Путешествия на край тарелки (СИ) - Назарова Ольга
Послесловие третье. Биокомментарий: дивный новый мир
За последние несколько сотен лет мир изменился настолько, что, окажись в нашем времени Монтень или Свифт, они сошли бы с ума. Впрочем, со Свифтом это произошло и безо всяких путешествий во времени, но не надо забывать, что он жил в Ирландии, а там безумие — признак хорошего литературного тона, принадлежности к высокой культурной традиции: герой ирландской саги Суибне, например, сбежав с поля битвы, в исступлении скитался по острову и даже, говорят, перелетал с дерева на дерево. Но вообразим себе Свифта еще вполне в его остром и сильном уме, вообразим себе несокрушимый разум Монтеня, столкнувшихся с непостижимым способом жизни, который царит ныне на большей части Западной Европы и в Северной Америке. Во времена Монтеня, Сервантеса, Свифта (а также Данте, Вийона или даже Ричарда Львиное Сердце) знатные и богатые пожирали горы жирного мяса и белого хлеба из самой лучшей муки, запивая все это ведрами разнообразных алкогольных напитков. Бедные и незнатные довольствовались выпечкой из муки грубого помола, разного рода кореньями (и прочими продуктами сельского хозяйства и собирательства), запивая, в лучшем случае, пивом, но обычно — водой.
Сегодня сдобный хлеб и жирное жареное мясо — почти безошибочный знак принадлежности к так называемым «обычным людям», к низшим классам (и части среднего), которые за уши не оттащишь от бургеров, жареных сосисок, кебабов, свиных ног, белых булок. Скромно умолчим, кто именно поглощает реки пива, дешевого вина, джин-тоника, ром-колы, виски. Люди «знаменитые», состоятельные, находящиеся выше нижней части среднего класса, тщательно следят за собой; мало кто из них выходит за рамки сложившегося за последние тридцать лет кодекса гастрономического поведения — немного хорошего вина (в котором положено знать толк), зерновой хлеб, овощи, рыба и морские гады, нередко — побеги бамбука и сои. Все то, что высмеял Вуди Ален в «Энни Холл», где главный герой, любитель дешевых нью-йоркских забегаловок, оказывается в Лос-Анджелесе в модном вегетарианском ресторане. «Что вы закажете?» — спрашивает его официантка. Вуди беспомощно озирается и мямлит: «Побеги люцерны… Эээ… И сусло!». Западный мир прошел большой путь от истекающих жиром кабанов, фаршированных жареными перепелами и колбасками, до этих побегов люцерны.
Изменились и социальные роли: и тех, кто раньше заедал суп из ботвы черствой лепешкой, и тех, кто сейчас бросает нещедрой рукой ржаные сухарики в тыквенный крем. Раньше бедные и бесправные развлекали всемогущих и богатых. Менестрели, жонглеры, шуты пели, плясали, выделывали фокусы для герцогов, графов и виконтов. Сейчас миллионеры распевают песни, кривляются на экране, гоняют мячик на потеху толпам тех, кого в те — предыдущие — времена называли «народом». Думаю, перед таким зрелищем не устоял бы и несокрушимый ум Монтеня. Свифт в свое время прославился памфлетом, в котором предложил разом решить две самые тяжкие проблемы ирландцев: голод и перенаселение. Он присоветовал жителям острова питаться собственными детьми. Какой выход из нынешней западной социальной и гастрономической ситуации нашло бы его чудовищное воображение? Дело, конечно, не в том, чтобы отконвоировать Мадонну в «Макдоналдс» и зверски пытать ее Гамбурге ром под ее же собственные песни. Задача поставлена по-иному: выманить из «Макдоналдса» обывателя.
Для этого не годятся рассуждения о здоровом образе жизни, схемы калорий, скалистые ландшафты графиков соотношения количества холестерина и продолжительности жизни. Прямые угрозы не действуют; по крайней мере до тех пор, пока образ небытия не проступит явственно на каком-нибудь рентгене или судорожно не дернется линия кардиограммы. Люди знают, что никотин убивает, но все равно курят — распечатывая очередную сигаретную пачку, курильщик не дрогнет при виде дурацкой надписи, грозящей (в зависимости от национального темперамента) разнообразными казнями египетскими. Другое дело, если подключить к процессу три главных наркотика общественного мнения — историю, социальный статус и политику.
