Рыжая Марика - Повелительница зеркал
Рая уже сидела там, украсив волосы венком из кувшинок. Лодка плыла сама, и не надо было грести. Алик сел на бортик лодки, опустив руку в воду. Он улыбнулся своей спутнице. Крылова тоже улыбнулась, но как-то натянуто. Обычно прогулка проходила молча, но на этот раз девочка явно хотела пого-ворить.
— Алик, — вдруг тихо позвала она.
— Да? — также тихо откликнулся Алик. Ему не хотелось нарушать гармонию их сегодняшней встречи.
— Вот ты, — Рая серьезно посмотрела на него, — умеешь залечивать простые раны?
— Простые раны? — слегка растерялся Алик. — Ну, да, умею.
— А сердечные раны ты умеешь залечивать? — все так же серьезно спросила Раиса.
Алик вскинул голову.
«Что это она вдруг заговорила о сердечных ранах?», — подумал он.
— Не пробовал, — честно ответил Алик. — А что?
— «Что»? — взмахнула крыльями Рая, так что пламя свечей колыхнулось. — Не «что», а «кто»! Смирнова, вот кто!
Алик вздохнул.
«Ну, вот, — подумал он с сожалением, — все к этому шло. Такой хороший ве-чер испорчен!»
— Она тебе нравится, да? — обреченно спросила Крылова.
— Нет, — легко солгал Алик. — Ты мне нравишься, Рая!
— Врешь, — покачала головой девочка. Алик заметил в свете свечей у нее на глазах слезы.
— Рая, — позвал Алик, — ну как она может мне нравиться, когда она даже не ворожея?
— Но она СТАНЕТ ворожеей в первое же полнолуние! — воскликнула Рая со слезами в голосе.
Сердце у Алика замерло.
— Откуда ты знаешь? — удивленно и одновременно радостно спросил Алик.
— Когда мы вместе с Красновыми шли домой, Лукерья прислала Аде письмо по берестяной почте. Она написала, что завтра они уезжают вместе с Трехлапкиным во Владивосток!
Алика затопила такая волна радости и облегчения, что он даже рассмеялся. Как выяснилось, это было большой ошибкой.
— Ты смеешься?! — возмутилась Раиса, всхлипывая. — Ты просто бессердечен!
— Ой, только не реви! — обозлился Алик. — Ты сама заигрываешь с твоим любимым Павликом!
Он уже корил себя за то, что дал волю эмоциям.
«Не надо было идти сюда, — грустно подумал он. — Она и пригласила меня только для того, чтобы поцапаться из-за Ники!»
Рая поглядела на него с каким-то странным выражением.
— Заигрываю? — спросила она растерянно. — Тебе-то что?
Алик с сожалением поглядел на нее.
«Как она не понимает? — удивленно подумал он. — А еще девчонка!»
— Мне все равно, — ответил Белов с деланным равнодушием.
— Все равно…, - эхом повторила Крылова. Ее лицо блестело от слез. — Да что ты вообще понимаешь?! Ты такой же, как другие мальчишки!!!
Всхлипывая, она замахала крыльями, отчего несколько свечей погасли, и улетела. Венок из кувшинок упал в воду. Алик грустно проводил ее взглядом и вздохнул. Он еще долго сидел в лодке, погруженный в свои мысли. Свечи погасли, а золотые искорки, наколдованные Раей, потухли…
Белов очнулся, когда лодка стукнулась дном о берег. Он вылез из лодчонки и заклинанием вернул ее на место, под иву.
Светлело. Алику надо было скорей возвращаться домой, пока его не увидел пастух, рано выгонявший своих коров на пастбище. Достав Полетное зелье, паренек осушил бутылку до дна и воспарил в предрассветное небо. Обратный полет не доставил ему удовольствия.
Глава 10
Солнечный камень
Ника отчаянно пыталась удержаться на плаву. Она била по воде руками и болтала ногами, но что-то упорно тянуло ее вниз, словно камень. Вероника нахлебалась воды, закричав:
— Помогите!!!
«Неужели никто не поможет?!» — в отчаянии подумала она.
Она погрузилась под воду, снова нахлебавшись воды. Внезапно краем глаза Ника увидела лодку, в которой сидел человек.
«Алик!!!» — узнала она.
— Ника! — закричал Белов. — Скорей плыви сюда!
Ника попыталась поплыть в сторону мальчика, но ей мешало что-то, что тянуло ее вниз.
— Алик, я не могу…! — попыталась крикнуть она, но снова погрузилась под воду.
— Хватай веревку! — крикнул Алик, кидая ей канат.
Ника хотела уже схватиться за веревку, но неожиданно заметила вторую лодку, приближающуюся с другой стороны. Ника старательно вглядывалась в человека, находившегося в другой лодке, и, к своему удивлению, увидела Брайана. Тот со свойственной ему молчаливостью бросил ей веревку.
