Алекс Тарн - Иона
— Стойте тут, — говорит Андрей, пристраивая Мишаню и Яника в очередь за двумя высокими девицами в дубленых полушубках. — Мы с Фатихом пока заскочим в банк, заплатим за визы… Хай, герлс!
Последние слова адресованы девушкам в дубленках и сопровождаются ослепительной телевизионной улыбкой. Девушки улыбаются в ответ. Они что-то спрашивают, но Андрей спешит — потом, потом…
«Эх, — думает Яник. — жаль, что я по-аглицки плохо спикаю. Девочки-то ничего; можно было бы поболтать, скоротать время… а время-то скоротать ох как надо — холодно, товарищи, холодно!»
Конец марта, а весною в Анкаре и не пахнет; холод собачий, и вдобавок — ледяной ветер, который ведет себя совершенно по-хамски, набрав силу и уверенность в прямых желобах анкарийских проспектов. Над мишаниной рыбьей шубой он откровенно смеется, нагло забирается под полу, щиплет Мишаню за рыхлый потный живот, хулигански толкает в грудь. А бедному Мишане, отвыкшему в тепличном израильском климате от таких выкрутасов погоды, и ответить-то нечем торжествующему хаму. Пытаясь защититься от шустрых кулаков ветра, он суетливо дергает руками, нелепо притоптывает, поворачиваясь то тем, то этим боком… — все впустую, избиение продолжается.
— Холод-то какой, Господи! — Мишаня беспомощно жмется к Янику.
А Янику не лучше — у него даже рыбьей шубы не имеется; поддел пару свитеров под нейлоновую куртень — и выживай как знаешь. Тоска. Он завистливо кивает на весело щебечущие дубленки:
— Нам бы такие клифты, Мишаня… Может, отнимем, а? Этим горячим тёлкам шубы ни к чему, они и голышом не замерзнут…
Девушка впереди обрывает фразу на полуслове и резко поворачивается к Янику.
— Что-о? Горячим тёлкам? — гневно вопрошает она на русском языке, вполне чистом, хотя и сдобренном каким-то непонятным акцентом. — Да как ты смеешь?..
Янику разом становится жарко. Он разводит руками, глупо улыбается и бормочет неуклюжие извинения. Рядом предатель Мишаня заливается обидным смехом.
— Вы уж его извините, девушка, — говорит Мишаня. — Это он с холодухи такой неловкий. А вообще-то Яник — парень безвредный. И дубленки у девушек отнимает только по понедельникам, а сейчас у нас пятница, так что бояться нечего… Меня зовут Миша. А вас?
«Экий ты, оказывается, гад, Мишаня! — мысленно досадует Яник. — На ходу подметки рвет… и главное, за мой счет — вот что обидно…»
— Пал, — представляется девушка. — А это — Кэрри. Но она по-русски не умеет.
Кэрри улыбается — да, мол, не умею, ничего не поделаешь. Мишаня кланяется — галантно, насколько позволяет рыбья шуба. Теперь он находит нужным проявить благородство по отношению к поверженному товарищу.
— Не кажется ли вам, уважаемая Пал, — произносит он с шутливой церемонностью. — Не кажется ли вам, что в честь нашего знакомства можно помиловать этого преступного типа? Я предлагаю, учитывая безупречное прошлое и прекрасные рекомендации с места работы, заменить ему смертную казнь через испепеление на двадцать пять лет каторжных работ.
Пал задумчиво взглядывает на Яника. Глаза ее смеются.
— Что ж… — говорит она. — И в самом деле… Мне, как супергорячей телке, кажется неразумным испепелять столь породистого бугая. Пусть живет и работает. Только купите ему попонку потеплее, чтоб не застудил орудия производства. А то телки расстроятся.
Подлый Мишаня с готовностью разражается новым взрывом хохота. Ага. Друг называется… Погоди, погоди… встретимся еще где-нибудь на повороте; посмотрим, кто тогда посмеется.
Надо бы что-то сказать, что-нибудь такое же бойкое и остроумное, его очередь, но Яник молчит как пень и сам не понимает почему. Он смотрит в ее веселые прищуренные глаза и чувствует странное смятение и разбросанность мыслей.
— Гм… — только и может выдавить из себя Яник. — Ну да.
— И это все? — изумляется Пал. — Какие нынче бугаи в России неразговорчивые…
Подруга Кэрри вдруг прыскает и начинает что-то шептать Пал на ухо, захлебываясь от смеха и посматривая на Яника, а Пал отвечает ей короткими английскими фразами и тоже смеется. Это уже совсем обидно. Яник отворачивается, смущенный и раздосадованный. Что за имя такое дурацкое — Пал?
