Роберт Стоун - Дамасские ворота
— Мост Алленби[468], — сказал Циммер. — Через Иордан.
71
В месте, откуда открывался вид на Долину Енномову и Старый город, располагался ресторан на открытом воздухе, где хозяевами были нерелигиозные евреи из Румынии. Лукас часто останавливался там, когда ехал с Цилиллой на сеанс в Синематеку, находившуюся дальше по улице. Особенно Цилилле нравилось ходить в кино вечером с пятницы на субботу, когда она могла показать средний палец харедим, которые устраивали истеричные протесты перед кинотеатром и истошно вопили о нарушении Шаббата.
Не раз благодаря ей их едва не разрывали на части, как Орфея, здоровенные бородатые берсеркеры. Пройдя невредимыми через ряды демонстрирующих, она неизменно вела его к румынскому заведению, где они были на виду у возбужденных набожных громил. Да еще выбирала столик как можно ближе к тротуару, чтобы оттуда снова показать им средний палец.
Это место из-за тишины, обычно царившей тут в будние дни, и открывавшегося вида Лукас выбрал для встречи с Фейт Мелькер, матерью Разиэля.
Миссис Мелькер была привлекательной женщиной с добрыми карими глазами, которым шло скорбное выражение, с великолепной прической и иссиня-черными с серебром волосами. На ней был прекрасного покроя костюм цвета хаки и простые золотые украшения. Облик ее и одежда как бы говорили о старании придать своей красоте траурную сдержанность. Глядя на нее, Лукас видел, от кого Разиэль унаследовал страстность и привлекательность.
— Очень милая молодая женщина в здешнем консульстве посоветовала мне поговорить с вами, мистер Лукас. Не помню ее имени. Кажется, мисс Чин?
— Да. Сильвия Чин.
— Спасибо, что нашли время встретиться со мной. Вы, должно быть, очень заняты, особенно сейчас.
— Я рад такой возможности, миссис Мелькер. Мне очень жаль Разиэля. — (Она непонимающе взглянула на него.) — То есть Ральфа.
Он было хотел объяснить, что не оговорился. Но вовремя одумался.
— Иногда мне кажется, что он слышит меня, — сказала она. — Иногда кажется, что отвечает. Он шевелит пальцами.
Лукасу тяжело было видеть ее боль, которую к тому же подчеркивало ее спокойное мужество. Ее блестящий, непонятный, разнообразно одаренный сын был потерян для нее, отгорожен стеной помраченного рассудка.
— Множество семей пострадали от наркотиков, — изрек Лукас и тут же пожалел об этом.
— Я стараюсь помнить, что мы не одни такие, — ответила она банальностью на банальность. — Что среди тех в нашей стране, кому повезло меньше, чем нам, многие столкнулись с тем же.
Ну да, подумал Лукас, она ведь жена политика. Но ее искренность неподдельна, как и благородная стойкость в тяжелой утрате. Замечательная женщина. Она заставила его устыдиться, что ему не слишком жаль Разиэля.
— Когда человек талантлив и умен, — сказал Лукас, — я имею в виду, чем человек талантливей и умней, тем тяжелей потеря.
Будто она нуждается в его поддержке. Он не мог осуждать Сильвию за то, что она спихнула ответственность на него. Но Фейт Мелькер была, как здесь говорят, не freier, то есть женщина не промах. Девчонка из Детройта, даже при таком щадящем воспитании, пожалуй, вряд ли стала бы даром терять время, почувствовав, что от нее что-то скрывают.
Американское консульство, израильское правительство и стоявшие за событиями последних дней неизвестные заговорщики — все были заинтересованы в том, чтобы не позволить Фейт Мелькер отведать известного яблочка, не дать ей лишиться благодати. Где-то огненными письменами была начертана повесть о добре и зле, и для всех было важно, чтобы миссис Мелькер их не увидела.
Никому не хотелось, чтобы мистер Мелькер — бывший посол, конгрессмен — наведался в Лод, пылая гневным интересом. Кроме того, думал Лукас, это к лучшему, что им известно ничтожно мало. Лучше для всех, даже для них самих. Или, по крайней мере, так казалось многим из вовлеченных.
Его собственные отношения с ней были чем-то иным, во всяком случае, если он намерен закончить книгу. Они станут встречаться и дальше, несомненно, обмениваться информацией. В какой-то момент он будет вынужден, дабы заслужить ее расположение, поделиться с ней кое-какими догадками. У него были основания полагать, что главная суть этой истории откроется ему в будущем. В его распоряжении окажется такая информация, обращение с которой потребует крайней осмотрительности.
