Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2009)
Эволюционные основы агрессии и примирения у человека. Лекция Марины Бутовской. — “ПОЛИТ.РУ”, 2009, 12 февраля <http://www.polit.ru>.
Полная стенограмма лекции, прочитанной известным антропологом, доктором исторических наук, заведующей Центром эволюционной антропологии Института этнологии и антропологии РАН, профессором Учебно-научного центра социальной антропологии РГГУ Мариной Бутовской 15 января 2009 года в клубе “Bilingua”.
Среди прочего она говорит: “Мы знаем, что агрессия достаточно распространена в детских коллективах. Но на самом деле в повседневной жизни существуют не совсем адекватные представления о том, какой статус занимают агрессивные дети в группе. Наши исследования и исследования других этологов свидетельствуют, что агрессивные дети часто страдают недостатком социальной компетентности. Они, как правило, занимают невысокий статус в группе. Напротив, те дети, которых можно назвать социально успешными, могут быть представлены как социально компетентные манипуляторы. Они легко умеют предотвращать агрессию, легко мирятся с недавним оппонентом, вмешиваются в конфликты других. Они поддерживают социальное равновесие. То есть они используют агрессию компетентно и по делу. Так что доминантный ребенок способен использовать комбинацию стратегий принуждения и кооперации”.
Михаил Эпштейн. Роль ошибки и опечатки в словотворчестве (Просчет как начало другого отсчета). — “Топос”, 2009, 9 февраля <http://www.topos.ru>.
“Творчество — это одновременно и внесение хаоса в старую систему, и рождение новой системы из этого хаоса. Часто именно ошибка становится модусом переключения из одной системы в другую”.
Михаил Эпштейн. Мировой бестселлер из России? В многоточии должно быть три точки, а не пять или десять... — “НГ Ex libris”, 2009, № 5, 12 февраля.
“Мне кажется, у всех мировых бестселлеров помимо общечеловечности есть еще одна общая черта: внятность, прозрачность, последовательность ступеней, плотность письма и упругость сюжета, который развертывается, как хорошо сжатая и постепенно отпускаемая пружина. Боюсь, что именно этого миру не хватает даже в лучших книгах наших лучших писателей. Если есть вдохновение и разгон, то он ведет к распылению сюжета, к туману, длиннотам, отступлениям, шаманским повторам, кривым зеркалам, словесным глыбам и ухабам, „гениальному хаосу” (как в романах В. Пелевина, Д. Быкова, О. Славниковой и других хороших и лучших). Между тем мгновенная (да и вечная) классика есть прежде всего чудо формы, лишенной всяких излишеств. (Ну а если нет вдохновения и разгона, то и говорить не о чем.) Аморфность, слабое чувство дисциплины, преобладание гения над вкусом (две равновеликие эстетические способности) — вот, мне кажется, главный изъян отечественной словесности”.
См. также: Михаил Эпштейн, “Текстуальные империи. О писательском максимализме” — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2009, № 1 <http://magazines.russ.ru/zvezda> .
Дмитрий Юрьев. Актуальность Христа. — “Русский Журнал”, 2009, 6 февраля <http://russ.ru>.
“„Октябрьская революция” стала прежде всего трагическим поражением христианской апологетики . Именно на поле апологетики развернулась главная борьба за народные души. „Попы все врали”, „Бога нет — это медицинский факт” — вся эта цепочка примитивных, но предельно жизненных формулировок, апофеозом которых стало более позднее „космонавты в космос летали, и никакого Бога там не видели”, поддержанная предметными лекциями о „жульничестве церковников”, — вот что было брошено против веры миллионов малограмотных православных жителей рухнувшей империи. К такой — возвращающей Церковь к накалу антихристианства первых, апостольских десятилетий — силе богоборчества православная Россия оказалась не готова. Слишком много лет — и веков — провело Православие под крылом Самодержавия, слишком многое переложила Церковь на плечи „кесаря” — пусть и вполне искренне верующего во Христа”.
“Подмена Вечности „древностью” — главная причина второго великого поражения Русского Православия в ХХ веке. Неудача „Второго крещения Руси”, для которого в начале 90-х было, казалось, готово все, коренится в отказе от единственной Цели — стяжания Святаго Духа и поисков Царства будущего века — ради возвращения к ложному благополучию века минувшего , века мнимого торжества „православия-самодержавия-народности”, века искушения Церкви образом „Третьего Рима”, влекущим ее по пути „Второго Рима”, рухнувшего под ударами магометан”.
