Эрвин Штриттматтер - Чудодей
— Чего плачешь, молодой Бюднер?
— Говорят, что у меня дурной глаз.
— Да если б он был дурной, ты не видел бы меня.
12
Станислаус исцеляет старуху от боли в пояснице, собирается исцелить человека от миганья, но при этом сталкивается с жандармом и предсказывает ему потерю палаша.
Некоторое время папаша Густав все еще не доверял сыну и избегал его взглядов. Как-то он велел ему пойти в хлев.
— Посмотри-ка на вымя молодой козы.
Станислаус глядел на маленькое козье вымя. Он даже кормил эту козу своими руками. И если бы только у него и впрямь был дурной глаз, то коза была бы вмиг попорчена. Мамаша Лена пришла в слезах и стала доить ее. Молоко оказалось отличным, чистым и жирным, ни следа крови. Вся семья облегченно вздохнула.
Отец велел Станислаусу показать, как это он заставляет кур замирать. Папаша Густав и сам попробовал. Смотри-ка, и у него куры застывают, пока он их не вспугнет.
— Вот оно как, оказывается, я даже и сам не знал о себе всего, что умею, а? — сказал он. — В конце концов, ты это унаследовал от меня.
Женщины, которые были в день конфирмации в гостях у Бюднеров, уж постарались, чтобы о курином чуде Станислауса узнала вся деревня. Чудо обсуждали со страхом и удивлением. Люди добрые считали, что мальчик — божий избранник; злые же уверяли, что он порождение дьявола.
Учитель Клюглер заглянул в свои книги.
— В данном случае мы имеем дело в известной мере с гипнотизированием животных. А гипнотизирование животных осуществляется, как бы это сказать, с помощью механических средств, и вообще механические средства…
Но никто не слушал того, что бормотал Клюглер. Учитель он, конечно, образованный, но неверующий. И поэтому он не боится ничьего дурного глаза, кроме глаза своей жены.
Из деревни пришла старуха. Она ковыляла, опираясь на палку. Станислаус перекапывал огород, а папаша Густав сажал морковь. Старуха подошла и грузно села прямо на вскопанную грядку.
— Слушай, парень, потри мне поясницу, ты ведь чудодей!
Станислаус изумился. Он решил, что старуха сумасшедшая. Расселась на грядке, как ворона.
— Разотри мне поясницу. Когда-то мне это делал один мудрый человек.
Папаша Густав подошел к ним. Его глаза лукаво заблестели.
— Густав, Густав, — хныкала старуха. — Пусть он поучится. Почему бы нет? Раз на нем божья благодать, так пусть действует.
Густав показал Станислаусу, как нужно растирать спину старухе. Мальчик упирался, но повторял его движения. Едва он прикоснулся к старухе, как та стала потягиваться. Ох, как затрещал, захрустел у нее позвоночник! Потом она принялась поднимать и опускать руки и так зевать, что на глазах у нее выступили слезы.
— Молись, парень, молись хоть как-нибудь!
Станислаус начал читать молитву:
Благослови нам день грядущийИ день минувший, боже.Благослови нам хлеб насущныйИ труд и отдых тоже.
— Тише, тише, молиться нужно тихо, — сказала старуха. — Тот мудрец из Клатвица только едва шептал. И ты должен сам сочинять молитвы от разных болезней.
Об этом Станислауса не нужно было долго просить. Он забормотал себе под нос:
Уходи боль из спины, из крестцаВо имя святого духа и сына и отца.Покидай, хворь, спину,А то лопатой как двину,Аминь, аминь,Боль навсегда сгинь,Всем костям благодатьДай, божья мать.
Густав кивал и, водя руками в воздухе, показывал сыну, как нужно растирать. Старушка и впрямь начала плакать, подвывать и, дрожа всем телом, приговаривать:
— Ой, как хорошо, как легко мне. Точно пудовую тяжесть с меня сняли. — Она поднялась и, казалось, стала выше ростом. — Радуйся, Густав. Твою семью воистину господь благословил.
Тут уж и Густав заплакал. Старуха воткнула палку в землю, полезла в карман юбки и вытащила деньги. Сунула Станислаусу в руку мятую, испачканную землей бумажку и ушла, не оглядываясь. Станислаус ждал, что вот сейчас ударит гром божий и молния вышибет у него деньги. Но не было ни грома, ни молнии. Солнце сияло в безоблачной синеве. Густав утер слезы шапкой.
— Значит, теперь у нас есть немного денег, и все это — благодаря твоей божественной силе. Матери нужны зимние башмаки. А может, останется еще и на отруби для коз. — Схватив деньги, он заспешил в дом, к Лене.
