Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю
Сторож Сергей Иванович, бывший преподаватель научного коммунизма, пожилой очкастый заморыш, поманил Зотова из будки:
— Могу чайком угостить, Константин Петрович!
Зотов поколебался, а потом подумал, что к Лимону ехать еще рано — тот отсыпается после ночного дежурства. И вошел в крохотную, заставленную покрышками будку сторожа. На щербатом столике перед Сергеем Ивановичем торчал двухлитровый китайский термос. Зотов примостился на драном сиденье какого-то грузовика — оно изображало гостевой диван, — и Сергей Иванович вручил ему чашечку с желтоватым ароматным чаем.
— Душицу сами собирали? — принюхался Зотов.
— Сам, — гордо ответил Сергей Иванович. — никакой заразы, уверяю. Моя племянница недавно карту откорректировала, так что со спокойной совестью и за травкой езжу, и по грибы.
О племяннице Сергея Ивановича Зотов был наслышан — она работала на Тверской атомной. Сергей Иванович поставил термос на пол, а на столе раскинул карту Московской области и прилегающих к ней территорий. Словно кожной сыпью, карта была раскрашена пятнышками красного — так высокоученая племянница отметила места выпадения радиоактивных частиц после январской аварии на Курской АЭС. Особенно густо краснел восток области, а Луховицкий район почти весь был накрыт ожогом.
— Пока жить можно, — сказал Зотов, внимательно рассмотрев карту. — Я думал, что заражение окажется более плотным.
— И на сей раз повезло, — сказал Сергей Иванович. — Направление ветра и все такое… Осадки. Племянница рассказывала, да забыл. Воронеж, Рязань, Мордовия — там хуже. А что вас не было видно? Болели? Или, может, с работой определились?
— Нет, — пожал плечами Зотов. — Бездельничал, читал…
— А я ничего не читаю, — признался Сергей Иванович.
— Не могу. Сплю, в лес катаюсь. Ничего не читаю. Газеты вот иногда. Кстати, как вам нравится визит председателя Европарламента? Сегодня прибывает.
— Никак не нравится, — усмехнулся Зотов. — По-моему, в Библии сказано: где труп — собираются орлы. В данном случае — вороны.
— Вороны, — согласился Сергей Иванович — Глаза у трупа давно выклеваны, теперь остатнее мясо с костей подчищают. В программе визита — новые договоренности о совместных фирмах свободных зонах. А немцы хотят покончить с неопределенным статусом Кенигсберга. Читали речь Лютцова в бундестаге? Если федеральный канцлер так откровенен, я бы сказал, нагло откровенен, то хорошего ждать нечего. Немцы более не потерпят двойного управления в Кенигсберге. И наш президент готов на уступки. До конца срока еще два года, в бюджете дыра, а тут — такой шанс поправить дело. Как вы считаете, Константин Петрович?
Зотов долго не отвечал, сосредоточенно прихлебывая чай. Ему было жалко старика. Сергей Иванович в падении с высоты, пожалуй, расшибся больнее, чем Зотов. Крохотная пенсия, никому не нужное звание кандидата наук. И больная сестра на руках. К тому же Сергей Иванович какое-то время был одним из руководителей марксистской платформы в КПСС, и теперь его фамилия красовалась в самом начале черного списка. И Зотов там был, но где-то на сотой, может быть, странице, до которой не добирались кадровики, если, конечно, не обращались к помощи всезнайки-компьютера. А они, как на грех, постоянно обращались к этой помощи…
— Я стараюсь не думать о политике, — сказал Зотов.
— Как же можно не думать! — возмутился Сергей Иванович. — Раз нельзя заниматься политикой, то нужно хотя бы подумать! Ко мне пришел недавно мой ученик… из последних. Очень интересное соображение высказал, очень! Он сказал: Ленин совершенно прав, мы переживаем очередной виток спирали. Сейчас мы наблюдаем временное отступление социализма. Только и всего! Значит, есть смысл думать, моделировать будущее, готовиться к нему. Весь этот разгул стихии, насилия, антигуманизма… Он чреват новым социальным взрывом!
— А вы не хотите предположить, — угрюмо перебил Зотов, — что это в семнадцатом году произошло временное отступление капитализма? Согласно, опять же, теории спирали Владимира Ильича… Что касается социальных взрывов… не верю я в них, Сергей Иванович, не верю. Бомба, скажем, или снаряд не взрываются дважды — материал для взрыва выгорает один раз и дотла. Это я говорю, как специалист по взрывам.