Осмотрительность не была его сильной стороной, не входила в число его природных достоинств. Потому он и провалил гренадскую историю.
— Мы знаем, что у Ральфа были проблемы с наркотиками, — сказала миссис Мелькер.
— Он был… — Лукас поспешил исправить оплошность: — Ральф — он искатель. Искатель абсолютов. Иногда это и сбивает.
— Вы ведь хорошо знали его? — спросила она.
Трудный вопрос. Трудно понять, как на него ответить. Неясно, какую реакцию вызовет ответ.
— Мы недолго были знакомы. Но меня поразила его жажда обрести веру. Думаю, наркотики замещали ему нечто более важное. Потребность более сильную.
— Вы еврей, мистер Лукас?
— П-п-по происхождению, — заикаясь, проговорил Лукас. — Частично. Но меня не воспитывали в еврейской вере.
— Оно и видно, — сказала она и подбадривающе улыбнулась. Затем лицо ее омрачилось печалью. И стал заметен ее возраст. — Мы думали, что здесь… у него, может, будет меньше искушения. Кидаться в разные крайности.
Какое заблуждение, подумал Лукас. Меньше искушения кидаться в разные крайности — здесь? Здесь, в центре мира, где земля сходится с небом? Где была начертана судьба человека, где огненные «слова стали плотию», где пророчество, произнесенное в далекие тысячелетия, определило утро? В месте, откуда, как все мы знаем, Бог сбежал, обещал вернуться, притворился, что вернулся, обещал вестников, шептал благовестия? Где Невидимый написал судьбу на камне? Вечно послания, обещания. В следующем году. В начале.
Где то, что наверху встречается с тем, что внизу, где прошлое встречается с будущим. Сад мраморных фонтанов, где найдешь все: смерть, безумие, ересь и спасение. Это здесь-то меньше искушения кидаться в разные крайности?
— Да, конечно, — сказал он.
72
Однажды вечером, вскоре после разговора с миссис Мелькер, Лукас встретился, как обещал, с Бэзилом Томасом. На этот раз они изменили своему излюбленному «Финку», а встретились в забегаловке на Хевронской дороге, между автовокзалом и кибуцем «Рамат-Рахель». Было слишком жарко даже для Томаса, который не стал надевать свою неизменную кожаную куртку. И похоже, очень нервничал.
— Меня просили передать, — сказал Томас, словно повторяя по памяти, — что если не будете вести себя опрометчиво, то со временем получите интересную информацию. Просили передать, что это будет информация, на основе которой можно написать целую книгу. И еще, что вам советуют подумать над тем, чтобы покинуть страну на значительное время. Вам подскажут, когда будет целесообразно вернуться, если это потребуется для работы над книгой.
— Я не ошибусь, если предположу, — спросил Лукас, — что источник вашей информации это уже не та организация, чье предложение вы мне передавали прежде?
Томас тупо взглянул на него. Хотя здоровяк был в одной рубашке поло, он обливался потом. Затем утвердительно кивнул. Может, подумал Лукас, на него нацепили провода с микрофоном? Мысль о таких технических ухищрениях показалась дикой, но сама возможность этого пугала. Да к тому же Томас был достаточно мокрый, чтобы устроить себе электрошок.
— И я не ошибусь, предположив, что члены той организации…
Томас отчаянно замотал головой, показывая, что подобный вопрос нежелателен.
— Что той организации больше не существует?
Бэзил Томас сделал вид, что чрезвычайно расстроен — расстроен, как профессиональный торговец информацией, пытающийся не говорить больше того, что ему позволили. Он сделал неопределенный жест и сказал:
— Да.
— Их арестовали?
Бэзил медленно кивнул.
— Сообщение об их аресте будет?
Бэзил расслабился, утер лоб и взглянул на часы.
— Уже поздно. Извините.
Он встал и вышел из кафе, не потребовав платы за свое сообщение, а лишь предоставив Лукасу оплатить его заказ.
На следующий день Лукас, упаковав все вещи в бунгало в Эйн-Кареме, устроил маленький прием для Эрнеста Гросса и доктора Обермана. Выставил водку, минеральную и лимонад, а в качестве закуски крекеры и обернутые фольгой треугольнички французского сыра.
— Ну что, встретился с Томасом? — спросил его Эрнест.
— Встретился, — ответил Лукас. — Похоже, он больше не выступает от имени подполья. Теперь за ним стоит какая-то группа в правительстве.
Эрнест явно встревожился.
— Мы еще в деле? — спросил Оберман.
