Сильвио Пеллико - Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях
— В конце этого коридора находится окно твоей комнаты, — сказал Марко. — Оно выходит на маленький дворик и совсем не высоко от земли. Приходи завтра к этому окну в десять часов вечера. Я буду там.
— Зачем?
— Затем, чтобы вступить в брак, — отвечал Марко. — Мой отец и я устроим все. Мы будем там оба. Если ты не придешь завтра вечером, я явлюсь на следующий день. Через полчаса ты будешь опять в своей комнате.
— Уже замужней?
— Да.
Он поднялся и встал перед ней.
— А теперь иди скорее в собор.
— А молитвенник сестры Терезы?
— Он у нее в кармане.
XV
Церковь Богородицы в Тени
На другой день вечером небо было покрыто густыми облаками. Одно из них набросило густую тень на Памплону в то самое время, когда Марко занял свой пост в маленьком проходе между улицей Dormitaleria и ближайшим домом. Окно в конце коридора, где жили Хуанита, сестра Тереза и некоторые наиболее любимые ученицы школы, находилось не выше шести футов над землею.
Марко расположился как раз под окном и, вытянув руки, попробовал прочность оконной решетки. Хуанита, глядя в окно, могла заметить его руки и таким образом убедиться, что он уже здесь. Часы на городской башне пробили десять. Не успел замолкнуть последний удар, как начали кричать ночные сторожа. Город уже спал.
Было очень холодно. Марко отнимал от окна то одну руку, то другую и дул на них. Для Хуаниты он принес с собой пальто.
Пробило четверть одиннадцатого, а он все еще ждал. Вдруг кто-то в окне притронулся к его холодным пальцам. То была Хуанита. Она сбросила вниз пальто и влезла на подоконник.
— Марко, — прошептала она, стоя в открытом окне.
Он всунул свое плечо между двумя брусьями решетки, прикрепленными друг к другу под прямым углом. Потом он схватился за них руками и крепко нажал на решетку. Брусья заскрипели в своих гнездах: им было больше ста лет. К тому же ржавчина давно сломила их крепость.
— Вот, — сказал Марко. — Теперь можно пролезть.
Хуанита смеялась и в то же время дрожала от страха.
— Слушай, — шептала она, пролезая через решетку. — Дверь сестры Терезы открыта. Слышно даже, как она храпит.
— Скорей, скорей, — торопил Марко, соскакивая с окна.
Хуанита вдруг бросилась вниз. На одно мгновение ее густые, развевавшиеся волосы совсем ослепили его, но через секунду он уже поставил ее на ноги.
— Скорей, — повторял он, запыхавшись.
Он набросил на нее пальто и нахлобучил поглубже капюшон. Потом он взял ее за руку, и они бросились бежать по узкому переулку, выходившему на улицу Dormitaleria. На углу к ним присоединился поджидавший хозяина Перро и поскакал рядом с ними.
— Что это за пальто? — спросила Хуанита. От него пахнет табаком.
— Это мое старое солдатское пальто.
— И это мое свадебное одеяние! — заметила Хуанита, заливаясь смехом. — А Перро наш шафер.
Они круто повернули налево и через минуту очутились на безлюдных укреплениях, на которые падала тень от епископского дворца. Под ними было совершенно темно. Направо смутно белела река, шумевшая под мостом, словно море. Вдали на равнине поднимались Пиренеи, казавшиеся при лунном свете белой стеной. Под ними тянулись укрепления, бастион за бастионом, полуразрушенные, с выбоинами в валах.
— В этом углу масса снегу, — прошептал Марко. — Северный ветер забил им все укрепления. Я спущу тебя через стену прямо на него, а затем спрыгну сам. Ты ведь умеешь держаться за руку?
— Да, да, — быстро отвечала она.
В ее жилах текла хорошая кровь, и теперь перед лицом опасности она заговорила и забурлила.
— Я прыгну, как мы это делали в горах. Своей рукой я буду держаться за кисть твоей.
Они стояли на самом краю стены. Хуанита, став на колени, взглянула вниз, потом, обернувшись, она схватила его сильную руку. Затем без всяких колебаний, держась за руку, она скользнула вниз и повисла над клубившимся внизу мраком. Спуская ее, Марко сначала согнулся, потом стал на колени, наконец лег на стену, плотно прижавшись лицом к полу.
— Вперед! — крикнул он и выпустил ее из рук.
Хуанита мягко упала на кучу набившегося снега.
Через секунду Марко был уже около нее.
— Мой отец ждет нас на мосту, — сказал он.
Они выбрались на узенькую тропинку, извивавшуюся по берегу реки вдоль стен.
— Там ждет нас карета и священник.
Хуанита вдруг остановилась.
