Дэвид Эберсхоф - Пасадена
Линди подумала, как объяснить Уиллису свое состояние, если он застанет ее корчащейся в постели; на ум пришло только одно — это то, что называют «женскими делами», и тогда он сразу убежит вниз, в холл, удовлетворив свое любопытство. Надо сказать Розе, чтобы во время приступов не пускала к ней Зиглинду. «Говори ей, что мамочка легла в кроватку», — сказала Линди Розе. Сейчас, лежа на смотровом столе с резиновым покрытием, Линда еще ясно не представляла себе, только смутно предчувствовала: несколько месяцев подряд эти слова будут эхом перекатываться по всему дому, звенеть в вентиляционных трубах, перекатываться по алюминиевому обогревательному тракту: «Мамочка легла в кроватку».
Доктор Фримен вынул иглу, но теперь это было совсем не больно — не больнее, чем когда ладонь доктора разжала ее руку. «Отдохните немного, миссис Пур», — сказала мисс Бишоп.
— Как только вы захотите, — сказал Фримен, — я прерву лечение и пропишу вам хинин. Но я очень попрошу вас — старайтесь продержаться до конца. Жар убивает спирохет у вас в крови. Чем дольше вы терпите приступы, тем больше будет у нас шансов.
Ей было жарко, она очень устала, теплый воздух от вентилятора прижимал ее к резиновой клеенке. Роза взяла ее за руку, и они принялись ждать вместе, пока доктор Фримен ходил к себе, оформлял бумаги, а мисс Бишоп собирала инструменты со столика.
— Все будет хорошо, — сказала Роза, и Линди знала, что Роза права.
Доктор Фримен сказал, что, по сообщениям клиники Майо, успешных случаев излечения было уже больше пятидесяти процентов.
— А вообще-то больше семидесяти процентов; это смотря как считать, — обнадеживающе добавил он.
— Что же значит «успешные»? Они вылечились?
— Это не так уж просто, миссис Пур.
Но Линди нисколько не сомневалась, что она еще раз сможет переиграть судьбу. Ее не отпускало чувство, что счастливая доля еще впереди, она чувствовала, как возвращается к ней сила, как она поднимает ее на ноги.
Через несколько минут Линди уже стояла у окна и застегивала блузку. Там, на улице, крытая толем крыша соседнего дома выглядела так, будто солнце растопило ее в жирную нефтяную пленку; башенка Вебб-Хауса отбрасывала слепящий солнечный луч прямо в глаза. Линди заправила блузку под юбку, и вскоре они с Розой засобирались домой. Мисс Бишоп твердила: «Не забудьте позвонить, если будет слишком сильно».
Добравшись до дому, Линди почувствовала себя гораздо лучше, чем в последнее время, голова почти не болела, лихорадка отступила. Она подумала, что лечение, наверное, уже началось. Зиглинда вместе с Лолли и Пэлом была в клубе, на соревнованиях по плаванию. Линди переоделась в старую рабочую одежду и спустилась вниз по холму искать Уиллиса.
В доме для работников она увидела, как Хертс со Слаймейкером помогают друг другу надеть распылительные аппараты, латунные трубки которых ярко сияли под солнцем. Хертс был в одних рабочих штанах и ботинках, кожа на его груди блестела, жар поднимался вверх разноцветными клубами. Двор пропах керосином, лица мужчин жирно блестели и выглядели так, будто вот-вот загорятся; потом они заметили ее, и Хертс бросил: «Градусов сто, похоже, сегодня». Они помогли друг другу надеть маски из замши — Хертс приладил эластичную ленту на голове Слая, Слай сделал то же самое, поправив ленту на голове Хертса. Очки между тем у них были только одни, каждый настаивал, чтобы их надевал другой, голоса звучали глухо, точно из жестяных банок, но наконец Слаймейкер настоял на своем и помог Хертсу натянуть очки. За дымчатыми стеклами его глаза казались огромными и перепуганными. Он что-то произнес, но Линди не поняла его. Хертс заложил руки за голову; открылись его белые подмышки. Он со Слаймейкером не спеша пошли в рощу, таща за собой на спинах четырехгаллонные емкости и поднимая пыль своими ботинками.
Им нужно было опрыскать деревья вокруг мавзолея тонкой керосиновой пылью, а еще как следует полить корни. Раньше они, бывало, опрыскивали рощу керосином от грибка и клещей; никто еще не придумал, как по-другому остановить расползание новой болезни, и поэтому Уиллис решил, что им нечего терять. Из всех работ на ранчо опрыскивание было самым нелюбимым делом Хертса и Слая. Целую неделю от них несло битумом так, что в театре Клюна им отказались продавать билеты на дневное представление. Линди прошла с ними половину пути, и ей показалось, будто она едет по дороге между двумя старыми «жестянками Лиззи» и дышит их выхлопом. Она забежала вперед, спросила, где Уиллис, и Слаймейкер прогудел через свою железную маску: «Тоже опыляет».
