Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— Чтобы он издевался уже не только над матерью, но и надо мной тоже?

— Даже если он будет над вами издеваться ещё десятилетия. У вас нет и никогда не будет другого отца.

— Я у него тоже одна.

— Несомненно.

— Вот пусть он это поймёт, наконец.

Ладнов промолчал — не хотел доказывать обиженному подростку его неправоту и навлекать на себя гнев времени.

— Какая у вас напряжённая и насыщенная жизнь, — невозмутимо отметил Худокормов. — У меня всё иначе.

— Неужели ваши родители, Леонид, участвуют в вашей политической активности? — иронично приподнял брови Ладнов.

— Нет, конечно. И даже боятся, моего будущего ареста, как я ни пытаюсь их разубедить. На все доводы они отвечают: мало ли, как дело повернётся.

— Вполне естественный ход мысли. В стране, где никогда не существовала институциональная демократия, логично ждать массовых репрессий против оппозиции. Правда, единственный способ предотвратить их — делать хоть что-нибудь для предотвращения подобного оборота.

— Почему наш разговор постоянно прыгает с родителей на репрессии, а потом обратно? — удивился Худокормов.

— Потому что родителям предстоит вынести на себе больше, чем вам. Переживать за ребёнка гораздо страшнее, чем за себя. О себе иногда вообще можно забыть, но представьте себе угрозу следователя причинить зло вашему ребёнку. И всё кончено, останется только поднять лапки.

— Неужели всё может обернуться настолько плохо?

— Вы так спрашиваете, словно мы находимся в Швейцарии.

Все замолчали, а Наташа по-прежнему думала об отце. Наверное, не стоит посвящать ему так много времени.

Глава 27

— История твоих запутанных отношений с мужем весьма поучительна, но довольно скучна, — заметил Игорь Петрович и сопроводил ехидные слова длительным взглядом. Видимо, хотел усилить эффект, но не преуспел.

— Мои отношения с мужем весьма просты, — отразила нападение Корсунская. — Мы вырастили двоих сыновей.

— Если мужчина не боится детей, он уже заслуживает уважения, — заметила Елена Николаевна. — Поверьте, я многое повидала в жизни. Столько семей перед глазами прошло — не сосчитать.

— Разве мужчины боятся детей? — возмутился Конопляник. — Возможно, они не всегда хотят ими обзавестись, особенно в молодости, но «боятся» — это уже преувеличение.

— Поверь, Миша, я имею достаточно оснований, раз говорю, — с суровой непреклонностью подтвердила свою позицию Елена Николаевна.

Суждения перепутались и превратились в противоположность самим себе. Воспитать двоих сыновей — дело сложное. Почему же Аня назвала свои отношения с мужем простыми? Саранцев пытался проникнуть в её мысли, а точнее — вообразить их. Судьба не наделила его сверхъестественными способностями, и Игорь Петрович изо всех сил пытался представить себя на месте женщины, ушедшей от мужа к Богу и вернувшейся к благоверному за вторым ребёнком. Годы супружеской жизни принесли Саранцеву множество испытаний, и искушения посещали его много раз. Женщин на свете много, они привлекательны и созданы для соблазнения мужчин, и он для них — тоже объект охоты.

Сразу после свадьбы им овладел страх не узнать больше в жизни ни одной женщины, кроме жены. Сначала он сам себе пытался представить его себе шуткой, но ничего не выходило. Мерзкое ощущение таило в себе некую двойственность: он действительно обожал свою Ирину. Она опьяняла его и днём, и ночью, но каждая привлекательная девушка на улице заново рождала в нём страх и желание измены. Некоторых он помнил до сих пор. Одна из них на ветру боролась со своими волосами — отбрасывала их назад, но раз за разом они, словно божественным повелением, вновь скрывали её лицо вуалью или даже паранджой, поскольку разглядеть под ними её глаза не получалось. И верный молодой муж Игорь очень захотел всё же увидеть её, познакомиться, поговорить. И, наверное, овладеть — коварный ветер, пряча её лицо, своими порывами одновременно взметал лёгкую юбку и открывал стройные ножки, словно в насмешку, на доли секунды, а потом вновь их прятал. Явление казалось совершенно фантастическим. Сама природа прямо перед ним, как на сцене варьете, разыгрывала спектакль и хотела его совратить. Но он устоял тогда — даже не познакомился с обольстительной девицей. И уж точно не думал в тот момент о детях — ни от Ирины, ни от чарующей незнакомки.

