Александр Проханов - Красно-коричневый
Здесь, на законсервированном командном пункте, можно было читать историю умерщвленной армии, – распиленных кораблей и подводных лодок, рассеянных, как дым, группировок, покинутых театров военных действий, уничтоженных армад самолетов и танков. Таинственный невидимый вирус проник в жизненные системы страны и без взрывов и глобальных сражений превратил в труху непобедимое государство.
– Оперативный! – Хлопьянов очнулся, услышав голос Каретного. Тот стоял над столом с телефонами, держа белую лакированную трубку. – Полковник Каретный!.. Как обстановка?… Понятно… Понятно… До связи! – он чмокнул трубкой. – Смотри-ка, работает! – изумленно обратился он к Хлопьянову. – А ну-ка еще! Он снял другую красную трубку:
– «Кобальт»!.. Полковник Каретный!.. Дайте «Каскад»!.. – переждав некоторое время, сказал. – «Каскад», дайте «Рубин»! – и добившись связи, положил трубку, снова изумился: – А я думал, пункт на консервации! Мне так говорили! А он, погляди-ка, в готовности! С любым округом, флотом… Черт-те что творится!
Он выключил свет. Погрузил во тьму телефоны и пульты. Вышли, закрыли дверь, двинулись по коридору обратно. У Хлопьянова было чувство, что там, в темноте, за железной дверью, осталось лежать огромное мертвое тело, – окаменелый холодный лик, сложенные на животе засохшие руки, капелька бальзама, выступившая на выпуклом лбу.
По безлюдным коридорам, мимо одинокого рассеянного дежурного они вышли из штаба наружу.
– Не предполагал, что объект такого значения остался без охраны и наши забыли отключить связь! – Каретный, озабоченный и озлобленный, шагал обратно к изгороди сквозь желтый бурьян. Хлопьянов машинально сорвал листочек полыни, растер его на ходу и понюхал. Пролезая обратно в щель, он снова осмотрел надпиленный огрызок прута, замазанный свежей краской.
Вернулись к машине. Когда уселись, Каретный искренне, почти умоляюще, сказал:
– Вернись сейчас в Дом Советов! Скажи этим болванам, что штаб охраняется! Что усилены караулы! В здании спрятан ОМОН! Быть может, это удержит дурака от глупостей! А иначе будет буза!
Он тронул машину. Хлопьянов старался расслышать в его словах неискренность и подвох. Не мог – Каретный был огорчен, озабочен. И впрямь боялся кровавой стычки.
Подкатили по набережной к Дому Советов. Высаживая Хлопьянова у зеленых тучных зарослей, сквозь которые к белому зданию вел розовый гранитный портал, Каретный сказал:
– Пока!.. Не исключаю, что еще сегодня встретимся!..
Укатил, оставив Хлопьянова у каменных ступеней, на которых группа людей размахивала красными флагами и что-то выкрикивала в мегафоны.
Хлопьянов стоял на гранитных ступенях перед вечерним Домом Советов, чьи окна отражали закат, и казалось, в доме бушует пожар, и было страшно смотреть на этот пламенеющий, до неба, Дворец.
Еще недавно, днем, проникнув к врагу, действуя в глубоком тылу, он раздобыл информацию, показавшуюся ему драгоценной. Чувствовал себя победителем. Находясь среди лукавых врагов, он ничем не выдал себя. Слился с ними. Был, как они. Это внешнее слияние с противником и внутреннее, неразгаданное противодействие создавали ощущение успеха. Так продолжалось до той поры, пока Каретный наивно и простодушно не показал ему узел связи. Раскрыл подходы и подступы. Незащищенную щель в ограде. Тропу сквозь бурьян. Действующие телефонные линии. Затем умолял предупредить Офицера о засаде ОМОНа, отговорить от захвата штаба. С этого времени чувство успеха исчезло. Он испытывал беспокойство. Не он управлял противником, владея полной информации, а им управляли, открывая ему часть информации, тщательно скрывая другую. Это неполное, усеченное знание побуждало действовать, толкало его на ошибки. И эти ошибки, как бы он осторожно ни действовал, были почти неизбежны.
Что он скажет Красному генералу, докладывая о рейде к врагу?
Скажет, что увидел незащищенный командный пункт, действующие линии связи, растерянность Каретного, желающего обмануть защитников Дома Советов, напугать несуществующим ОМОНом, отвадить от захвата. Хлопьянову поверят, последует захват. В бурьяне, сразу за прогалом в заборе, проследует скоротечная стычка, огонь автоматов, кровь. Глазки телекамер зафиксируют трупы, захваченных террористов, и ночью, в экстренном выпуске, люди узнают о «бандитах из Белого Дома, об убийцах и наркоманах, засевших в Парламенте, об арсеналах оружия». Последует немедленный штурм, войсковая атака, жестокая расправа.
