Юрий Зверев - Размышления о жизни и счастье
В театре продолжали считать Жору "спившимся интеллектуалом", но для всей страны он стал остроумным, смешным чудаком, необыкновенно талантливым и привлекательным. Тайные мысли о политике Бурков доверял дневнику: "Легкость, с которой мы входим в чужие страны, поражает, — записал он по поводу ввода наших войск в Чехословакию, — мы — профессиональные агрессоры".
В 1969 году Олег Ефремов пригласил Жору в "Современник", слава о котором катилась по стране. Чтобы попасть на любой спектакль, люди стояли за билетами ночами. Но Буркова ввели во второй состав, чем Георгий был очень недоволен. "Мне тридцать семь лет, — писал он, — я готов играть Гамлета, Мефистофеля и отвечаю за гениальность исполнения".
Увы, Гамлета играл Высоцкий, Жоре таких ролей не предлагали. Но в кино дело шло хорошо. В фильме Шукшина "Печки-лавочки" он снова сыграл прекрасно. Пришла осязаемая слава, Бурков, наконец, получил квартиру на Фрунзенской набережной. Когда дела шли хорошо, Жора балагурил на съемочной площадке, смешил окружающих, рассказывал забавные байки, сыпал прибаутками. Георгий словно возмещал весельем свои театральные неудачи.
"Мчусь по дороге тщеславия. Впереди ласки правительства, но мешает юмор и водка", — записал он в дневнике. Простецкая внешность привлекала к нему всех уличных забулдыг. Жору постоянно угощали и он не умел отказывать. Подлинная сущность Буркова, тонкая душа и чуткий интеллект, была известна только дневнику. "У меня другой счет — древние философы, Булгаков, Пушкин".
Бурков мечтал о настоящем друге и судьба подарила ему Василия Шукшина. Оба были талантливы, оба с периферии, оба упорно сражались с Москвой за своё место в искусстве. Они быстро нашли общий язык.
После фильма "Печки-лавочки" Василий Макарович пригласил его сыграть в "Калине красной". Буркову досталась роль бандита Губошлёпа. Фильм стал классикой российского кино. Рязанов тоже любил Буркова и говорил о нем: "Он всегда у меня в патронташе". Когда на съемочной площадке был чем-то недоволен, кричал на артистов, Жора ехидно его спрашивал: "Горшок принести?", и этим разряжал обстановку.
Он был уверен, что может играть масштабные роли и "юморил" с горя. Водка делала свое дело, хотя Шукшин предупреждал: "Если пить не бросишь, ко мне не приходи. Я сам из-за водки проклятой чуть дочь не потерял". Но в начале семидесятых годов Бурков был законченным пьяницей. В начале семидесятых годов его положили лечиться от алкоголизма в больницу. "Скоро месяц, как меня лечат" — записал он. Лечение на некоторое время принесло результаты — у Буркова пропало удовольствие от принятия алкоголя. Он был этому рад. Рязанов, видя, что Георгий "завязал", пригласил его, словно для испытания играть пьяницу в свой знаменитый фильм "Ирония судьбы".
С Шукшиным он спорил о жизни до хрипоты. Бурков был начитан, знал основные философские направления и в спорах о вечном опирался на древних. Шукшин же лучше знал реальную жизнь, приводил живые примеры, умел обобщать и анализировать собственные ошибки. Они много говорили о семье, о воспитании детей. Шукшин осуждал друга за разлад в душе, за неистребимую тягу к зелью, за страдания, которые он приносил жене и дочке. Курили они оба дешёвые сигареты "Прима". Однажды во время разговора, Шукшин что-то нарисовал на коробке.
— Что это? — спросил Георгий.
— Могила моя, — спокойно ответил друг.
На съемках фильма Сергея Бондарчука "Они сражались за родину" именно Бурков нашёл Василия Макаровича мёртвым. Отчаяние артиста было безграничным, он ушёл в глубокий запой.
Так или иначе, но картину нужно было заканчивать. Месяц искали артиста, способного заменить Шукшина. Им оказался петербургский актёр Юрий Соловьёв, внешне удивительно похожий на Василия Макаровича. "Когда мне принесли гимнастёрку Шукшина, и мы начали съёмку, — рассказывал он автору очерка, — я быстро вспотел и вдруг почувствовал, что ощущаю чужой острый запах пота. Было чувство, что Василий Макарович оставил мне часть своей живой жизни, а вместе с нею и свою ответственность перед искусством. Я очень старался. Хотелось, чтобы зрители не заметили подмены".
Однако телевизионщики не собирались списывать Георгия Буркова. Он впервые в жизни получил значительную роль — в киносериале играл полковника милиции. Всё шло хорошо, но душевного комфорта не было. Он очень хотел купить машину и купил её, но в дневнике записал: "Я за машину Родину продал".