— Я своей дочери не боюсь, — объявил Саранцев, словно впервые узнав о событиях минувшей ночи и бесконечного дня. Сказал и подумал: может, всё же боюсь? Вспомнилась Светка сегодня ночью и утром — испуганная, несчастная и потерянная.

Она родилась неожиданно. Саранцев, разумеется, знал о беременности жены, но появление в его жизни маленькой куколки с красным морщинистым личиком Игоря Петровича всё же удивило. Вот это живое существо — его плоть и кровь? Как такое возможно? Он просто провёл ещё одну ночь с женой, как и много других ночей, но именно та, одна и неповторимая, вылилась в сказочные последствия. Девочка шевелила ручками и ножками, крутила головкой, угукала, хныкала и даже задерживала взгляд на умильных лицах взрослых. Наверное, ещё помнила бытие в материнской утробе и пыталась осознать невероятные перемены в своей жизни. Новоиспечённый папаша осторожно взял её на руки и ощутил на ладонях крохотное, почти невесомое, страшно беззащитное тельце. Захотелось воздвигнуть вокруг дочки непроницаемую стену и защитить её ото всех мыслимых и немыслимых угроз, коими наполнена каждая человеческая жизнь.

— Честь тебе и хвала, — поощрила учительница бывшего ученика. — Значит, ты боишься за неё.

Саранцев очень хотел сделать решительное объявление об отсутствии каких-либо опасностей для его дочери, но в последний момент политический инстинкт заставил его придержать язык. Ход последующих событий мог вылиться в крупный публичный скандал, и тогда его собеседники узнают из газет и выпусков телевизионных новостей о его теперешней лжи. Зачем же подставляться без крайней необходимости?

— Стараюсь о ней заботиться по мере сил, — выдавил он из себя дежурную фразу, словно выдал заранее подготовленный ответ на ожидавшийся провокационный вопрос журналиста.

— Она ведь у тебя уже взрослая? — поинтересовалась Корсунская.

— Взрослая.

— Есть ухажёр?

— Есть.

— Отчаянный парень или проходимец?

— В каком смысле?

— Ты ведь проверил и его реноме?

— Не я, а спецслужбы. Разумеется, проверили. В вопросах обеспечения государственной безопасности действуют определённые правила, и обходить их — не просто безответственно, а противозаконно. Дочь при любых обстоятельствах не должна стать инструментом давления на президента.

— Значит, отчаянный парень?

— О чём ты?

— Ну как же — ухаживать за дочерью президента. Нужно иметь железные нервы и считать себя рыцарем без страха и упрёка. Ты с ним лично знаком?

— Пару раз виделись. Ты всё время кого-нибудь осуждаешь, разве христианин может так себя вести?

— Наверное, я плохая христианка. Так у тебя есть личное мнение о женихе дочери?

— Я бы не торопился считать его женихом. И я очень хорошо понимаю твои вопросы: по-твоему, за моей дочерью можно ухаживать только в корыстных целях.

— Я ничего подобного не говорила.

— Тогда к чему твои вопросы?

— Просто интересно. У меня-то сыновья, и я — не президент. Мне намного проще. Ты так и не ответишь?

— Есть у меня о нём мнение, есть. Никто не идеален. Категорически против него не возражаю, но, возможно, со свадьбой не стоит спешить. У Светланы ещё много времени.

— А она тоже так считает?

— Я не спрашивал, хочет ли она за него замуж. Ирина тоже не уверена. Вообще, разве можно знать наверняка, удастся брак или нет? Наверное, только счастливые невесты всегда уверены, а вот все остальные, включая женихов, колеблются.

— То есть, человеческий род продолжается, благодаря женщинам?

— Разумеется. Вот когда прогресс восторжествует, и все женщины займутся карьерой, а не семьёй, человечество и закончится. Никакой ядерный апокалипсис не понадобится.

— Ты против эмансипации?

— А ты за вымирание человечества? Всё очень просто: женщины должны в среднем рожать больше двоих детей, в противном случае наступит конец цивилизации. Конечно, можно доверить воспитание потомства государству, но это будет уже новая Спарта, а не мир светлого будущего. Есть, конечно, другой выход: дать матерям экономическую независимость. Но в финансовом смысле такое решение представляет проблемы.

— Разве можно экономить на спасении человечества?

— В общем, нельзя. Но в реальной жизни вопросы не всегда решаются просто.

— Ты же президент!

— Вот именно, только президент. Я не принимаю законы, в том числе о бюджетах.