— Ну хорошо, — согласился Сергей Иванович. — Взрыва не произойдет. Однако в какую-то сторону эволюционировать мы должны? Я уверен, что нынешнюю ситуацию скоро будут рассматривать как издержки прогресса, как один из его неудачных опытов, пройдет некоторое время, и человечество поймет…
— Извините, опять перебиваю, — вздохнул Зотов. — Я знаю, что вы скажете. Ни черта не поймет ваше человечество. О каком прогрессе речь? О социальном? Но в начале двадцать первого века мы живем хуже, чем в начале двадцатого, потому что социальное размежевание выражено резче. О прогрессе техническом? Его в двадцатом веке просто не было.
— И это говорите вы, технарь? — изумился сторож.
— Да, это говорю я, технарь, — насупился Зотов. — Извольте сопоставить. Двигатель внутреннего сгорания, величайшее постижение ума, появился в конце девятнадцатого века. Весь двадцатый ушел на его совершенствование. И с ним мы явились в двадцать первый. Принцип ракетного движителя был обоснован опять же в девятнадцатом. Тогда и был построен самолет. В двадцатом самолет и реактивный двигатель лишь додумались совместить. В двадцатом веке не было новых идей. А человечество занималось взаимным истреблением. Три мировых войны — не много ли для одного века?
— Позвольте! — выпрямился на своей табуретке Сергей Иванович. — Какая такая третья мировая война? Или вы имеете в виду конфликт на Индостанском субконтиненте?
— Ничего себе конфликт! — разозлился Зотов. — Я почти двадцать лет назад чуть голову не оставил в этом конфликте. А потом — полтора девятка стран, два континента, четыре миллиона погибших…
— Не пойму, — сказал сторож, — каким образом вы увязываете наше присутствие в Афганистане с последней войной между Индией и Исламской Федерацией? Ведь увязываете, коли о своей голове вспомнили?
— Увязываю, — буркнул Зотов. — С Афганистана все и началось. Мы заставили их учиться воевать. Когда ушли, они додрались между собой, помирились и решили применить полученные знания. Мы только начинали игру, а заканчивали ее другие.
Сергей Иванович задумчиво протирал очки подолом рубашки и скептически хмыкал.
— Не надо убаюкивать себя наивными грезами, — сказал Зотов. — Знаете, когда я понял, что они пришли надолго, если не навсегда? Когда не стали сажать коммунистов. Ведь мы, чего греха таить, думали, что начнутся массовые посадки. Как же! Распустили компартию, признав ее деятельность нежелательной. Завели черные списки. Зажали бывших коммунистов с работой. Следующий шаг, по теории и практике… По нашей, между прочим, практике! Да, лагерек, телогрейка, лопата — и великие стройки. На сей раз — стройки народного капитализма… А посадок, к нашему недоумению, не было. Понимаете, они всего-навсего от нас отмахнулись. И не просто перечеркнули восемьдесят с лишним лет, а восстановили путь. Так вырезают кусок магнитофонной ленты с плохой записью, а концы склеивают. Отсюда эта упрямая тяга к возвращению старой атрибутики — знамя, герб… Посмотрите на карту Москвы! Возвращены все старые названия, а новые, хоть чуть напоминающие славное прошлое страны Советов, — изменены. Сначала казалось диким, что у трехцветного знамени на карауле — унтер с георгиевским крестиком… В американском комбинезоне! Теперь к этой дикости привыкли. И теперь это норма. А все остальное — отклонение от нее. Если они еще перестанут преследовать бывших коммунистов…
— Вы просто уставший человек, Константин Петрович, — пожалел Зотова сторож. — Вам, думаю, не хватает стойкости.
— Увольте от стойкости, — резко сказал Зотов. — Сухую палку всегда ломит, а живую ветку только гнет. Для начала надо выжить. Я убедился, что это сложнее, чем стойко бороться за что-нибудь абстрактное. За мир во всем мире, например. Или за построение коммунизма в следующей пятилетке.
— Хочу вам заметить… — вспыхнул Сергей Иванович.
Но ничего заметить он не успел, потому что к сторожке лихо подкатили два черных «кадиллака». Из переднего выбрался здоровенный детина в чесучовом костюмчике, распахнул дверь сторожки и пробасил:
— Привет, дядя Сережа! Все своему Карлу Марксу молишься? Ну, молись, молись, это не вредно. А между делом поставь мою тачку в боксик, помой, пропылесось, поодеколонь. Ха-ха! Через неделю заберу. Вот, возьми — побалуй внуков.
Он бросил на стол ключи от машины и мятую пятидолларовую бумажку. И уже уходя, заметил за дверью, на диванчике, согбенного Зотова. Детина мгновенно собрался, потом оглядел чашки на столе, недоеденный бутерброд, ухмыльнулся и подмигнул Зотову:
