Золотой ребенок Тосканы - Боуэн Риз
Он вытащил нож из сапога и помог разрезать нижнее белье над раной.
— Вода, — пробормотала она. — Мне нужна вода, чтобы смочить тряпку, а потом промыть рану, и тогда мы увидим, насколько все серьезно.
И, прежде чем он успел ответить, она выбежала из церкви, оставив его в одиночестве. Он ухватился за опрокинутую скамью, поставил ее с огромным усилием и сел, вытянув перед собой ногу. В полумраке было трудно понять, насколько тяжела его рана. Он порылся в парашютной сумке и в центральном кармане обнаружил крохотную аптечку. Там нашлись марля, бинт, жгут, йод и, к его великому облегчению, флакон с морфием и шприц. Он как раз достал марлю, когда София вернулась.
— Я раздобыла воду. — Вид у нее был победный. — А также нашла жестяную кружку и набрала воды из дождевой бочки, она как раз полная.
Увидев на его лице подозрение, София добавила:
— Не волнуйтесь. Я вымыла все, как смогла, и вытерла юбкой, она чистая. — Увидев то, что он выложил на скамейку, обрадовалась: — О, неплохо. Очень неплохо! А теперь дайте мне промыть вашу рану.
София смачивала корку вокруг раны, присохшая ткань постепенно отмокала, пока не отошла полностью.
Кровь успела пропитать марлю насквозь, пока они пытались справиться с бельем.
— Кровь все еще идет, — озабоченно произнесла девушка. — Надо попробовать ее остановить.
— А если пуля там? Разве не стоит посмотреть и, может, достать ее?
Она на удивление выразительно пожала плечами:
— Не будет никакой разницы, там пуля или нет, если вы истечете кровью. — Она взяла бинт, развернула его, сложила в несколько слоев и прижала к ране. Хьюго вскрикнул от боли. — Вот о чем я не подумала: кость может быть задета. Держите бинт, не нажимая слишком сильно.
Он сделал, как она ему сказала, но добавил:
— У меня есть морфий. Он поможет уменьшить боль.
Она кивнула одобрительно и подождала, пока он вводил себе дозу.
— Я схожу и принесу еще бинты и доску для шины. — Она посмотрела на него. — Будьте осторожны, когда станете надевать штаны. Ткань шерстяная, будет плохо, если она прилипнет к ране. Может, и не стоит их надевать на эту ногу, а лучше попробовать закутаться в парашют. Одеяло я тоже постараюсь принести.
— Синьора Бартоли, нет! — Он схватил ее за руку. — Я не хочу, чтобы вы отбирали что-то у своей семьи из-за меня. И рисковать ради меня тоже не стоит. Я, конечно, был бы признателен за еду и шину, но я все равно попытаюсь пойти дальше. Ну, встречу немцев… Подумаешь! Я все-таки пилот. Значит, буду считаться военнопленным и смогу рассчитывать на нормальное обращение.
Она посмотрела на него, затем покачала головой и усмехнулась:
— Вы правда думаете, что эти скоты поступят с вами справедливо? В соседней деревне они построили людей рядами и расстреляли их за помощь партизанам. Всех людей — младенцев, детей, старух… Бах! Бах! Бах! И все мертвы. Сейчас немцы напуганы. Они знают, что проигрывают. Они не в состоянии удержать фронт. Каждый день их оттесняют все дальше на север. И ответить за это придется вам. Нет, они не поступят с вами по чести. Нам просто нужно молиться, чтобы союзники пришли сюда как можно скорее. — Она положила руку ему на плечо. — Крепитесь. Я вернусь, как только смогу. Но не пытайтесь зажечь огонь. Дым вас выдаст. — София остановилась в дверях и, оглянувшись на него, произнесла: — Пусть Бог присмотрит за вами.
Затем она ушла.
Глава 7
ДЖОАННА
Апрель 1973 года
Похороны состоялись во вторник, хмурый и дождливый. На выходных выдалась замечательная погода, и казалось, что она продержится несколько дней, но в понедельник, накануне похорон, снова стало пасмурно, а к вечеру начался дождь.
День похорон получился печальным и неожиданно хлопотным. Я и не думала, что кто-то придет попрощаться с отцом, но в церкви собралось немало местных жителей, которые заполонили скамьи, а потом стояли со мной вокруг могилы, и капли дождя стекали с их зонтов и падали на гроб. Было похоже, что небеса оплакивали моего отца, и лучших проводов для него я и придумать бы не смогла.