Когда они дошли до мавзолея, она увидела, что Уиллис, весь перепачканный керосином, сидит на ступеньках, поставив у ног распылитель. Выглядел он замученным и каким-то маленьким, глаза на перепачканном лице потускнели, одежда была вся в пятнах от пота и керосина. В дальнем конце рощи пахло керосином так же сильно, как на заправочной станции в Ричфилде, где работник в комбинезоне с изображением орла на груди ставил канистры масла в пирамиды восемь футов высотой.
— Я пришла помогать, — сказала Линди.
Она думала, что Уиллис отошлет ее назад, уже приготовилась, что они поспорят о том, как она будет здесь работать, но он лишь провел ладонью по волосам и сказал:
— Ну ладно. Бери мой распылитель.
Он с трудом приподнял его, приспособил лямки на ее плечах, застегнул застежки и надел маску на рот Линди. Тут он заметил бинт на сгибе ее руки и спросил:
— Что случилось?
Она ответила, что ее укусила пчела, но из-под маски слова доносились невнятно, так что никто толком не расслышал эту ложь. Да она и не пригодилась — Уиллис начал объяснять, как пользоваться раструбом, как включать и выключать кран, как обращаться с резиновым шлангом. Показывая, что и как нужно делать, он выпустил целое облако керосиновой пыли, и сначала от нее в воздухе стало холодно, а потом пар нагрелся на солнце, начал сгущаться и превратился в нечто невидимое и неживое. Даже под маской в носу и горле Линди началось такое жжение, что она сразу же вспомнила о похожих на львиную гриву медузах на Джелли-Бич — невидимых, почти воображаемых существах, чьи длинные желтые щупальца однажды обожгли ее бедро так сильно, что кожа потом облезала просто полосами.
Емкость распылителя была заполнена только наполовину, но все равно Линди было тяжело, и она шевелилась, стараясь удобнее пристроить ее на спине; она грузно наклонилась вперед, опасаясь, что если встанет прямо, то перевернется на спину.
— Я помогу тебе залезть на лестницу, — сказал Уиллис, они пошли к деревьям у мавзолея, и он установил лестницу между ветвями.
Она взобралась по перекладинам, так чтобы раструб достал повыше, и оттуда махнула Уиллису, давая знак отойти. Он прошел примерно половину дороги там, где зеленели полные купы деревьев, и она увидела, что дальше он двинулся чуть ли не бегом — так хотелось ему побыстрее добраться до тени, до воды. Сверху, с лестницы, роща расстилалась перед ней, опускалась на самое дно долины, взбиралась по склонам холмов. Отсюда ей было хорошо видно, что мавзолей построен в одном стиле с домом, — оба белели среди зарослей дикого кустарника. Уиллис провел отдельную телефонную линию между особняком и домом для работников; ее толстые серые провода шли вниз по горе, мимо высаженных рядами розовых кустарников, и сейчас казалось, будто они потрескивают от жары. За несколько ярдов от нее трудились Хертс со Слаем — осторожно просовывали раструбы между ветвями, распыляли, отворачивались, снова распыляли и снова отворачивались.
Линди устроила емкость поудобнее на спине, навела раструб на ветви и нажала кран. Из трубы вырвалось облако керосина, и мельчайшие брызги заблестели на солнце миллионами крошечных бриллиантов. Облако опустилось и вуалью закрыло часть ветвей, отчею они сразу жирно засияли. Маска не задержала испарений, Линди закашлялась, ухватилась за скользкую ветку, тут же закружилась голова, перед глазами все поплыло, кровь отхлынула куда-то к ногам. Но головокружение прекратилось, и она начала опылять ветку за веткой, пока в емкости не кончился керосин, потом спустилась и опрыскала землю вокруг корней, с каждым нажимом ощущая легкость в голове. После того как она обработала первое дерево, емкость опустела, а одежда на ней промокла насквозь.
Линди вернулась, чтобы заправить емкость, и спустила маску на шею. Она спросила, где Уиллис, но не смогла найти его. Она стала заполнять емкость, горячий керосин бежал по резиновому шлангу, и сильно запахло отработанным топливом, как будто они успели уже обработать все ранчо. Керосин, казалось, висит в воздухе, его приносит с собой морской бриз, целая река керосина течет через рощу, и даже ее пересохшее горло вдыхает один только керосин. Глаза слезились; Линди потрогала щеку, и оказалось, что щека маслянистая и горячая от керосина; она закрыла глаза и почувствовала себя так, как будто у нее закипел мозг. Керосин перелился через край емкости, тонкий ручеек побежал по ее ногам, намочил ботинки и лодыжки, и Линди закрыла кран.