Нет, он построит доклад иначе. Расскажет, что ему устроили демонстрацию, пытались ввести в заблуждение, показали неохраняемый штаб, работающие линии связи, незащищенный проход в заборе. Цель демонстрации – заманить в засаду защитников Дома Советов, спровоцировать пролитие крови, выставить их перед публикой, как кровавых террористов и потом уничтожить.
Однако ему не поверят. Его заподозрят в обмане. Он, допущенный в штаб врага, будет казаться врагом. Разносчиком дезинформации. Его заслали враги в Дом Советов, чтобы он воспрепятствовал захвату незащищенного бункера, где работают телефонные линии и можно связаться с округами и армиями. Вызвать верные части на поддержку Дома Советов, решить проблему власти, отстранить узурпатора, спасти страну от разгрома.
Хлопьянову не поверят, запрут под замок, а сами двинутся к штабу…
Так думал Хлопьянов, медленно поднимаясь по ступеням Дворца. Какой-то подросток с красным бантом на робе поднял в знак приветствия сжатый худой кулак.
Он вошел в кабинет Красного генерала в момент, когда его хозяин насупясь, недовольно пощипывая стальной ус, слушал Офицера. Тот говорил присутствующему тут же Трибуну, но сердитые слова обращал генералу. Покосился недовольно на вошедшего Хлопьянова, хотел было умолкнуть. Но столь велика была в нем энергия раздражения, столь силен запал, что он продолжал:
– Не хочу, не имею права потворствовать трусости и никчемности руководства! Есть прямая возможность уже сегодня переломить ситуацию в нашу пользу! Не использовать эту возможность – значит совершить предательство! По отношению к армии, народу, России! – он говорил истерично, возвышая голос, с усвоенной интонацией агитатора, выступающего часто на митингах. – Своя агентура докладывает, штаб СНГ голый, не защищен, Богом забыт! Его надо брать немедленно! Оттуда мы выйдем на связь с верными нам частями, обеспечим в течение суток их прибытие к Дому Советов! Это наш шанс! Мы обязаны его использовать!
– Где обещанная вами бригада? – враждебно перебил его., – Вы сказали, что к моменту «чэпэ» она явится со штатным оружием и займет оборону Дома Советов! Где она, я вас спрашиваю!.. Один обещал привести казачье войско, другой – полк, третий – дивизион гаубиц!.. Привели десяток отставников, да десяток ряженых с деревянными саблями!.. Все брехня!
– Как обещал, так и будет! – срываясь на фальцет, выкрикнул Офицер. – Мне нужна связь, и я ее добуду! Кто-то делает черновую работу, идет в войска, устанавливает связь с офицерами!.. А кто-то играет в политику, мечтает стать Президентом, чтобы ему на блюдечке принесли ключи от Кремля!
– Я тоже выступаю за действие! – Трибун, нахохленный, маленький, сжатый, как пружина, говорил сорванным на митингах голосом. – Самое страшное – держать народ в бездействии! Мы готовили народ к этому часу, тренировали его, выводили на улицы. И теперь пришла пора действовать! Я за что, чтобы взять этот чертов штаб! Пусть военные его забирают! А мы с народом поддержим, создадим у штаба еще один очаг сопротивления! Два очага восстания – с этим враги не справятся!
Генерал враждебно блеснул на Трибуна белками. Не ответил. Обратился к Хлопьянову:
– Доложите, что видели и узнали. – Объясняя его появление в кабинете, добавил: – Это наш верный товарищ. Взаимодействует лично со мной.
И Хлопьянов, стараясь оставаться бесстрастным, придавая рассказу черты агентурного донесения, поведал обо всем так, как было на самом деле.
Генерал внимательно, насупленно слушал. Когда Хлопьянов закончил, спросил:
– Ваши выводы?
– В районе узла связи готовится засада, в которую стараются заманить защитников Дома Советов. Нападение на узел связи с применением огневых средств, возможные перестрелка и жертвы дадут противнику повод трактовать защитников парламента как уголовников и террористов, оправдают штурм Дома Советов как адекватный, социально необходимый ответ.
– Подставка! – зло перебил Офицер, и Хлопьянова поразила бледность его лица, из которого гнев высосал все живые соки. – Вы – человек-подставка! Пусть вами займется особист и проверит ваши показания! Ваши связи и маршруты передвижения! Таких, как вы, запускают в наши ряды, и они организуют развал! У меня есть собственная агентура, и я сделаю то, что считаю нужным!
– Народ ждет решительных действий! – поддержал его Трибун, отворачиваясь от Хлопьянова, словно отказывая ему в знакомстве. – Надо брать узел связи, а народ поддержит группу захвата!
