Харуки Мураками - Хроники Заводной Птицы
Усикава явился ровно через десять минут. На нем была та же самая одежда, что три дня назад. А может, и не та, хотя и костюм, и рубашка, и галстук — все было точно такое же. Все несвежее, жеваное, сидело кое-как. Глядя на Усикаву, казалось, будто на его жалкий наряд по несправедливости взвалили все тяготы и невзгоды бренной жизни. Если бы существовало что-то вроде реинкарнации и в следующей жизни мне гарантировали необыкновенные почести в обмен на то, чтобы я на время принял облик его одежды, я бы отказался. Извинившись, Усикава открыл холодильник и извлек оттуда бутылку пива. Проверив, хорошо ли она охладилась, наполнил стоявший рядом стакан. Мы сели в кухне за столом друг против друга.
— Для экономии времени сразу без лишних разговоров перехожу к делу, — начал Усикава. — Не хотите ли с Кумико-сан пообщаться? Напрямую. Вдвоем. Ведь вам давно этого хочется. Так ведь, Окада-сан? Правильно?
Я задумался. Или взял короткую паузу, сделав вид, что думаю.
— Разумеется, хочу, если это возможно.
— Ничего невозможного нет, — спокойно проговорил Усикава, кивнув головой.
— Но если вы ставите какие-то условия…
— Никаких условий, — бросил Усикава и отхлебнул пива из стакана. — Но сегодня я к вам с новым предложением. Послушайте, что я скажу, и подумайте хорошенько. Это не имеет никакого отношения к тому, будете вы говорить с Кумико-сан или нет.
Я смотрел на него и молчал.
— Ну что же? Начнем, пожалуй. Окада-сан, вы арендуете участок у некой фирмы. Так? Тот самый, где «дом с повешенными». Каждый месяц платите за него порядочную сумму. Но это не обычная аренда, а специальная — с возможностью последующей покупки. Так? Договор, естественно, никому не показывают, поэтому ваше имя нигде не фигурирует. В этом и хитрость. А на самом деле вы, Окада-сан, фактический владелец участка, и арендная плата, которую вы вносите, — то же самое, что погашение ссуды. Всего вы должны заплатить, дай бог памяти, вместе с домом что-то около восьмидесяти миллионов. Будете расплачиваться в нынешнем темпе — земля и дом станут вашими меньше чем через два года. Как замечательно! Вот это скорость! Я восхищен!
Усикава взглянул на меня, словно дожидаясь подтверждения своих слов.
Однако я промолчал.
— Не спрашивайте, пожалуйста, откуда мне все это известно. Было бы желание. Если покопаться как следует, все, что угодно, можно раскопать. Надо только знать, как это делается. И я примерно представляю, кто стоит за этой подставной фирмой. Вот тут уж пришлось повозиться, изрядно порыскать. Это все равно что угнанную машину разыскивать — ее уже перекрасили, заменили шины и сиденья, перебили номер двигателя. Все продумано очень здорово. Сразу видно — профессиональная работа. Но все равно: сейчас я в общем разобрался, что к чему. А вот вы скорее всего не в курсе, Окада-сан. Не знаете, верно, даже кому деньги отдаете?
— У денег нет имени, — ответил я.
Усикава рассмеялся.
— Совершенно верно. Это вы хорошо сказали: «У денег нет имени». Золотые слова! Я, пожалуй, запишу. Однако, Окада-сан, не всегда все гладко выходит. Возьмем, к пример у, налоговое управление. Не больно сообразительный там народ, я вам скажу. Налоги сдирают только с тех, кто у них записан. А кто не записан, того норовят насильно записать. И не просто записать, а еще и номер присвоить. Никаких эмоций, все тихо, спокойно. Так уж устроено в мире современного капитализма, где мы с вами живем. Выходит, у денег, про которые мы с вами говорим, имя есть — и очень достойное.
Усикава говорил, а я молча рассматривал его голову. Падавший свет выделял странные неровности на его черепе.
— Не беспокойтесь! Никто из налогового управления к вам не придет, — сказал Усикава, смеясь. — Да если бы и пришли, сколько б шишек себе набили, пробираясь по этому лабиринту. Здоровенных шишек. Для налоговиков это — всего лишь работа, да и только. Им лишние шишки ни к чему. Надо деньги содрать — найдут и полегче способ. Чем легче, тем лучше. Был бы результат, а откуда деньги — какая разница. А уж если начальник по доброте душевной скажет: двигай, мол, туда, там проблем меньше, — всякий нормальный человек так и сделает. Я раскопал это дело, потому что это я. Не буду хвастаться, но я в таких вещах ловкач. Знаю, как без шишек обойтись. Ночью ужом проползу. Я все-е-е насквозь вижу.