Ника растерялась. Она не знала, за какую веревку ухватиться, зная, что каждый из парней увезет ее на противоположный берег. Ее все еще тянуло ко дну. Она закричала от отчаяния и… проснулась.
Она лежала на кровати. Одеяло комком валялось на полу. Подушка странным образом оказалась под кроватью.
«Это был всего лишь сон, — попыталась успокоиться Ника, — всего лишь сон, и ничего больше».
Этот сон мучил ее вот уже несколько дней подряд, и Нике это уже порядком надоело. Одевшись, она спустилась на кухню.
Мать хлопотала у плиты, готовя манную кашу. Отец настраивал старый телевизор, копаясь в пыльных внутренностях допотопного агрегата. Сэлли крутилась возле Софьи, надеясь, что ей перепадет что-нибудь вкусненькое. Она напоминала Соне о своем присутствии грустными вздохами и деликатным потявкиваньем.
Один Лаврентий сидел в уголке на диване и глядел в окошко, страстно вздыхая.
— Доброе утро, Никуша, — пропела мама, накладывая ей манной каши.
Ника кивнула, усаживаясь за стол.
— Лавреша, — ласково позвала Софья, — ты вчера поздно пришел, а сегодня какой-то странный. Я тебя не узнаю. Что случилось?
Трехлапкин бросил на нее туманный взгляд.
— Понимаешь, Сонечка, — начал он томным голосом, — мне кажется, я влюбился.
— Влюбился? — удивилась мама и тут же обрадовалась: — Это же прекрасно!
— Да, — Трехлапкин слегка растерянно поглядел в пространство.
— Как ее зовут? — поинтересовалась Софья.
— Лукерья.
— Лукерья, — повторила мать задумчиво.
— Да, — рассеянно кивнул Лаврентий, — и, кстати, Соня, я не смогу остаться с вами на лето.
— Не сможешь? — огорчилась мать. — Почему?
— Понимаешь, вчера я признался Лукерье в любви и попросил у нее руки и сердца. И…, - Лаврентий набрал побольше воздуха в легкие, — …она сказала «да»!
Ника, до этого грустно ковырявшая манную кашу, уронила ложку, и та со звоном упала на пол.
Софья засмеялась и захлопала в ладоши. Отец перестал рыться в телевизоре и оглянулся на родственника жены.
— Завтра в два поезд на Владивосток. Мы едем домой к Лукерье, — продолжал вещать Лаврентий, не замечая всеобщей реакции, — я немного поживу у нее, а потом… мы поженимся!
— Поженитесь? — переспросили хором мать и дочь.
Вероника ушам своим не верила. Она вспомнила про ложку и полезла под стол доставать ее.
«Как же так? — с ужасом думала Ника. — Значит, у них получилось! И теперь волей-неволей я должна стать ворожеей!»
Но какая-то часть девочки очень хотела этого. Та часть, в которой было сердце и душа. В другой же части был разум.
«Какая теперь разница?! — обозлилась Ника. — Сама виновата! Заключила это дурацкое пари! Нет, я сама эту кашу заварила, сама и буду расхлебывать!»
Ника положила ложку на стол. Мать тем временем расспрашивала братца о его невесте.
— Сколько ей лет? — спросила Софья, присаживаясь на диван к Трехлапкину.
— Тридцать два, — спокойно ответил тот.
Ника снова чуть не уронила ложку.
«Ничего себе! — подумала она. — Выглядит на семнадцать с хвостиком!»
— Прекрасно, мы ровесницы! — воскликнула мать. — Слушай, если она не про-тив — пригласи ее сегодня к нам на ужин! Я как раз пеку черничный торт!
Пользуясь тем, что мать увлечена братом, Ника быстро сбагрила всю манную кашу в миску Сэлли.
— Мам, — позвала она, — я позавтракала. Я выпью сока и пойду на улицу.
Ей необходимо было встретиться с ребятами.
— Конечно, милая, ступай, — разрешила мать, — только сегодня в четыре будет автолавка. Купи продуктов, пожалуйста, вот список.
— Хорошо, — проворчала Ника, засовывая список и деньги в карман. Выпив сока, она отправилась к себе наверх переодеваться.
Погода сегодня была гораздо лучше, чем вчера. Припекало солнце, поэтому Ника решила обойтись бриджами и футболкой. Прихватив куртку Брайана, она отправилась к дому Алика.
Внезапно береста, припрятанная в кармане, обожгла ей бедро. Поспешив вытащить из кармана кору, Ника прочла слова, написанные незнакомым, размашистым почерком:
«Ника, приходи в березовую рощу. Павел отведет тебя в лес. Там все наши. Твой Брайан Т.»
«Тоже мне, шуточки», — подумала Ника, рассматривая слово «твой».
Девочка направилась в рощу. На опушке она увидала Павла, небрежно при-слонившегося к березе.
— Привет, веснушка! — поздоровался он.
