Михаил Липскеров - Жаркой ночью в Москве...

И вот у князя Василия Ивановича Шуйского возникла усталость от прослушивания русских народных музыкальных фольклоров (нет, этот кот меня определенно достанет). Он щедро оплатил Зинкину работу гривной серебра и высадил в районе сгибнувшего при укрупнении хозяйств сельца Плечевое. А названо оно было так по ремеслу, коим славилось Плечевое. А именно – изготовлением коромысел.

– Герасим, – спросил канарейка Джим, – какая морфологическая связь между словом «коромысло» и названием «Плечевое»?

– Объясняю, – терпеливо отвечал Герасим. – Жители сельца были немногословны, поэтому, когда проезжающий люд интересовался природой их творчества типа «Это чё?», те из-за проблем с орфоэпией отвечали: «Х#й через плечо». Что, в общем-то, соответствовало смыслу и сущности предмета «коромысло». Подвыпившие русские, хвастая своей силой, при сватовстве говорили о женихе, что он ведро х’ем поднимает. Вы меня извините, Михаил Федорович, за не-норматив, но из песни хуя не выкинешь.

Но назвать сельцо «Х’ем» – это выглядело бы несколько двусмысленно и вызывало бы некоторое удивление у иноземцев, узнавших, что в Московии есть поселения, жители коих, ферф-люхт, майн либер, снабжают всю Россию пенисами, чем и зарабатывают себе на жизнь. Да и надпись на карте Великого Царства Московского «Большие Х#и» могла бы вызвать у постороннего иноземца мысль, что в остальном Великом Царстве Московском х#и маленькие. Ну, на это ответ иноземцам дал наше все в стихе «Клеветникам России».

Вот и назвали сельцо Плечевым. Где князь Василий Иванович Шуйский и высадил Зинку по пути в Шую. А из Шуи как раз ехал Виленька Кюхельбекер, которого император Николай Александрович Первый за участие в декабрьской демонстрации несогласных обрек болтаться по России, не задерживаясь в одном месте более суток. Такой вот немецкий Вечный жид. И он подхватил в сельце Плечевое стрелецкую дочь Зинку, чтобы она скрашивала ему дорогу, длинную скучную, русскими народными песнями.

Потом он оставил ее в городке Егорьевске с рублем ассигнациями, где Зинку взял эскадрон гусар летучих, направлявшихся на Крымскую войну. И она пела им на привалах.

Вот с тех пор по всей Руси и появилась профессия плечевых, в память о сельце Плечевом, в котором исполнительница русских народных песен перешла из рук князя Василия Ивановича Шуйского в руки немецкого Вечного жида Вильгельма Ивановича Кюхельбекера…

И Герасим закончил свое повествование глотком настоя валерьянки…

– И что, – спросил я его, – ты твердо уверен, что профессия плечевых заключается в исполнении путникам русских народных песен?

– Да?! – двусмысленно поддержал меня канарейка Джим.

Герасим сделал еще один глоток.

– Да нет, не уверен. Но уж очень хочется красоты.

Я глотнул (точнее – три раза) и снова взял в руки записную книжку.

Звонок наугад

Так, кому будем звонить теперь? Открываем книжку, закрыв глаза, естественно… О! Третья строка сверху… Имя стерто, фамилия П…ь-…ская. Телефон: 282-04-… дальше стерто. И я должен с этим «стерто» заняться плотскими усладами? Что ж, будем размышлять. (Если вы не знали, я очень клево размышляю. Дедукция у меня… Шерлок Холмс передо мной – доктор Ватсон.) Это где-то на проспекте Мира. Так, начнем с самого начала. От Садового кольца. По правой стороне. Идем. Так, направо поворот к Склифосовского… Так, так, так… Сам я там не лежал… Но вот один мой корешочек угодил туда с аппендицитом. Я его как-то раз навещал, сестричка там была… Как же ее звали?.. Имя-имечко ее как? Ведь она мне его сказала. А как не сказать если… А вот что «если» – напрочь забыл… За ручку я ее держал?.. Не помню… А своей рукой, как бы случайно, волос касался?.. Тоже не помню. И вообще не помню, были ли у нее волосы… А кадрил я ее или нет?.. Что значит «или нет»? Если была медсестричка, значит, я ее кадрил. Во всех литературных книжках сестричек кадрят. Если, конечно, противопоказаний нет. Ног, скажем, или еще чего. Причем не важно у кого. А у нее все было на месте, причем на своем. А у нас что-нибудь было?.. Не припоминаю. Хотя нет, подщечину (это не ошибка. Пощечина – это когда по щеке, а подщечина – это когда под щеку, в челюсть то есть. Ой как больно! У меня два дня язык изо рта свисал, так что меня иногда за бульдога принимали) я получил. Слава богу, хоть что-то вспомнил. А вот имя… напрочь стерлось из памяти… Стоп. Таких совпадений не бывает. В записной книжке имя стерлось! И в памяти! Точно она! Надо звонить по телефону 282-04, дальше стерто. Будем перебирать. По порядку. 282-04-01… Занято. 282-04-02… Гудки…

– Охрана 24386624983678-бис слушает.