После похорон жена викария с помощью пекарни Билли Овертона устроила трогательные поминки в помещении церкви. Люди один за другим подходили ко мне, чтобы выразить соболезнования. Кого-то из них я знала, а кто-то был мне совершенно незнаком, но все они были связаны с Лэнгли-Холлом и моей семьей. «Моя мама состояла на службе в Холле, когда была девушкой, и она всегда рассказывала, как добр к ней был старый сквайр, когда у нее началась скарлатина» — подобные истории повторялись снова и снова, пока я не осознала, что все присутствующие скорбели об утрате Лэнгли-Холла не меньше, чем мой отец. Усадьба была для них образцом старого доброго уклада, означала прочность своего места в этой жизни. И это показалось мне очень трогательным.
Когда ручеек соболезнующих иссяк, ко мне подошел незнакомый молодой человек, одетый в хорошо сидящий черный костюм. Я заметила его еще у могилы. Правда, там он стоял в плаще от Барберри и большой черный зонт мешал разглядеть его лицо.
— Мисс Лэнгли? — У него были рыжие волосы и веснушки на носу, и он выглядел слишком молодо. — Я — Найджел Бартон. «Бартон и Холкрофт» — адвокаты вашей семьи, как вам, вероятно, известно.
— О, мистер Бартон. — Я пожала ему руку. — Как дела? Я рада вас видеть и как раз собиралась поинтересоваться, с кем мне связаться по поводу формальной стороны всех вопросов и узнать, оставил ли мой отец завещание.
— У нас нет его завещания, мисс Лэнгли. Вы просматривали его документы?
— Бегло осмотрела стол, но потом мне стало неудобно копаться в вещах, не зная, имею ли я на это право.
— Вы — его дочь. — Он улыбнулся мне. — Полагаю, что это дает вам все необходимые права. Может, вы заглянете завтра в офис в Годалминге, и мы решим, могу ли я быть вам полезен? — Он вручил мне свою карточку.
— Вы выглядите слишком молодо, чтобы быть партнером в юридической фирме, — брякнула я, прежде чем до меня дошло, что это не слишком тактично.
Найджел засмеялся.
— К сожалению, я пока еще не партнер, — произнес он. — Фамилия Бартон в названии фирмы появилась благодаря прадедушке. Мы были адвокатами вашей семьи последние пару сотен лет. А я лишь два года назад прошел квалификационную комиссию и до сих пор еще новичок даже среди других новичков.
— А я в этом году должна сдать экзамен на адвоката, — сказала я.
— Мне доводилось слышать, что вы изучаете право. Нам будет о чем поговорить. Вы позволите завтра пригласить вас на обед? «Голова кабана» вниз по улице от нашего офиса славится прекрасной кухней.
Я колебалась. Мужчина приглашает меня на обед? Я не была уверена, что готова к этому.
— Думаю, что в этом нет необходимости, это же не входит в ваши обязанности, — сказала я и увидела, как его лицо разочарованно вытянулось.
— Не входит, согласен, но зато это прекрасный повод для меня, чтобы съесть хороший обед вместо очередного бутерброда, — не сдавался он, и его улыбка была полна надежды.
«Почему бы и нет? — шептал мой внутренний голос. — Он выглядит совсем безобидным. И не приглашает тебя на вечеринку в ночной клуб. Даже на свидание не приглашает. Просто деловой обед!»
Я тоже постаралась улыбнуться:
— Спасибо, мистер Бартон. Это очень любезно с вашей стороны.
Он просиял, как будто я поднесла ему ценный дар.
— Тогда не буду вас больше задерживать. Множество людей еще хотят поговорить с вами. Значит, завтра, скажем, около половины двенадцатого.
Билли Овертон и доктор Фримен оба предложили отвезти меня домой, но тут из ниоткуда вынырнула мисс Ханивелл, и я поехала домой с ней.
— Это были очень приличные похороны, — выразила она свое мнение, когда мы покинули деревенскую улицу и свернули в тенистый переулок. — Наверное, весьма утешительно видеть, сколько людей пришло проводить твоего отца и какое уважение они выказали Лэнгли.