Основатель Движения Медленного Питания итальянец Карло Петрини встретился с принцем Чарльзом. Они побродили по горам Шотландии и настолько понравились друг другу, что принц Уэльский величал своего тезку «мой дорогой Карло». Там, у подножия воспетых Вальтером Скоттом вершин, сошлись две крайние силы нынешнего западного мира: ультраконсервативная аристократия и революционный антиглобализм. О принце Чарльзе и так все известно, а вот о Петрини следует сказать несколько слов. В 1989 году он создал Движение Медленного Питания (slow food в противовес fast food, «быстрому питанию»), прославившись протестами против открытия «Макдоналдса» в Риме у самой Испанской лестницы. Петрини — знаменитость, он разъезжает по всему миру и агитирует против фастфуда и за возрождение местной кухни. В каждой исторической области есть какое-нибудь историческое блюдо или пищевой продукт, которое следует сохранить, будто это вымирающий вид животных. У Движения Медленного Питания есть даже своего рода «Красная книга», куда они вносят исчезающие местные лакомства: соленые корнуоллские сардинки, марокканское арганское масло, лобстер с востока Шельды.
Чарльзу все это по душе — ведь он прославился защитой Устоев Старой Доброй Жизни, которая понимается как неотчетливая смесь монархизма, хороших манер, классической музыки и шляп на скачках в Эскоте. Британская монархия сегодня такой же локальный экзотизм, как и корнуоллские сардинки. И то и другое имеет в глазах обывателя несокрушимую легитимацию: они традиционны (значит «оправданы историей»), они являются прерогативой избранных (социальная легитимация) и они противостоят миру «транснациональных корпораций» и «продажных политиков» (способ приятно и безопасно выразить политический протест). Принц Уэльский и Карло Петрини (один в смокинге, другой — с плакатом антиглобалиста) пытаются выманить «обычного человека» из «Макдоналдса». Тот смотрит на них, жует свою канцерогенную картошку и развлекается. И действительно смешно, если только не вспоминать о том, что для мира, который находится южнее Гибралтара, предложение, сделанное триста лет назад Свифтом, остается актуальным.
ВЕГЕТАРИАНСТВО В ОДНОМ ОТДЕЛЬНО ВЗЯТОМ СЛУЧАЕ
Со всех сторон доносится какой-то безубойный шепот: «Я никого не см».
И. Ильф, Е, Петров. Мы уже не дети
Все началось с конфуза. Новые знакомые, приглашенные в гости на ужин, напрочь отказались от всех угощений (не исключая десерта!), кроме салата из зеленых листьев. Все остальные блюда для них абсолютно не годились, поскольку содержали мясо, рыбу, яйца, сыр — все, что они не потребляют с тех пор, как приняли вегетарианство. И за столом гости не просто «никого не съели», они почти «ничего не ели». Но старое доброе вино, включая кроваво-красное сухое, не оскорбило ничьих интересов — и помогло справиться с неловкостью.
Впрочем, вегетарианца трудно сконфузить. Он весьма терпим и снисходителен к брату своему — мясоеду. Может быть, мясонееды считают вегетарианство этапом человеческой эволюции, когда новое поколение прогрессивно отказывается от поедания мяса. Возможно, любовь к животным и обеспокоенность защитой прав всех обитающих вокруг существ — сильный аргумент за вегетарианский образ жизни. Афористичный Бернард Шоу тут как нельзя кстати: «Животные — это мои друзья… а я не ем своих друзей». Неизвестно, правда, насколько сами животные дорожат дружбой с человеком. В Танзании, например, в 2,5 раза возросло число львов-людоедов. Как считают ученые, однажды попробовав человечины, львы предпочитают атаковать людей, а не диких животных, являющихся более трудной добычей. Дружба — дружбой, а пища — пищей.