– Добрый вечер.

– Ночь.

– Доброй ночи.

– И тебе того же. До утра никого нет.

И повесили трубку. Не тот номер. Хотя не исключено, что по этому телефону мне могли дать подщечину. Жизнь такая большая, что и не упомнишь, где и как тебя мордобоили. Чтобы вспомнить все подщечины, пощечины, зуботычины, просто в рыло, вульгарные поджопники и еще более вульгарные по тестикулам (ой, как больно! У меня два дня ноги не сходились, так что меня иногда за таксу принимали), вторую большую жизнь прожить надо. Ну не будем отвлекаться на по мелочам. Так. Мне ж не обязательно сестричку. Мне хотя б кого-нибудь. По телефону 282-04…

Попробуем пойти дальше. По правой стороне проспекта Мира. Идем, идем, идем… Знакомый дом. А что за дом? Чем этот дом, позвольте спросить, мне знаком? Внешним обликом. Эстетическим экстерьером. Патиной времени. Неуловимой, но щемящей сердце пронзительной беззащитностью перед натиском неумолимого времени, оставившем свои выразительные следы в виде выцарапанной на первом этаже надписи: «княжна Танька Персоль-Гуторская – блядь». Мать твою, не было больше цифр в телефоне 282-04! А были только эти – 2820. А где четверка?.. Нет ее в книжке, как не было! А может, действительно не было? Помстилось? Конечно помстилось. Вот под надписью, указывающей на половую распущенность княжны Персоль-Гуторской, эти цифры и выцарапаны 28–20. И в записной книжке то же самое. Таня Персоль-Гуторская – 28–20.

Тихо лаяли собаки в затухающую даль,я явился к ней во фраке,элегантный, как рояль.

Звоним… А чего звонить, когда над дверью нет звонка? Зато есть цепочка, за которую надо дернуть. За дверью раздастся мелодичный звон колокольчика… А какой еще? Конечно мелодичный. Так в туманной росистой заре в местечке Хамковицы, что в шестнадцати верстах от Житомира, по этому звоночку узнаешь нашу корову Цилю.

… и выйдет моя ненаглядная, предмет моих тайных, но громких воздыханий. А как еще показать свои воздыхания, если не воздыхать громко? Как будто в груди у тебя бьется, требуя свободы, двигатель внутреннего сгорания. И конечно же, горит огонь желаний. В груди… Или… Да всюду и горит… Сейчас я увижу… Бледная рука в голубых прожилках с длинными изящными пальчиками с хищным маникюром. Крылья носа нервно вздрагивают Вот-вот не удержатся на месте и улетят. Марафет – он, знаете ли, великая подъемная сила. Полный улет. А между пальчиками у нее будет зажата легкая турецкая пахитоска. Все будет так, как я задумал. В этот раз она наконец даст мне ответ. Или просто даст. Хотя это вряд ли. На моем пути стоит (не в прямом смысле стоит, а в переносном, художественный образ) сын бакинского нефтепромышленника Айвара Алекперова Айвар Алекперов. У в роду все мужчины Айвары Алекперовы. Раньше, в восемнадцатом веке, они носили разные имена. Но в Баку тогда было выше крыши Алекперовых. Разных социальных слоев и состояний. И был среди них один мошенничествующий Алекперов. Это бы еще ничего, что мошенничающий, это национальное, но он был еще и бандитствующий. Однажды полиция попутала его на грабеже лавки с контрафактным бензином, принадлежащей другому Алекперову, которого звали Айваром, и он, бандитствующий Алекперов, которого звали Вагид, назвался Айваром. А так как он был моложе настоящего Айвара на тридцать лет, то мудаковатая бакинская полиция восемнадцатого века решила, что сынок грабит своего батю. Они его связали и бросили в зиндан предварительного заключения. Чтобы слупить с папаши мзду за освобождение сынка. Папаша в это время отдыхал на любимой третьей жене Лейле. Потому что очень сильно устал от отдыха на второй любимой жене Зухре.

И это еще не вся цепочка. Поэтому он, не вдаваясь в подробности, забашлял полицию. Пока не вспомнил по пути с третьей любимой жены Лейлы на четвертую любимую жену Айгуль, что у него нет сына Айвара. Что у него вообще нет детей. У него были проблемы. Нет, со стволом-то у него было ого-го!!! А вот с боеприпасами… Начальной скорости у них не хватало. Долететь до цели. А все почему? А все потому. И вот когда Айвар Алекперов, не дойдя до четвертой любимой жены, усек ситуацию, он надел штаны и потребовал к себе бандитствующего Алекперова и, вместо того чтобы как настоящий Айвар Алекперов казнить мерзавца, усыновил его, поменял через градоначальника графа Бердан-Мохнатского имя Вагид на имя Айвар и женил его на свежевзятой, но еще неопробованной седьмой любимой жене Зульфие и умер. И оставил завещание, что все первенцы в его роду будут носить имя Айвар.