“Но на фоне споров и лжи о „несовременности” и „отсталости” Православия, посреди уходящего в пустоту „многоконфессионального” и „плюралистичного” мира сего, вблизи пропасти, в которую мощной поступью движется „закатный”, но все более могущественный и все менее способный понимать себя Запад, — Церковь Христова стоит со своими, которым так „хорошо здесь быти”: с Павлом, Петром, Иоанном и Иаковом, с Илией и Моисеем. И все они — наши современники, если только мы выберем общее время со Христом”.
Составитель Андрей Василевский
“Знамя”, “Литературная учеба”, “Мир Паустовского”, “Новая Польша”, “Посев”, “Русский репортер”, “Фома”, “Что читать”
Алёна Бондарева. По следам дикой собаки Динго, или О проблеме современного подросткового романа в России. — “Литературная учеба”, 2009, книга первая (январь-февраль) <http://www.lych.ru>.
“Я не могу сказать, что в нашей литературе нет понятия „подростковый роман”, но для нас оно все еще ново. Мы, люди постсоветского пространства, до сих пор думаем, что достаточно дать ребёнку собрание сочинений Льва Толстого или Максима Горького, а уж он это сам быстренько прочтёт, самостоятельно усвоит общечеловеческие ценности, потом вырастет, обязательно начнёт правильно применять их, и в нашей жизни всё станет хорошо и мило. А я вам говорю: не выйдет! Не потому что ребёнок не прочтёт — прочтёт, может быть, даже с интересом, но только не как повествование о реальной жизни, а как сказочку: мало ли что там босоногий мещанский внучок думал или делал маленький барчук, это когда ещё было...
А всё почему? С детьми, и особенно c подростками, нужно работать. Ведь как мы уже выяснили, проблематика подросткового романа тесно связана с проблемами самих детей. Сегодня тинейджерами в лучшем случае занимаются родители, в идеальном — школьные психологи. Но чаще — музыкальные каналы и Интернет. Конечно, сейчас в рамках программы „Год чтения” у библиотек появилось больше возможностей привлекать в свои недра юных читателей. Это, конечно, хорошо. Но что же они могут предложить своим посетителям? Пока только переводные подростковые романы, описывающие во многом схожую, но всё-таки иную, нежели российская, реальность.
Конечно, категорически заявлять о том, что подростковый роман у нас не водится, нельзя. В 2007 году вышла повесть детского психолога Екатерины Мурашовой „Класс коррекции”, рассказывающая о неблагополучных детях: умственно отсталых, инвалидах, заброшенных школой, а порой и родителями. Читать эту книгу просто страшно. Даже попытки Мурашовой смягчить реалии выдумкой светлого параллельного мира практически ни к чему не приводят (разве что привносят нечто искусственное в повествование). Но как бы там ни было, Мурашова сегодня чуть ли не единственный серьезный писатель, всецело ориентирующийся на подростков. Недавно ее новая книга „Гвардия тревоги” получила премию „Заветная мечта”. Что же до остальных участников этого замечательного конкурса, — как-то так складывается, что после вручения премий ни о них, ни об их книгах почему-то больше ничего не слышно. Вот и выходит, что рейтинги продаж бьёт Емец со своей „Таней Гроттер” и прочие книги-однодневки”.
Евгений Гусятинский. Реалити без шоу. Как снимать Россию без лжи, чернухи и купюр (беседа с кинодокументалистом Виталием Манским). — “Русский репортер”, 2009, № 5 (084) <http://www.rusrep.ru>.
“— У вас есть документальная трилогия про наших президентов: Горбачева, Ельцина и Путина. Вы хотели бы снять фильм про Дмитрия Медведева?
Про Медведева надо было снимать между 7 и 24 августа 2008 года.
— Почему?
Потому что в этот период он был максимально сопряжен с реальностью. Решение о вводе войск в Грузию, люди, с которыми он советовался или не советовался, сам процесс принятия решений — все это сложнейшие ситуации и действия, в которых и проявляется человек. Вообще документальное кино — это когда на твоих глазах что-то происходит. А не пересказ того, что произошло”.