— Зачем я только пошла! — воскликнула она.
— Ты можешь еще вернуться обратно, — медленно произнес Марко. — Еще не поздно. Можно вернуться, если хочешь.
Но Хуанита только рассмеялась.
— И потом всю жизнь помнить, что я трусиха! Нет, благодарю покорно. Из трусих-то и делают монахинь. Нет, я хочу довести дело до конца. Идем. Идем и будем венчаться.
И, заливаясь смехом, она кинулась вперед.
Когда они вышли на улицу, луна сияла уже полным блеском. Тут они в первый раз могли хорошенько рассмотреть друг друга.
— Что с тобой? — вдруг спросила Хуанита. — Ты бледен, как смерть. Я не понимаю, в чем дело.
— Ничего, ничего, — отвечал Марко. — Нужно торопиться, скорее.
— Ведь это не доставляет тебе особых неприятностей, не правда ли? — спросила она, пристально вглядываясь в него.
— Нет, нет, — отвечал он.
В первый раз он сознательно сказал ей неправду. На самом деле, вся эта затея падала на него страшной тяжестью. Но она была слишком молода и не могла еще понять этого.
Около самого старинного римского моста, на большой дороге их ждала карета. Саррион вышел вперед, чтобы встретить беглецов. Хуанита бросилась к нему, поцеловала его и крепко схватила за руку.
— Я так рада видеть тебя, — сказала она. — Я теперь чувствую себя в безопасности. Ты знаешь, из меня чуть не сделали монахиню. О, эта ужасная сестра Тереза! Впрочем, извини меня: я и забыла, что это твоя сестра.
— Ну, какая же она мне сестра, — отвечал Саррион. — Кто принял монашество, у того уже не может быть родственных чувств.
— Нельзя порицать ее за это. Ведь вы не знаете, почему она стала монахиней.
— Совершенно верно, не знаю, — недовольно отвечал Саррион.
Они быстро направились к карете. Человек, ждавший их около открытой дверцы, снял шляпу. Свет луны падал прямо на его гладко выбритое лицо с высоким лбом.
— Это мой старинный школьный приятель, — сказал Саррион. — Он — епископ, — шепотом прибавил он.
Хуанита быстро опустилась на колени. Епископ, улыбаясь, положил ей руки на голову. Он казался лет на двадцать моложе Сарриона. С серьезной учтивостью он помог Хуаните сесть в карету.
— Это ваша собственная карета? — спросила Хуанита, когда все уселись.
— Да, из Торре-Гарды, а на козлах сидит Пьетро. Как видишь, ты находишься среди друзей, — отвечал Саррион.
— И Перро бежит рядом! — воскликнула Хуанита и высунулась из окна, чтобы подбодрить Перро.
Ее мантилья, развеваясь по ветру, била по лицу епископа, но тот терпеливо выносил это испытание.
— Здесь есть и грелки с горячей водой для ног! Вот славно! А то мои ноги совершенно промокли в снегу. Дядя Рамон, вы с Марко подумали обо всем. Это очень любезно, я так вам благодарна…
И она повернулась к епископу, как бы желая показать, что эта благодарность относится и к нему и что она не могла выразить ее прямо, так как не знает его имени.
— Один момент, на валах, я раскаивалась, что пошла, — доверчиво рассказывала Хуанита. — Но теперь не раскаиваюсь. Все будет хорошо для меня. Все это для меня только шутка. Но для вас это другое дело: такая холодная ночь! Я не понимаю, почему все так хлопочут обо мне.
— О вас хлопочет половина Испании, друг мой, — отвечал епископ.
— Из-за моих денег. Это другое дело. Но дядя Рамон и Марко — единственные люди, которые хлопочут только из-за меня самой. Понимаете?
— Понимаю, — скромно отвечал епископ.
Марко молча сидел в углу кареты. Хуанита пользовалась привилегией своего пола и говорила без перерыва. Но когда карета остановилась возле каких-то деревьев, смолкла и она.
Все вышли из экипажа. Луна ярко озаряла окрестность. Хуанита поправила свою мантилью и надвинула поглубже капюшон шинели. Этим и закончились все приготовления к свадьбе.
— Здесь нет ни церкви, ни жилья, — сказала она Марко. — Где мы?
— Церковь находится немного выше. Ее не видно в темноте, — отвечал он и повел вперед свою невесту.
На небольшом плато стояла крошечная церковь с окнами на бесконечную равнину, тянувшуюся к югу. Впереди нее росли на неравном расстоянии друг от друга двенадцать сосен. Тень от каждого дерева падала последовательно каждый час на определенный камень, укрепленный перед церковной дверью. Эти солнечные часы были устроены каким-то благочестивым человеком, давным-давно уже умершим.
