Юсеф эс-Сибаи - Мы не сеем колючек
— О, Аллах, какая кожа! Будто шелковая!
Сейида рванулась, галабея затрещала.
— Вот горе-то!
— Тсс!
— Оставь меня!
— Да не кричи ты!
— Уйди, говорю!
Неожиданно Аббас полез в карман, вытащил монету и протянул Сейиде. Пиастр?! С чего это такая щедрость?
— Возьми, детка!
— Это мне?
— Да, тебе.
— А что купить, господин?
— Что хочешь!
Удивительно! С того дня, как умер отец, никому и в голову не пришло подарить ей монетку. А вдруг Аббас потребует что-нибудь взамен? Стоит потерять стыд — и мужчины будут тебе платить, это она не раз слышала. Может быть, поэтому Даляль и льнула к мужчинам? И, наверное, что-то их в ней привлекало — ведь не будут же люди просто так выкладывать деньги. Да, не тобой это придумано — либо женятся, либо платят. Аббас платит. Значит, он считает ее привлекательной?..
Бедняжка Сейида! Ты даже не представляешь, чего достойна твоя красота. Не у одного мужчины при взгляде на тебя учащенно забьется сердце!..
С тех пор как ее грудь стала заметной даже под галабеей и грубая ткань обтянула округлившиеся бедра, зеленщик и булочник встречали Сейиду предупредительными улыбками. Но могла ли она подумать, что Аббас, этот прижимистый парень, которого даже мать называет сквалыгой, на коленях будет протягивать ей деньги. Раньше Сейиде приходилось просить несколько миллимов, а теперь ее упрашивают взять целый пиастр. Больше не придется воровать, тебе рады сделать подарок — только подставь ладонь и возьми!
— Возьми, Сейида!
— Ты это серьезно? — Она все еще не могла поверить.
— Конечно, ну что же ты? Тебе не нужны деньги?
— Нужны.
— Тогда бери.
Она подставила руку и быстро зажала монетку в кулаке — как бы этот сквалыга не передумал… Но Аббас, кажется, уже забыл о деньгах.
— Пойдем! — Он стиснул запястье Сейиды и рывком заставил подняться на ноги.
— Куда?
Не отвечая, парень потащил ее к клетке, переполошив кур и гусей, шумно шарахавшихся по сторонам. Сейиду охватила тревога — что он затеял? Одно дело, когда расплата отодвигается в неопределенное будущее… А сейчас, посреди дня! Даже взрослые люди занимаются любовью тайком! Но Аббас правильно рассчитал: они здесь одни и ему некого опасаться. Кому придет в голову подниматься на крышу в такую жару, когда даже бидон раскалился — не притронешься. Умм Аббас? Едва ли. Она еще не сошла с ума, чтобы по собственной охоте лезть в это пекло. Сейида попыталась остановить его, пробовала образумить, но он молча тащил ее за дощатую перегородку. Между досками зияли громадные щели, но все-таки это было какое-то прикрытие — во всяком случае, издали ничего не видно. Оказавшись за шаткой перегородкой, парень повалил Сейиду и ухватился за подол галабеи. Ока сопротивлялась, но Аббас сильно и безжалостно придавил ее к полу, тяжело навалился на грудь, стиснул слабеющие руки… Отчаяние охватило Сейиду… Она покорилась…
Через несколько минут они уже сидели рядом: Сейида, оглушенная стыдом, Аббас — погасший и равнодушный. Так вот для чего люди закрываются в спальнях… Она кинула взгляд на Аббаса. Похоже, ему теперь нет до нее никакого дела. Ну и пусть. Нужно хотя бы побыстрее истратить деньги, пока он не передумал или хозяйка как-нибудь не дозналась.
— Где ты запропастилась, лентяйка?! — донесся до ее слуха хорошо знакомый голос, неизменно приводивший Сейиду в состояние унизительного, необоримого страха.
Аббас испуганно вскочил на ноги, но вовремя одумался и замер на месте.
— Сейида!
— Я здесь!
— Ты что, заснула?
— Сейчас иду, всего несколько корок осталось!
— А ну-ка живее! Нечего целый день на крыше торчать.
— Сейчас, мама.
«Мама»… Раньше ей приходилось так же величать мачеху. А вот родную мать — не довелось.
Наступило молчание. Сейида взглянула на Аббаса. Глаза его растерянно бегали, а лицо словно окаменело от напряжения.
— Я спущусь первым, — буркнул он и быстро двинулся к лестнице.
Неуверенные, сбивчивые шаги загремели по ступенькам — он слишком старался не производить шума. Сейида схватила нож и ожесточенно изрубила оставшиеся арбузные корки. Снизу послышался голос хозяйки:
— Где это ты был, Аббас?
— Наверху.
— Что тебя туда потянуло?
— Воздухом дышал.
