Рэй Брэдбери - Дом

Рэй Дуглас Брэдбери

Дом

Это был фантастический, безумный, старый дом, дико глядящий на город немигающими глазами. Под его высокими сводами птицы свили гнезда, так что сам дом уже скорее походил на тощую старуху-привидение с растрепанной шевелюрой.

Холодным осенним вечером они поднимались по длинному склону холма — Мэгги и Уильям — и вот, увидев дом, она поставила на землю чемодан, купленный в фешенебельном магазине «Сакс» на Пятой авеню, и произнесла:

— О нет!

— Да! — Уильям бодро тащил свой потрепанный старый баул. — Разве это не жемчужина? Посмотри на него, это просто сокровище!

— И ты заплатил две тысячи долларов вот за это? — вскричала она.

— Да он стоил тридцать тысяч долларов… пятьдесят лет назад, — с гордостью заявил он. — И теперь он весь наш! Черт возьми!

Мэгги подождала, пока ее сердце забилось ровнее. Ей было не по себе. Она переводила взгляд то на Уильяма, то на дом.

— Он… он несколько смахивает на дом Чарльза Аддамса, не правда ли? Знаешь, того, который рисует комиксы про вампиров для «Нью-Йоркера»?

Но Уильям уже подошел к дому. Она осторожно ступила вслед за ним на скрипящие ступени крыльца.

Дом, казалось, взмывал ввысь со всеми своими тремя мансардами, колоннами с каннелюрами и лестничными пролетами в стиле рококо, башнями, шпилями и эркерами с зияющими в них выбитыми стеклами; и на всем этом — тонкий налет никотиновой желтизны от времени. Внутри дома царил покой бесшумно летающей моли, неподвижно висящих оконных штор и задрапированных диванов, похожих на невысокие белые надгробия.

И снова она почувствовала, как все опускается у нее внутри. Если ты всю свою жизнь провела на широкой и тихой улице в большом, опрятном доме, в котором слуги незаметно поддерживали порядок, в котором всегда, где бы ты ни находилась, под рукой был телефон, а ванна была огромной, как бассейн, и единственное усилие, которое тебе приходилось прикладывать, это поднять невероятно тяжелый бокал с сухим мартини — что ты должна подумать, оказавшись в замшелой пещере, в подземелье с привидениями, перед мрачными стенами и полнейшим хаосом? «Господи, — думала она, — что, если американцы дойдут до такой жизни: домов не хватает, цены бешеные. Зачем людям вообще жениться?»

Она с трудом сохраняла на лице спокойствие и невозмутимость, поскольку Уильям кричал, то взбегая, то спускаясь по лестнице вниз, быстро и важно шагая по комнатам, гордый, словно он сам построил этот дом.

— Я призрак отца Гамлета, — произнес Уильям, спускаясь по темным ступеням.

— …отца Гамлета, — повторило эхо с высоты лестничного колодца.

Уильям улыбнулся и поднял указательный палец.

— Слышала? Там, наверху, живет Слухач. Мой старинный приятель. Он слышит все, что ты говоришь. Только вчера я говорил ему: «Я люблю Мэгги!»

— «Я люблю Мэгги», — повторил Слухач откуда-то с высоты.

— А у него есть вкус, у этого Слухача, — заметил Билл. Он подошел к Мэгги и взял ее за плечи. — Ну, разве этот дом не прелесть?

— Он большой, тут я с тобой согласна. И грязный — тут я тоже с тобой согласна. И уж точно старый.

Она смотрела ему в лицо, их глаза встретились. И по тому, как медленно изменяется выражение его лица, она поняла, что ее собственное лицо совсем не отражает должного стремления полюбить этот необъятный дом. Проходя через дверь, она порвала о гвоздь нейлоновый чулок. На дорогой твидовой юбке, которую она привезла из Сан-Франциско, уже виднелось грязное пятно, и еще…

Уильям снял руки с ее плеч. Он посмотрел на ее губы.

— Он тебе совсем не нравится, правда?

— Ну, не то чтобы…

— Может, стоило лучше купить автоприцеп?

— Нет, что ты, не говори глупостей. Просто мне надо привыкнуть. Кому захочется жить в этой тесной коробке на колесах? А здесь — простор.

— Или подождать еще годик с женитьбой, пока не накопим денег?

— Да может, мы и не задержимся здесь надолго, — сказала она, стараясь казаться веселой.

Зря она так сказала. Он не хотел никуда отсюда уезжать, никогда. Это был дом, который он любил и в котором хотел остаться на всю жизнь. Уильям смотрел на него как на свое постоянное жилище.

— Здесь, наверху — спальня.

Остановившись на первой лестничной площадке, где тускло горела лампочка, он открыл дверь. За ней оказалась комната, в которой стояла кровать с пологом на четырех столбиках. Уильям собственноручно отскреб и отчистил эту комнату и поставил сюда кровать, чтобы сделать для Мэгги сюрприз. На стенах, оклеенных новенькими желтыми обоями, висели яркие картины.