Но, по правде сказать, Окада-сан, — а вам я всегда как на духу — даже мне непонятно, чем вы здесь занимаетесь. Люди, которые к вам приходят, платят порядочные деньги. Это точно. Значит, вы для них делаете что-то такое, что стоит этих денег, что-то для них важное. Это ясно как божий день. Однако что конкретно вы делаете и почему так прикипели к этому участку, никак понять не могу. Вот что самое главное в этой истории. Но оно так ловко запрятано, что ничего не разберешь. Точно глядишь на таблички, которые перед тобой раскладывает гадальщик. Это-то меня и беспокоит.
— А значит, и Нобору Ватая тоже, — сказал я.
Вместо ответа Усикава принялся теребить себя за остававшиеся над ушами редкие клочки волос.
— Только между нами, Окада-сан, вы меня в самом деле восхищаете, — проговорил он наконец. — Правда-правда. Это не лесть. Я вот что скажу: вы, в сущности, самый обыкновенный человек. А уж если совсем откровенно, в вас вообще ничего такого нет. Извините, что так говорю, не подумайте плохого. Это же на самом деле так, в глазах общественности, так сказать, — вы никто. Но когда мы с вами встречаемся, разговариваем вот так по-простому, лицом к лицу, я под впечатлением. Это ж надо! Вы Ватая-сэнсэя до трясучки доводите. Вот меня и послали как почтового голубя — на переговоры. Да! Обычному человеку такое не под силу.
Вы мне нравитесь, Окада-сан. Честное слово! Субъект я, конечно, неприятный, что говорить. Барахло! Но в таких вещах врать не стану. Вы для меня — человек не посторонний. Вот я, если посмотреть, совсем никудышный тип. Куда мне до вас! Малограмотный, невоспитанный коротышка. Мой папаша делал татами в Фунабаси, еще тот был алкаш. Ребенком я очень хотел, чтобы он умер поскорее, что он и сделал, — уж не знаю, хорошо это или плохо. А потом была нужда, классическая, так сказать, как в книжках. Мне из детства и вспомнить нечего. Хоть бы родители слово доброе сказали! Вот я с рельсов и съехал. Школу кое-как закончил, а дальше жизнь учила.
Все больше темными тропками пробирался, в обход. Жил своей головой, какая ни есть. Вот почему я терпеть не могу это высшее общество, чиновников разных. Какое «не люблю» — ненавижу. И дверь им в общество открыта — пожалуйста, входите, — и жены у них красавицы, и все у них замечательно. Мне нравятся такие, как вы, Окада-сан. Толковые люди, способные.
Усикава чиркнул спичкой и закурил новую сигарету.
— И все же, Окада-сан, вечно это продолжаться не может. Вы ведь все равно свалитесь, рано или поздно. Нет таких, кто бы не падал. С точки зрения истории эволюции человек только-только встал на две ноги, научился ходить и сразу стал забивать себе голову всякой мудростью. Так что, Окада-сан, и вы споткнетесь, будьте уверены. Тем более что в мире, с которым вы связались, все сгорают, как мотыльки. В нем слишком много намешано. Он весь из головоломок. Я кручусь в этом мире с того времени, когда дядюшка Ватая-сэнсэя был в самой силе. А теперь всем его наследством распоряжается сэнсэй. До этого я опасными делами занимался. Продолжал бы в том же духе — сидел бы сейчас в тюрьме, а то и сдох бы где-нибудь. Я не преувеличиваю. На мое счастье, старый сэнсэй меня подобрал. Так что мои маленькие глазки всякое повидали. В этом мире всем крепко достается — и лохам, и тем, кто пошустрее, и сильным, и слабым. Никто на ногах удержаться не может. Поэтому все хотят подстраховаться. И мелкие сошки, вроде меня, тоже. Хоть упадешь, но жив останешься. Но если ты сам по себе, одиночка, тогда — конец. Свалишься и все — аут! Больше не поднимешься. Кранты.
И вы, Окада-сан, — может, не надо вам это говорить — тоже скоро под откос покатитесь. Сто процентов. Так в моей книжке написано. Через две-три страницы, большими черными буквами: «Тору Окаде скоро каюк». Точно. Я не пугаю, нет. Просто у меня об этом мире информация точнее, чем в прогнозе погоды по телевизору. Я вот что хочу сказать: пришло вам время из игры выходить.
Усикава умолк, посмотрел на меня и продолжал:
— Знаете что, Окада-сан? Давайте-ка бросим взаимные подозрения и поговорим о деле… Предисловие длинноватое получилось, так что перехожу к предложению, с которым пришел.
Усикава положил руки на стол и быстро облизал губы кончиком языка.
— Итак, Окада-сан, я сказал, что вам лучше развязаться с этим участком и бросить это дело. Хотя, может, вы и рады бы, да ситуация не позволяет. Может, у вас какие-то обстоятельства и вы ничего не можете сделать, пока долг не вернете.
Он сделал паузу и искательно заглянул мне в глаза.
