Андрей Рубанов - Готовься к войне
- Дал в долг? - переспросил улыбающийся Знаев. - Этот день я обведу в календаре кружочком. Теперь я точно знаю, кому достанется мой банк, когда я состарюсь.
- Прекрати. - Камилла сверкнула глазами. - Его же просто развели. Хулиганье.
- Разберемся, - весело ответил банкир.
Стараясь не наступать на разбросанные игрушки, вошел в комнату сына. С удовлетворением подумал, какая все-таки просторная и уютная эта комната. Он бы и сам не отказался пожить в такой. Повесить на стены постеры с Гэри Муром и Робертом Плантом, залезть под одеяло с журнальчиком и пакетиком чипсов - и неделю не вылезать.
Нет - две недели.
- Ты что, помирился с мамой? - тихо спросил сын.
Банкир присел на край кровати и ответил:
- Почти.
- А когда насовсем помиришься?
- Трудно сказать. Как у тебя дела в школе?
- Папа, - грустно сказал Виталик, - какая школа? Сейчас лето.
Черт, подумал Знаев. Вот, оказывается, как у меня далеко зашло.
- Мама говорила, - продолжил мальчик, - что ты сейчас живешь один. В большом доме.
- Когда она разрешит, я возьму тебя к себе. Ты сам все увидишь.
- А тебе не страшно? Одному жить в большом доме?
- Нет. Не страшно. Когда ты вырастешь, я подарю этот дом тебе.
- Здорово! А он очень большой?
- Не очень. Но большой.
- А мама? И маме подаришь?
- Маме не нравится этот дом.
- Почему?
- Он стоит в лесу. Рядом нет магазинов. Хлеба и то негде купить… Кстати, а что у тебя произошло с твоими друзьями? Которым ты дал деньги?
- Они мне не друзья, - терпеливо ответил Виталик. - Просто знакомые пацаны. Из нашей школы. Я после магазина на минуточку зашел в компьютерный клуб… Ну, в соседнем доме… Посмотреть, как там играют в «Сталкера». И встретил этих пацанов…
- И они попросили у тебя денег?
- Да. Сказали - скоро отдадут.
- Понятно.
- Ты не подумай, папа, - это не какие-нибудь… Это свои пацаны. Знакомые. Они всегда там стоят. Возле клуба.
Знаев кивнул и спросил:
- И что они там делают? Возле клуба?
- Ничего. Просто стоят. Болтают. Общаются.
- Понятно. Слушай, сын… Когда я был как ты - у меня тоже были такие знакомые пацаны. Конечно, они стояли не возле компьютерного клуба. Не было у нас такого клуба. Но пацаны, которые просто стоят и болтают, были. Всегда. Я ходил на стадион, я ходил в музыкальную школу - а они просто стояли и болтали. Я занимался делом - а они стояли и болтали. Я вырос, стал бизнесменом, создал банк - а они все это время просто стояли и болтали. Они до сих пор стоят и болтают…
Виталик заливисто засмеялся.
- Я не говорю, что это плохие пацаны, - продолжал Знаев. - Я не говорю, что с ними не нужно общаться. Остановись, поговори две минуты - и иди дальше. По своим делам. Привет, пацаны - пока, пацаны. Спешу, пацаны.
Очень занят. Делай так, чтоб они видели тебя пробегающим мимо. И думали: вот крутой чувак…
- Какой же я крутой, - с сомнением сказал Виталик, - если я еще маленький.
- Ошибаешься. Маленькие бывают еще круче больших. Самые крутые - это знаешь кто? Это те, кто не тратят зря времени. Учись беречь свое время. Не трать его на то, чтобы просто стоять и болтать. Никогда не стой. И никогда не болтай. Время - это такая штука… Его нельзя одолжить, но можно украсть. Его нельзя купить, но можно потратить. Его нельзя остановить. Твое время - это самое дорогое, что у тебя есть.
Сын подумал и ответил:
- Нет, папа. Самое дорогое, что у меня есть, - это мама. И ты.
Знаев провел ладонью по теплой голове ребенка.
- Ты прав. Но и я тоже прав.
- А разве так бывает?
- Бывает. И очень часто. Спи. Спокойной ночи.
Он посмотрел на форточку - открыта ли, не задохнется ли мальчишка ночью, - вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Бывшей жене - она до сих пор стояла в кухне у окна, демонстративно ждала, пока незваный гость очистит помещение, - тихо попенял:
- У вас душно.
- Тебе надо срочно сходить к нотариусу, - игнорируя упрек, сказала Камилла деловым тоном. - Оформить справку. О том, что ты не возражаешь против выезда ребенка. Мы едем в Австрию. В Тироль. За горным воздухом.
- Это правильно. В Москве летом вам делать нечего.
Помолчав, бывшая банкирша осторожно сказала:
- У меня подруга вернулась из Штатов. Отдыхала. В Аспене. Там сейчас в моде слоу-лайф.
- Что?
- Слоу-лайф, - с вызовом повторила бывшая. - Новый стиль. Медленная жизнь. Полная противоположность твоей. Люди никуда не спешат. Вообще никуда. Никогда. Наслаждаются простыми вещами. Едят. Спят. Дышат. Растят детей. Не нервничают. Так живут, чтоб прочувствовать каждую минуту…
- Мечта яблочного червячка, - сказал Знаев.