— Симпатично, — все еще с трудом проговорила она.

— Рад, что тебе понравилось, — не глядя на нее, пробормотал он.

На следующее утро, после завтрака, полный сил и идей, он летал по всему дому вверх-вниз, насвистывая и напевая. Мэгги слышала, как он срывает старые шторы, подметает холл, выбивает осколки старого стекла из разбитого окна в кухне. Она лежала в кровати. Теплое желтое солнце вливалось через южное окно, касаясь ее руки, лениво покоящейся на одеяле. Мэгги лежала, не имея никакой охоты двигаться, с изумлением слушая, как ее жизнерадостный муж носится из комнаты в комнату в порыве мгновенного вдохновения, жизнерадостный — вот точное слово. Сегодня ты делаешь ему больно или разочаровываешь, а назавтра все забыто. Он снова полон сил. Вряд ли она могла сказать о себе то же самое. Он был словно фейерверк, летающий и взрывающийся по всему гулкому дому.

Она соскользнула с кровати. «Что ж, попробуем внести свою лепту, — подумала она. — Сделаем правильное лицо. — Она посмотрела в зеркало. — Интересно, можно ли как-то нарисовать на нем улыбку?»

После мимолетного подгоревшего завтрака Уильям наградил ее шваброй и поцелуем.

— Вперед, все выше и выше! — прокричал он. — Ты хоть знаешь, что цель человека не в любви или сексе и не в том, чтобы достичь успеха или быть не хуже людей? Не слава и богатство! Нет, мадам, самую долгую битву человечество ведет против стихии грязи. Она проникает во все щели и закоулки дома! О, если бы мы все год просидели, просто качаясь в креслах, мы заросли бы в грязи по уши, города пришли бы в упадок, сады превратились в пустыни, а гостиные — в помойки! Боже, так вот и приподнял бы весь этот дом и вытряхнул бы его хорошенько!

Они принялись за работу.

Но она быстро устала. Сперва она жаловалась на спину, потом на «головную боль». Он принес ей аспирин. Наконец, она просто была измотана этим нескончаемым количеством комнат. Она потеряла им счет. А пылинкам в комнатах? Их число вообще зашкаливало за квинтиллионы! Ходя по дому, Мэгги начала чихать и сморкаться, уткнув свой маленький носик в платок, вся горя от смущения.

— Лучше тебе посидеть, — сказал Уильям.

— Ничего, все в порядке, — ответила она.

— Тебе лучше пойти отдохнуть, — без улыбки произнес он.

— Со мной все будет отлично. До обеда еще далеко.

Это было неприятной неожиданностью. Только первое утро, а она уже устала. И Мэгги чувствовала, как щеки заливает стыдливая краска. Потому что это была странная усталость, усталость от ненужных переживаний, лишних движений и напряжения. До сих пор ты обманывала себя, но это предел. Да, она устала, но не от работы, а от самого этого места. Не прошло и двадцати часов, проведенных здесь, а она уже устала от этого дома, ей плохо от него. И Уильям видел, что ей плохо. Что-то неуловимое в ее лице говорило об этом. Что именно, она сама не знала. Это как проколотая шина: ты не сможешь найти, где прокол, пока не погрузишь ее в воду, и тогда из воды поднимутся пузырьки. Мэгги не хотелось, чтобы он видел, как ей плохо. Но то и дело думала, как ее друзья приедут к ней в гости и что они будут говорить потом между собой дома за чаем: «Что случилось с Мэгги Клинтон?», «О, вы не слышали? Она вышла за того писателя, и теперь они живут на Банкер-Хилле. Представляете, на Банкер-Хилле? В старом доме с привидениями или что-то в этом роде!», «Надо будет как-нибудь ее навестить», «О да, это ужасно забавно. Дом — такая развалина, просто развалина. Бедная Мэг!»

— Раньше ты могла каждый день утром и после полудня сыграть я-не-знаю-сколько теннисных сетов подряд, а в перерыв еще и партию в гольф, — заметил он.

— Со мной все будет нормально, — ответила она, не зная, что еще сказать.

Они стояли на лестничной площадке. Лучи утреннего солнца падали сквозь разноцветные витражи высокого окна. Тут были и маленькие розовые стеклышки, и синие, и красные, и желтые, и фиолетовые, и оранжевые. Многоцветные блики светились на ее лице и на балясинах перил.

Несколько мгновений он неотрывно смотрел на эти разноцветные стеклышки. Потом перевел взгляд на нее.

— Прости за мелодраматичность, — сказал он, — но когда я был маленьким, совсем мальчишкой, я кое-что узнал. У моей бабушки в доме был холл с лестницей, и наверху — окно с такими же вот разноцветными стеклышками. Я часто поднимался туда и смотрел сквозь эти цветные стеклышки, и… — Он вдруг швырнул на пол пыльную тряпку. — Да что там. Тебе не понять.