Наслушавшись рассказов о подлинной жизни милиции, сталкиваясь с нею на дороге, он ещё острее почувствовал фальшь окружающей его советской действительности. "Наша социалистическая жизнь невыносима. Талантлив я не от ума, а от лжи" — констатировал он с горечью.
Георгий с детства впитавший книжные представления о справедливости, постоянно ощущал, что в общем потоке фальши и вранья приходится участвовать и ему, тем более, что окончательно отстать от пьянства он был уже не в состоянии.
Впрочем, однажды любовь к выпивке ему помогла. Когда Буркову уже пришла популярность, в его квартире раздался телефонный звонок.
— Уважаемый Георгий Иванович, вас беспокоит капитан Ковалёв, сотрудник Комитета государственной безопасности. Вы не могли бы в удобное для вас время встретиться со мной?
— А в чём дело?
— Это не телефонный разговор, но дело чрезвычайно важное, можно сказать, государственное.
— Неужели государственные дела стали доверять лицедеям? Забавно. Впрочем, диктуйте адрес, я приду.
Капитан сказал, куда артисту следует явиться, и добавил: "Думаю, вы понимаете — о нашем разговоре никто не должен знать.
— Ну, как же… Я детективы тоже читаю. Можете не сомневаться — могила.
Но мог ли Жора удержать в себе государственную тайну? В тот же вечер он поделился ею с приятелями в пивной.
— И чего от меня кэгэбешникам надо? — недоумевал он.
— Ты, Жорик, элементарных вещей не понимаешь, — объяснили ему приятели, — фаловать будут, вербовать значит.
— Куда вербовать?
— В стукачи. И меня вербовали, и Петьку, и Ивана. Как где поскандалишь и в ментовку попадёшь, так сначала тюрьмой грозят, а потом в стукачи идти предлагают. В сотрудники, то есть. У них так заведено.
Стал Жора соображать, как от этого капитана отделаться и придумал: напился почти в стельку и явился на свидание в райотдел милиции.
— Кто тут капитан Ковалёв? У меня к нему дело государственной важности, — заявил он с порога и для наглядности икнул густым перегаром.
— А ты кто такой? — спросил его дежурный.
— Кино надо смотреть, сержант. Губошлёп я, не узнаёшь? "Калина красная", артист Бурков.
Узнал дежурный артиста и проводил к Ковалёву.
— Ты чо от меня хотел? — изрёк Жора, развалившись в кресле. — Какое у тебя государственное дело? Излагай — ик! — слушаю.
Капитан с ненавистью посмотрел на Жору и поднял трубку.
— Дежурный, проводите товарища артиста к выходу.
— Постой, капитан, мы же ещё не поговорили. Дело-то какое?
— Идите, идите. Не о чем нам с вами говорить.
Дежурный поднял Жору за воротник и на выходе ещё поддал пинком под зад. "Вот что такое настоящий талант", — с гордостью говорил друзьям на съёмочной площадке Бурков. А в дневнике записал: "Не к лучшим временам идём, собираются торговать нами". Он предвидел перестроечные времена.
После смерти друга Бурков мечтал открыть центр культуры имени Шукшина. Ему пришлось столкнуться с потоком бюрократических отговорок и отписок, но в конце восьмидесятых годов этот центр всё же был открыт. Когда в стране появились "новые русские", Бурков записал: "Мы живём в чужой стране. Нашу родину оккупировали коммунисты. Беда, что это не враги, а свои, в этом секрет их успеха".
В 1980 году у Буркова произошёл первый инфаркт. С тех пор он стал бояться смерти. Жора вспомнил, что когда-то цыганка нагадала ему умереть в пятьдесят пять лет. Бурков с ужасом жил весь этот год, и вздохнул свободно только, когда роковой год миновал. Прошли успешные съёмки фильма Рязанова "Гараж". В конце девяностых годов Рязанов предложил ему играть главную роль в фильме "Небеса обетованные", но этому было не суждено стать. Во время съёмок Жора вдруг упал. Врачи "Скорой помощи" решили, что у него второй инфаркт и положили Буркова в больницу. Состояние актёра было довольно стабильное, но на шестой день он вдруг стал задыхаться. Вызвали хирурга, который пришёл только через шесть часов.
— Держись Жора, — шептала ему жена.
— Продержусь, сколько смогу, — с трудом ответил Бурков, но через пятнадцать минут умер. На вскрытие был обнаружен тромб в лёгочной артерии.
Через два года его дочь Маша родила внука, которого назвали Жорой.
Что автору сказать в заключение? Горько. Очень жалко земляка. Но это типичная советская история. Разглядеть вовремя талант, поддержать его, под силу лишь столь же талантливому человеку. Поэтому испокон веку на Руси спиваются и гибнут тысячи неординарных личностей. И это, видимо, неистребимо.