- Не поняла.
- Червячок. Он живет в яблочке. И его же кушает. Ему хорошо. Ему всегда вкусно. Торопиться некуда. И не надо. Весь его мир - съедобен.
- Откуда в тебе столько высокомерия?
- Не вижу ничего плохого в высокомерии, - банкир выпрямил спину. - Слоу-лайф - это хорошо, Камилла. Это то, что тебе подойдет. Австрия, горный воздух, вкус каждой минуты и все такое… Только не забудь, кто тебе оплачивает твой слоу-лайф.
Он встал нарочито бодро. Тщательно застегнул пиджак
- Слушай, Знаев, - тихо произнесла бывшая. - Ты хоть уже мне и не муж… Но все-таки и не чужой дядя. Остановись. Меняйся. Иначе - сойдешь с ума. Нельзя все сделать и все успеть. Нельзя объять необъятное.
Банкир помолчал и ответил очень твердо:
- Можно.
Он ощутил печаль и решил весело улыбнуться. Прощально махнул рукой и поспешил к двери.
Пока спускался в лифте, позвонил Горохов. Уже много лет между боссом и его заместителем существовала твердая договоренность: после девяти часов вечера не беспокоить друг друга без веской причины. Поэтому банкир слегка напрягся.
- Извини, - сказал Горохов. - Думаю, тебе будет интересно… Я насчет того мужика, который утром внес депозит… Двести тысяч…
- И что он?
- Час назад обнаружен мертвым. Насильственная смерть.
- Ага, - медленно произнес Знаев. - Что-нибудь еще?
- Нет.
- Хорошо. Молодец. Я думал, стряслось что-то серьезное. Спасибо, Алекс. Отдыхай. И больше не дергай меня по пустякам.
Немного поколебавшись, банкир выключил телефон. Постоял возле машины. Поднял лицо к небу.
Обычно после всякого визита в свою развалившуюся семью он грустил. Недолго. Четверть часа или немного больше. Убеждал себя, что рано или поздно рана затянется. Камилла найдет себе хорошего мужчину. А сын - вырастет и унаследует фамильное дело. Для кого, как не для сына, он, банкир Знаев, уродуется по восемнадцать часов в день? Как правило, каждый такой приступ грусти заканчивался появлением честной и ясной мысли: нет, банкир Знаев вовсе не ради сына уродуется. А исключительно ради себя. Сын ни при чем. Так грусть обращалась в горечь, а меланхолия - в трезвое осознание собственной миссии.
Но сегодня он почему-то не стал грустить. Не хотелось грустить. К чему грустить? Сын есть? Есть. Растет? Растет. Здоров, сыт? Более чем. Ну и хорошо. Дальше - разберемся. Потом. Со временем.
Сел в машину. Открыл окна. Глупо закупориваться, если вокруг лето.
Влажный воздух колебался. Газоны пахли свежескошенной травой. Иногда пахло и бензином, но так и должно быть, чуваки; мы в крупнейшей нефтяной столице. Все равно травой пахло острее. Ах, Камилла, дура ты, хоть и мать моего ребенка. Выйди из каменного мешка, чтоб потолок не давил на темя. Пройдись, подыши, подними глаза. Вон Медведица, а там - Сириус, а чуть в стороне три ярких в ряд - это пояс Ориона. Можно ли объять необъятное? Конечно, можно. Это очень просто. Взял - и объял.
Выкатился на дорогу. Нажал на педаль - и когда тахометр показал шесть тысяч оборотов, засмеялся.
Влюблюсь, решил он. Жестоко. По всем правилам. В рыжую Алису. Уже влюбился. Теперь будет роман. Настоящий. Красивый. С букетами, подарками, долгими разговорами. С объятиями необъятного.
К черту Лихорылова. К черту супермаркет с пятиконечной звездой. К черту бывшую жену. К черту убиенного час назад владельца депозита. Мне за сорок, и я кое-чего добился в этой жизни. Я заработал право влюбиться. Могу себе позволить! Кто-кто, а я уж точно могу. У меня все есть. А будет - еще больше. Теперь хочу любви. Хочу девочку с золотыми волосами. Чтобы думать о ней каждую минуту. Чтобы жить ею. Чтобы стать для нее всем. Чтобы радоваться, когда она рада, и печалиться, когда она опечалена.
Неправда, что любовь появляется нечаянно. Когда управляешь своей жизнью, как опытный пилот управляет мощнейшим сверхзвуковым самолетом, тогда любовь возникает в самый нужный момент. Вовремя.
Так думал банкир, оставляя за кормой машины полыхающее вполнеба зарево ночного мегаполиса, углубляясь в холмы Истринского района, где в очень неплохом месте, на краю столетней дубовой рощи, поджидал его собственный загородный дом.
4. Четверг, 23.20 - 00.00
Свернул с трассы, когда закат уже отгорел.
Дальше начиналось то, что банкир про себя называл «моя дорога». Отрезок старого, в крупных зернах, асфальта - около трех километров - состоял из длинных, идеально просматривающихся прямиков, соединенных меж собой двумя удобными поворотами, - их бы похвалить, как идеально просчитанные, если бы не стойкое подозрение, что они, такие плавные, получились, как многое в удивительной стране России, не в результате точной работы инженеров и строителей, а случайно. Сами собой.