Мишаня тем временем приступает к расспросам — кто, да откуда, да куда? Пал отвечает. Нет, они не собираются задерживаться в Сирии, им нужно в Ирак. Кэрри — свободный фотограф, репортер, надеется заработать на тамошней заварушке. А у нее, у Пал, есть одно дело в районе Мосула… этнографическое исследование, можно сказать… Конечно, время для этнографии не совсем удобное, но не хочется ломать планы; она, знаете ли, свои планы никому ломать не дает, даже войне, вот. Нет, они совсем не давние подруги, познакомились в самолете по дороге сюда, хотя обе — из Канады, Кэрри из Монреаля, а Пал из Торонто, случалось бывать? Нет? — Не страшно, ничего не потеряли… Скучная страна — Канада, там ничего не происходит, как в песне Высоцкого.
Да, как видите, она и Высоцкого знает, и вообще по происхождению Пал москвичка, даже в российскую школу успела походить до восьми лет, пока родители не свалили в канадское далёко. Она так и говорит — «в канадское далёко» — и смеется, глядя на Мишанино удивление. Дома-то всё по-русски, Миша; оттуда и песни, и слова. Да и вообще Торонто — русский город, особенно сейчас, знаете, когда из Израиля столько народу приезжает. Только и слышишь на улице, что русский да иврит. Она даже несколько ивритских слов выучила: «тода» — это спасибо, и… Пал сосредоточивается, пытаясь припомнить.
— Слиха, — грустно подсказывает Мишаня.
— Точно! — кричит она восторженно; а откуда Мишаня знает — он что, тоже из Канады?
— Нет, — поникает головой Мишаня. — Увы, не из Канады…
Он, Мишаня, из самого того самого, откуда эти два слова, и Яник — тоже; только им эти слова произносить нельзя, потому как босс запретил. Чтоб не светиться.
— Неужели?
Пал прямо подпрыгивает от восторга. Вот здорово! Она начинает что-то быстро-быстро лопотать Кэрри, которая давно уже в нетерпении дергает ее за рукав, требуя перевода. Отделавшись от Кэрри, она снова набрасывается на Мишаню. Неужели они настоящие израильтяне? Тут, в Турции? Да еще и в Сирию собираются?!
— Шш-ш-ш… — шипит на нее Мишаня и оглядывается.
Ах, да!.. Какая же она дура, совсем забыла; им же нельзя светиться… Да, но как же они хотят получить сирийскую визу?.. Ага, понятно… Ну, вообще…
Пал снова коротко совещается с Кэрри и с крайне серьезным видом поворачивается к Мишане. Есть предложение. Если они, конечно, не против. Это ведь ежу ясно, что им тоже нужен Ирак, а вовсе не Сирия. Сейчас все туда намыливаются. Так вот. У Кэрри есть человек, который переводит через границу, курд. Берет по тысяче долларов с носа. Говорят, это недорого. Хотите — присоединяйтесь; и вам хорошо, и нам спокойнее.
Мишаня пожимает плечами:
— Спасибо, девочки, но это — к Андрею; он у нас все решает. А вот, кстати, и он…
Жабообразная служащая в окошке подозрительно смотрит на Яника, по капле выжимающего нужные слова из скудного запаса школьного английского курса.
— Какова цель вашего визита в Сирию?
— Туризм, — рапортует Яник.
— Вы журналист?
— Нет, я студент.
— Я обязана поставить вас в известность, что нелегальное пересечение границы строго преследуется сирийскими законами. Вы журналист?
— Нет, я студент, турист.
Яник подобострастно улыбается. Пожилая бородавчатая жаба качает головой. Она явно не верит ни единому его слову. Вот сейчас выстрелит длинным липким языком и заглотит Яника, как комара. Почему же она тем не менее проштамповывает визу? Поди пойми земноводных…
На улице Яник присоединяется к прочей компании — он последний, только его и ждут; все успешно обвизованные — и Андрей, и Мишаня, и девушки. А Фатиху не надо, ему и так хорошо. Андрей командует парадом. Значит так: сейчас мы подбрасываем девушек в отель, а вечером заезжаем за ними часиков эдак в восемь. О'кей? Надо отпраздновать знакомство. Он как раз знает отличный кабак в Кизилае.
Вечером сидят в ресторане; он вполне европейского вида, хотя, как и предупреждал Андрей, с питьем небогато. Кэрри кокетничает с Беликом; собственно, даже уже и не кокетничает — эта стадия, видимо, пройдена быстро и счастливо, и теперь они, тесно прижавшись, раскачиваются в медленном танце на крохотной полутемной площадке. Мишаня увлечен кебабами и пивом. Покончив с очередной порцией, он вытирает пот мокрой салфеткой и недоуменно смотрит на Пал и Яника:
— А вы чего сидите, как неродные? Яник, не будь букой, потанцуй девушку.
Он подливает себе еще.
— Спасибо, Миша, — говорит Пал и встает, не оставляя Янику выбора. — А то ведь я совсем заскучала. По-моему, молодой человек меня боится. Не бойся, Яник, я тебя не съем. Во всяком случае — не сразу.
Судя по смешливому всплеску в глазах, она хочет добавить еще что-то шутливое, но сдерживается. Чтоб не спугнуть.
