Мюриэл Спарк - Передел
– Кстати, Лауро, – надменно сказала Мэри, – ты не забыл выполнить мое поручение?
– Конечно, Мэри, – как всегда дружелюбно ответил он, – разве я мог забыть?
Мэри обернулась к Мэгги и с нарочитой непринужденностью сообщила:
– Он отнес шкатулку. Лауро хорошо знаком с домом, вот я его и послала.
– О! Но так Хьюберт будет знать, откуда она, кто ее послал и он…
– Он меня не видел, – объяснил Лауро. – Я вошел и вышел через окно ванной комнаты, пока Хьюберт спал наверху. А шкатулку оставил у чайника, так что он обязательно найдет ее, когда спустится за чаем.
– Великолепно, Лауро! – воскликнула Мэгги. – Мэри, дорогая, ты просто умница. Это такое облегчение! Теперь он хотя бы не умрет от голода. Мне придется выставить его из дома. То, как я относилась к нему прежде, не означает, что так будет продолжаться и впредь.
– Вызови полицию, пусть она его вышвырнет, – довольно резко предложила Мэри. – Лауро, мне, пожалуйста, кампари-соду.
– В нашем положении мы не можем устраивать скандалы, – покачала головой Мэгги. – Ты знаешь итальянские газеты. К тому же эти коммунисты…
– Сделаем все осторожно, – сказал Лауро.
– Вот именно. Джин-тоник, пожалуйста. У Лауро бывают верные мысли. Ты умница, Лауро.
Тем временем Хьюберт пересчитал монеты, заварил чай и, выйдя на террасу, задумался, уставившись на прекрасное озеро. Затем он осмотрел дом и заключил, что в него проникли через одно из окон первого этажа. Выбор невелик: либо узкое окошко кладовой, либо окно ванной комнаты. Окно ванной было открыто, его никто не взламывал. Хьюберт решил установить на первом этаже решетки. Все на месте, ничто не пропало. Видимо, взломщик действовал исключительно в припадке безумной щедрости. Жаль будет ставить решетки на окна. В этот момент ничто не могло бы показаться ему столь трогательным подарком, как эти монеты в чайнике. Впервые за почти год Хьюберт ощутил, что счастье бродит где-то рядом.
Золото рассыпалось по столу. На монете 1880 года – юный профиль королевы Виктории, хотя не секрет, что она родилась в 1819-м. Вот святой Георгий и дракон – 1892 год, – теперь на обороте у королевы появились вуаль, диадема и чуть заметный второй подбородок. Вильгельм IV – обвисшие щеки, челка на лбу – 1837 год. Хьюберт задумался: откуда мог взяться поклонник, который послал ему эти запасы с монетного двора? Вот Нерон в лавровом венке, завязанном на затылке милой ленточкой, – Георг IV 1833 года. Десять эскудо 1861 года – рыцари Мальтийского ордена. Еще одна красотка Виктория – прекрасная Виктория 1880 года с неизменным недобитым драконом на обороте. «Кесарю-то – кесарево, а мне-то это за что?» – думал Хьюберт. Ему только что пришло в голову, что даритель и тот, кто принес этот клад, – не одно и то же лицо. Перед мысленным взором немедленно предстал человек богатый, великодушный и обязательно с мальчиками на побегушках. С ребятами, способными пролезть в окно ванной комнаты и провернуть дело так ловко и незаметно. Значит, подарок послал кто-то, кто отлично знал Хьюберта, его привычки и планировку дома. Некто богатый. Но кто? Хьюберт сгреб рассыпанные монеты, отнес на кухню и снова высыпал на стол.
Вернулась Паулина. Разместив поддельный стул в гостиной, она принялась им восхищаться.
– Они хотят, чтобы вы туда заехали, и поскорее, – сообщила секретарша. – Надеюсь, не из-за денег.
– Я тоже, – согласился Хьюберт. – Я отправил счета Мэгги, это же ее стулья. Но если вы посторожите дом, я, пожалуй, навещу их. Только будьте начеку, чтобы никто не пробрался. Я подумываю установить решетки на первом этаже, через некоторые окна очень легко проникнуть внутрь. А если они окажутся внутри, – то нам с вами крышка, захватят дом как пить дать.
Разумеется, Хьюберт не мог не заехать в мастерскую: там его ожидали деньги за настоящий стул – немалая сумма. Он посмотрел на Паулину, задумавшись, как ей объяснить происхождение еды и напитков, запасы которых Хьюберт вознамерился пополнить в римских лавках. Паулина – добрая девочка – купила на собственные деньги курицу, немного мяса, бутылку вина и собиралась приготовить ужин.
Выпив вина, Хьюберт решился рассказать ей о находке.
– Я полагаю, – заключил он, протягивая Паулине два соверена, – что за это надо благодарить духов моих прародителей, Калигулу и Диану.