— В эдакую жару-то?
— А мне не жарко.
— Уж что-то тут, верно, не так…
Неужели подозревает? Ничего удивительного — ведь она как никто знает своего сына. Но откуда бы ей догадаться? Может, она подкралась и видела их в щели досок? Ну, уж тогда хозяйка задаст Сейиде зверскую трепку — будет таскать за волосы, бить ногами, извергать самые страшные проклятья, осыпать самыми грязными ругательствами… Сейида вскинула голову, словно отмахиваясь от мучительных мыслей — будь что будет.
С корками было покончено, она собрала последние кусочки и бросила гусям. Те даже не поглядели — уже насытились. Толстая гусыня подошла к корытцу с водой, защелкала клювом, вытянула длинную шею и закинула голову, медленно двигая зобом. Наверняка она счастливее Сейиды… Не знает ни страхов, ни укоров совести — поела, попила, похлопала крыльями и уселась отдыхать. Ее покоя не омрачают даже думы о гусятнице и духовке — Аллах подарил ей неведение. Да, тут есть чему позавидовать!
Только теперь Сейида вспомнила о монете. Как бы понадежнее спрятать деньги от хозяйки? Нужно подыскать какое-нибудь местечко тут же в доме, и пусть это будет ее тайник — там она спрячет этот пиастр, а может быть, появятся и новые деньги.
Но откуда им взяться? Или ты рассчитываешь, что Аббас станет носить тебе пиастр за пиастром? Вряд ли — ведь, насытившись ею, он ушел так же быстро, как обычно выскакивал из-за стола, несмотря на ворчание матери. Однако человеческая природа заставляет вновь и вновь испытывать голод. И, наверное, Аббас снова вернется к ней. Как всегда возвращается к ужину, где бы ни пропадал. Но каждый раз любимого сынка ждут новые блюда, а Сейида теперь для него вчерашние объедки. Что ж, иногда и они благо… Сейида вздохнула. Как это унизительно — думать, придет или не придет нелюбимый человек! Деньги… деньги… проклятые деньги! Сейида облокотилась на оградительную стенку, устроенную по краю крыши, и осмотрелась. Вдали блестели под солнцем стальные рельсы железнодорожного моста, на подъездных путях стояли поезда, виднелась черная водокачка с загнутой вниз трубой, черные угольные кучи, рассыпанные вдоль полотна. Ее взгляд остановился на квартале эль-Мунира, дома которого утопали в зелени. Солнце медленно клонилось к горизонту, становилось прохладнее. Тяжелый вздох вырвался из груди Сейиды — детство ушло безвозвратно. Теперь ей уже не прыгать через веревочку, не играть в классы, не разгуливать по улицам в легкой, свободной галабее. Отныне она должна скрывать свое тело от посторонних глаз, носить взрослые платья, как Умм Аббас. Отныне ты женщина, Сейида. Перед тобой открываются далекие, неизведанные горизонты жизни…
Грустные думы Сейиды прервал разгневанный крик:
— Где тебя черти носят, лентяйка проклятая?!
— Бегу, бегу!
Глава 8
Сейида понимала, что вступает в новую полосу жизни, и считала себя взрослой женщиной, но все же стремительные изменения округлившегося тела, внезапно появившаяся замедленность и плавность движении застали ее врасплох. Это преображение было замечено всеми окружающими, и прежде всего Умм Аббас. Хозяйка из себя выходила — уж больно ее бесило нескрываемое восхищение, с которым мужчины квартала провожали победительно проплывающую Сейиду. Умм Аббас все чаще хмурилась, все чаще кричала, словно надсмотрщик на плантации. Однако теперь Сейида начинала разгибать спину, она уже не была прежней покорной рабыней, и чувство превосходства над этой мужеподобной особой с длинными руками, могучей спиной и широкими плечами, однажды появившись, уже не покидало ее.
До сих пор хозяйка считала себя единственной женщиной в доме, и превращение маленькой, худенькой замарашки в красивую, обаятельную женщину было для нее неожиданным и неприятным событием. Но все же она не могла до конца понять всю пышность расцвета этого молодого здорового тела, пока оно было скрыто бесформенными, безобразными одеждами. И вот ей представился случай увидеть его без покрова. В ванной комнате перед изумленной хозяйкой стояла сложившаяся женщина.
Был вечер пятницы. Закончив генеральную уборку, госпожа занялась собственным туалетом. Она приготовила халяву с лимоном[14], намазала ноги, руки, а потом приступила к самому ответственному моменту — в заботах о привлекательности хозяйка накладывала сильнодействующий состав даже на лицо, и, хотя тут же от него избавлялась, физиономия становилась похожей на вареную свеклу.
— Посмотри, вода еще не согрелась? — распоряжалась она, поглощенная своей опасной затеей. — Подкачай-ка примус.
