ее радиопередачи. Перед этим он прочитал семь ее статей. Отложив последнюю, он ничего не сказал, только строго так велел: «Ставь кассету!»
Ритка сидела вся красная, напряженная и до крови кусала губы. Никогда еще она так не волновалась, ожидая оценку своего труда. Ей хотелось нравиться Максу во всем, ей хотелось, чтобы он увидел, какая она умная и талантливая. Нет, не хотелось: это было жизненно необходимо! Плевать, какие статьи и передачи на самом деле! Важно, как он будет думать о ней.
Господи, когда же кончится эта пытка?
Пошла конечная музыкальная отбивка. Макс протянул руку и нажал кнопку «стоп». Наступила тишина.
— Не томи, Макс, скажи слово!
Он с нежностью посмотрел на Риту:
— Ты очень талантливая девочка. Умница моя, лапочка. Только… Можно я скажу?
— Этого я и жду, — скрывая волнение, заулыбалась Рита.
— Ты здорово пишешь, здорово… звучишь. Но, знаешь, почему у тебя все так закончилось?
— Ну, почему же?
— Тебе все, о чем ты писала или делала передачи, не было интересно. Поэтому ты с такой легкостью бросала темы… Ты — эмоциональная, но на минуту. Потом ты легко выбрасываешь из головы то, о чем с таким волнением только что говорила. Так ведь? Может, я сто раз не прав, но, как я понимаю журналистику, темой надо «заболеть». Ты же всегда была абсолютно здорова. Вот твой феминизм…
— Не феминизм, — буркнула Рита, — а женская тема.
— Какая разница? — отмахнулся Макс.
— Большая! — упрямо твердила Рита. — Надоело каждый раз всем повторять!
— Ну ладно, хорошо… Не о том речь. Вроде застряла на этом, дело пошло, так нет: при первой трудности все бросила и сбежала кропать «слоганы».
— Не при первой, при сотой! — закричала Рита. — Я ж рассказывала тебе, меня съели, забодали…
— А ты не съедайся! — тоже повысил голос Макс. — Как легко тебя забодать! Сразу — ах, ах, меня обидели, ручки вверх и демонстративно уходит. А хуже-то кому? Им? Тебе же самой! Упорства в тебе ни на грамм! Вот твоя проблема… Плюс отсутствие собственного интереса к какой-нибудь тематике…
Ритка вдруг разревелась. Черт возьми, он так прав, этот мальчишка, этот пацан-второкурсник, сукин сын!
Макс бросился к ней, обнял:
— Риточка, прости, милая моя, не плачь, ну, я дурак, я ерунду порю, я ж ничего в этом не смыслю!
Ритка оттолкнула его:
— Заткнись, дитя. Ты прав. Только объясни, отчего ты такой умный. Откуда ты все знаешь?
Макс улыбнулся и развел руками:
— Элементарно, Ватсон! Я просто люблю тебя и вижу насквозь. Ты меня не обманешь, от меня не скроешься. И мы с тобой начнем все сначала, ладно?
— Поздно уже мне сначала…
— А вот этого чтоб я больше не слышал. Девчонка ты сопливая, нос утри! Ты у меня станешь борцом за свои права, ты у меня научишься быть энергичной. Ишь, пристроилась клерком! А талант, между прочим, это народное достояние!
— Странно, — задумчиво обронила Рита. — Как я дожила до своих почтенных лет без тебя?
Самое смешное, что в этот день у них ничего не было. После этого разговора они долго сидели обнявшись и молчали. И были самыми близкими людьми на земле. Труднее всего на свете было встать, разомкнуть руки и, глядя друг другу в глаза, сказать: «Пора!» Они тут же заговорили-забормотали, перебивая друг друга:
— Когда увидимся теперь?
— А ты еще сможешь прогуливать?
— Ты скажи, когда?
— Не раньше вторника…
— С ума сойти, как долго! Я буду тебе звонить…
— Каждый день, а то я с ума сойду!
— А… как ты с Гошей?
— Я думаю только о тебе.
— Он не замечает?
— По моему, нет…
— Значит, он не любит тебя так, как я.
— Может, это даже хорошо…
Уже смеркалось. На фоне окна, дождливого вечернего неба застыли, прижавшись друг к другу два силуэта: мужчины и женщины. Рита увидела себя и Макса как бы со стороны, и тут в ее голове зазвучала любимая мелодия: «та-та-та-та-та» из «Мужчины и женщины». На сей раз она звучала для них, а не для Трентиньяна и Анук Эме. Рита зажмурилась от счастья. «Как давно этого не было!» — подумала она.
Алена гнала машину так, словно они куда-то опаздывали. Роман молча сидел рядом. После ее признания он замолчал и с тех пор рта не открывал. Но в его глазах Алена заметила радостное удивление и надежду. На что? Ясно: на перемену в жизни! Пусть пока так, ничего! Потом он ее обязательно полюбит. Она все сделает для этого!
Сердце Алены пело и ликовало. «Вы спрашивали меня, Татьяна Николаевна, могу ли я все бросить ради него? Да, могу. Только зачем, если можно просто разделить с ним мою жизнь? Ничего не лишаясь, а исключительно обретая. И зачем шалаш?.. Я имею право, я столько лет ждала! Оказывается — ждала… Да простит меня Сашка…»
Как удачна эта Сашкина командировка в Тверь, как все здорово складывается!
— Ведь мы поженимся? — выпалила Алена, бросая на Ромку нежный взгляд.
— Да! — твердо ответил тот, и это было первое, что он сказал за последние полчаса.
Юлька сидела в засаде. Засадой была заброшенная детская площадка напротив Ритиного подъезда, точнее, качели, расположенные точно перпендикулярно дверям. Сейчас Юлька на них тихонечко покачивалась, а в случае опасности (открывалась подъездная дверь) замирала, спрятавшись за толстым столбом, к которому крепилась правая часть качелей, и осторожно из-за него выглядывала. Дождик был довольно сильный и холодный, Юлька уже давно вся промокла и замерзла… Сколько она тут сидит, с тех пор как по-шпионски «довела» брата до этого дома? «Я дождусь! — упрямо подумала Юлька. — Не останется же он ночевать?»