Она приняла подарок с некоторым сомнением.
– А вдруг они краденые?
– Если и так, их украли не мы. Я нашел монеты в своем чайнике – значит, они мои. Моя дорогая, перед нами – несбыточная мечта, которая сбылась на глазах.
– Кто-то пролез в дом.
– Через окно ванной комнаты, – подтвердил Хьюберт. – Завтра я договорюсь, чтобы установили решетки.
– Тогда духи ваших предков больше не придут, – заявила Паулина, разглядывая соверены.
– Кстати, этот подарок не относится к вашему жалованью. Позже я полностью расплачусь. И между прочим, мне не нравятся нотки сомнения в вашем тоне. Не забывайте, моя прародительница Диана вполне жива и не любит насмешек. Но если вы собираетесь изображать Фому неверующего, то…
– А если это один из тех, кто жил здесь прошлым летом? – предположила Паулина, нерешительно разглядывая монеты.
– Быть не может.
– Да, наверное, кто-то хочет вам помочь. Доброжелатель. А почему он не выслал чек?
Внезапно Паулина начала раздражать Хьюберта. Что за тон воспитательницы детского сада? Бедность плохо повлияла на его вкус, решил он. Нет-нет, ему нужно другое общество, общество умных, образованных людей. Подумать только, он находит в чайнике золотой клад, а эта дура заладила: «Если этот кто-то хочет помочь, почему же он не выслал чек?»
Хьюберт взял привезенные из Рима газеты и еженедельники и, оставив золото сверкать на кухонном столе, отправился в кабинет выпить пару успокоительных таблеток и помедитировать над историями об очередных скандалах в американском правительстве.
На следующее утро Лауро встал ни свет ни заря, прихватил список покупок и отправился в Рим. Однако сначала он заехал не в супермаркет, а в одну неприметную лавку в поселке, прилавки которой ломились фруктами, цветами и рассадой. Лауро пришлось отстоять небольшую очередь.
Инжир, виноград, клубника – все здесь было местное, отборное, ягодка к ягодке. Цветы – в основном разнообразные представители семейства сложноцветных, то есть астры побольше, астры поменьше и совсем маленькие астры, белые, желтые, фиолетовые и розовые. Кое-где, впрочем, виднелись вкрапления мелких бордовых розочек, а также неплохой выбор папоротников. Продавщица и стоявшая перед Лауро в очереди женщина посмотрели на него с любопытством, свойственным людям, с которыми никогда ничего не происходит. Люди, чья жизнь посложнее, обычно считают такие взгляды враждебными. Имея собственные оранжереи, Редклифы редко посылали за цветами в поселок. Однако все знали, кто такой Лауро, и были в курсе его переселения из загадочного дома Хьюберта Мэлиндейна к Редклифам. К Лауро, всегда одетому по последней моде: в полупрозрачную бежевую рубашку и отглаженные розовые брюки, принято было относиться с почтением. Так что он пожелает? Виноград, персики – они сегодня великолепные, – или свежие помидоры?
Лауро пожелал рассаду многолетних цветов.
Каких именно цветов? Садовник хотел бы что-нибудь особенное?
– Нет, нет, – резко ответил Лауро, будто намекая, что обычные цветы недостойны такой чести, – это на кладбище. Нужно привести в порядок мамину могилу.
Женщина, которую обслужили еще до Лауро, встряла в беседу:
– Разве у Редклифов ничего не найдется?
– Для мамы, – огрызнулся Лауро таким суровым тоном, что женщина предпочла поскорее стушеваться, – я и купить могу. – И действительно, купил четыре нераспустившихся ростка хризантемы, звякнул монетами о прилавок, разместил ростки в оранжевом полиэтиленовом пакете и ушел. Посетители магазина взглядами проводили Лауро до машины. Оглянувшись у автомобиля и заметив, что за ним еще наблюдают, он спокойно сплюнул на тротуар. Любопытные коровы. Даже если бы они и выяснили, что он собирается сделать, то что бы изменилось? Впрочем, они знали о нем не больше, чем он о них. Потому-то Лауро и не потрудился купить цветы в Риме – там они вдвое дороже, чем в Неми, а на кумушек можно наплевать. Так завершился один из тех телепатических контактов, столь часто происходящих между соотечественниками, среди которых живут иностранцы.
В Риме Лауро отправился на кладбище. Могила его матери была очень аккуратной и ухоженной, с большим мраморным ангелом и небольшой овальной фотографией на пьедестале. Здесь же пустое место ожидало отца. Позже их пятеро детей купят себе участок на новом кладбище, потому что это окажется полностью занятым.
– Саrа mama[4], – произнес Лауро, вытащил из машины крепкую лопатку, яркий пакет с цветами и еще завернутую в газету шкатулку, в которой осталась большая часть монет из тех, что вручила ему Мэри.