Станислаус как стоял, так и упал на вскопанную землю. Он был сражен не громом и не молнией, а радостью. Значит, нет у него дурного глаза. Белые капустницы порхали над крапивой на меже. Они присаживались на светло-голубые цветки… покачивали крылышками, а потом взмывали ввысь, словно их подбрасывала радость весеннего утра. Они поднимались все выше над цветущими грушами и исчезали, словно растворялись в синеве.
— Передайте привет вашей королеве, заоблачные летуны!
Папаша Густав вернулся в огород.
— Что, брат, ноги подкашиваются? Да, недаром говорят, что чудеса требуют много сил и здоровья.
Густав отряхнул землю со спины Станислауса.
— А может, у тебя, чего доброго, судороги?
— У меня в сердце дрожь.
Густав поглядел на него, но ничего не понял.
С того дня уже не было удержу. Станислауса возвели в сан чудодея. Он исцелил деревенского коновала от угрей. Лысой женщине он вернул волосы, которые выпали у нее после тифа. Станислаус массировал ее голый череп и приговаривал:
Богу молимся во всякое время,Верни ты волосы на это темя,Господи, дай волосы сюда,Ведь без них совсем беда.
Густав был счастлив. Теперь им всем хватит на хлеб. Безработица уже не казалась такой страшной. Лена мирилась со всем, что он говорил и делал. Ведь в кошельке у них опять бренчало. Пусть не очень громко, не много, но все же что-то бренчало.
И мамаша Лена снова принялась за чтение. Разумеется, не мирских книжек — упаси боже! Она подружилась с набожными людьми, которые бродили в их местах. Они называли себя «святыми последних дней».[5] Чудеса, которые творил Станислаус, позволили его матери надеяться, что в день страшного суда господь все же не выбросит ее семейство на небесную свалку.
У Густава были иные заботы. Необходимо кресло. Настоящее кресло, как у врача. Нужны мази и настойки, нужен чай всех сортов: от чайной воды не бывает беды. Тайком взял он деньги и помчался в город. У старьевщика он обнаружил латаное кожаное кресло. Цена — пятьдесят марок.
— И я еще в убытке останусь, — уверял старьевщик.
Но приемная чудодея без кресла просто немыслима. Густав решился. И начал торговаться.
— Десять марок и ни гроша больше.
Старьевщик извивался.
— Сорок — мое последнее слово.
Густав поглядел на него с состраданием.
— Избави вас бог от болезней, но в случае чего вам обеспечено бесплатное лечение. Это кресло для чудодея.
Продавец заинтересовался.
— А ваш чудодей чесотку тоже лечит?
Густав ответил, не задумываясь:
— Ему достаточно к тебе прикоснуться — и чесотки как не бывало.
Старьевщик уступил кресло за двадцать марок.
Большая комната в доме Бюднеров превратилась в приемную чудодея. На подоконнике в лучах солнца сверкали банки с зеленой и желтой мазью. Густав вычистил кресло. Отлично вычистил. До блеска, как обучали в казарме. Он сколотил шкафчик для лекарств, которые сам же наварил из древесной коры. На дверцах шкафчика нарисовал красным плотничьим мелком череп со скрещенными костями. Рисунок походил на маскарадную маску. Но Густав на этом не успокоился. Он раздобыл старую проволоку, наждаком начистил ее до блеска и стал выкручивать из нее таинственные инструменты.
— Зачем это? — спросил Станислаус. Все, что делал теперь папаша Густав, представлялось ему загадочным.
— Нужно, чтобы в шкафчике что-нибудь сверкало. Тебе еще надо учиться, как по-настоящему чудодействовать.
Густав не знал отдыха. На четвереньках ползал по лугам с корзиной, собирал цветы, потом сушил их. Из высушенных варил чай. Он перелистал старый медицинский справочник, поглядел там, из чего делают мочегонные настои, что помогает от почечной колики. Потом сколотил особый шкафчик с отделениями для разных трав.
Первым пациентом, который вошел в приемную Бюднеров, был ночной сторож. Густав позвал Станислауса из сада и шепнул ему по дороге:
— Сторож сидит в кресле и удивляется. Я его малость порасспросил. Жалуется, что днем плохо спит. Ты ему так и скажи, как войдешь. Только руки сперва помой. И кричи, и скандаль. Кричи, что тебе не дают покоя, требуют чудес. Скажи, что у тебя от этого все нервы измотаны.
Станислаус в сенях сбросил деревянные башмаки.
