Юлия Кривопуск - У мечты должны быть крылья
— При чём тут ваша мама? — Женщина непонимающе дёрнула плечом.
— Мама действительно ни при чём, — Сашка сложил руки на груди. — Ну, как видите, я жив-здоров — ваши бандиты меня пощадили. Забрали негативы, погрозили пальчиком, почитали лекцию о правилах поведения и уехали. Хотя, признаться, в один момент я подумал, что мне действительно конец. Уже молитвы стал вспоминать. Но обошлось. Не знаете почему?
— Вахак Зурабович слывёт либералом… — ответила Лена.
— Как Штирлиц?
— Что? — осеклась вдова.
— Ничего. Продолжайте.
— Так вот. Наверное, ваш проступок не показался ему слишком тяжким, вот он и отпустил вас с миром.
— Понятно, — усмехнулся Сашка. — Собственно, примерно то же самое он мне сам и сказал. Надо же! Оказывается, бандиты могут быть либералами. Наш криминалитет прогрессирует на глазах.
Вдова ничего на это не ответила, повисла небольшая пауза.
— Я думал, сейчас вы скажете своё мнение на этот счёт, а вы молчите, — произнёс неудавшийся шантажист.
— Мнение на какой счёт? — подняла глаза Лена.
— О тяжести моего проступка. Вам он не кажется аморальным, достойным сурового наказания и всё прочее? Всё-таки дело касается лично вас и вашего покойного супруга. Я ведь оскорбил его светлую память.
— Память невозможно оскорбить, если она действительно светлая, — философски заметила вдова.
— Разве? — удивился Сашка. — По-моему, есть масса способов.
— Это не тот случай. — Женщина тяжело вздохнула. — Вы считали, что сделали шокирующие для кого-то кадры? Вы глубоко ошибались. Весь город давным-давно знал, что Степан погряз в пьянстве и распутстве. Вы думали, что смерть мужа — это огромная утрата для меня? Что, скорбя, я заплачу любые деньги, лишь бы не осквернять его имя? Так вот, я расскажу вам, как обстоят дела.
Мой благоверный по своей природе был тираном, и я очень много от него натерпелась. Он прилюдно меня унижал. Изменял мне, нисколько не скрываясь, обзывал нецензурными словами. — Вдова посмотрела на Сашку и поймала его непонимающий взгляд. — Многие считали, — продолжала она, — что с таким богатым мужем я живу, как в раю. А я была у него вместо домработницы, кухарки и няньки. Он тратил бешеные деньги на любовницу, а я бегала по рынку и искала продукты подешевле. Он издевался не только надо мной, но и над членами моей семьи, над друзьями. Он разогнал всех моих подруг, я не общалась с ними уже много лет. А мой брат боялся попросить у него в долг даже небольшую сумму — муж сразу принимался его оскорблять.
Я много лет выезжала из дома только для того, чтобы пройтись по рынкам и магазинам. На какие-то светские, праздничные мероприятия он меня никогда не брал — я ему там мешала. Причём он говорил мне это в лицо, не церемонясь: мол, со своим самоваром в Тулу не ездят. А если я хотела выбраться куда-то одна, устраивал дикий скандал и просто не давал денег.
Лена поднялась с дивана и начала взволнованно ходить по комнате.
— Знаете, — говорила она, — он даже запрещал мне читать книги! Он считал это бессмысленной тратой денег и времени. Хотя, казалось бы, что там может стоить книжица? Сорок-пятьдесят рублей, максимум сто. Но ему даже этого было для меня жалко! Видите ли, я трачу на чтение по несколько часов в день, лучше бы я за это время полы лишний раз помыла. Я так от этого страдала! Я всё-таки образованная женщина, мне необходима хоть какая-то духовная подпитка! А он сам… Он сам признавал в жизни только три вещи: жратву, водку и своих любовниц-проституток. Вот для этого стоило жить, понимаете?! Для книг не стоило, а для этого стоило! Вот такая у меня о муже «светлая» память…
— Успокойтесь, пожалуйста, сядьте, — тихо произнёс Сашка, подойдя к вдове. Он аккуратно взял её за руку и усадил обратно на диван. — Я принесу вам воды.
Лена покорно села и ждала, пока парень принесёт ей чашку.
— Если всё было так плохо, почему вы с ним не развелись? — спросил он. — Насколько я знаю, общих детей у вас не было. Так что же вас связывало?
— Ничего нас не связывало. — Вдова принялась пить воду маленькими глотками. — Просто мне было жалко потраченных на него лет. Понимаете, в первые годы кажется, что все скандалы — это просто притирка, что это скоро пройдёт и всё будет хорошо. Стерпится-слюбится, как говорится. А потом когда проходит время и ты понимаешь, что не стерпелось и не слюбилось, то одновременно осознаёшь, что и дёргаться уже поздно. Молодость ушла, красоты давно нет, здоровья тоже.
«Зато есть перспектива остаться богатой вдовой», — подумал Сашка, разглядывая бриллианты, которыми Лена щедро себя увешала. Но вслух он ничего не сказал.
— Женщина после сорока лет уже никому не нужна, — продолжала исповедоваться вдова. — А жизнь в одиночестве меня пугала. К тому же… — Она сделала паузу, колеблясь, говорить или нет. — К тому же… за годы своих мучений я надеялась получить достойную награду. И мои надежды оправдались.
Сашка поднял бровь. «А она со мной откровенна! — подумал он. — Интересно, почему?»
— Вы когда-нибудь его любили? — спросил журналист.
— В том-то и дело, что никогда, — держа чашку обеими руками, грустно ответила вдова. — Он сам не давал мне такой возможности — его не за что было любить.
— А он вас любил. По крайней мере, мне так показалось.
— Откуда вы знаете? — Лена взметнула вверх накрашенные ресницы. — Ах да, я забыла… Вы же общались с ним незадолго до смерти. И что, он сам вам об этом сказал?
— Я присутствовал при последних минутах его жизни. Перед смертью он звал вас.
— Ну конечно! — Вдова раздражённо дёрнула плечом. — Я нисколько этому не удивляюсь. Когда ему было плохо, он всё время звал меня. А кого ещё ему было звать? Своих любовниц, что ли? Ни одна из этих проституток не стала бы для него ни нянькой, ни сиделкой. А вот я вполне годилась для этой роли!
— Хорошо, — задумчиво произнёс парень. — Если вы пытаетесь убедить меня, что в обстоятельствах смерти вашего мужа ни для кого не было ничего интересного, то зачем в дом, где он умер, сбежалось столько журналистов?
— Журналистам до всего есть дело, — ответила Лена. — Надо же им как-то отрабатывать зарплату. Вам ли этого не знать? А смерть моего мужа — какое-никакое, а событие. В масштабах маленького провинциального городка даже значительное. Ваша ошибка в том, что вы переоценили важность этого события. Такими суммами, как сто тысяч долларов, в наших газетах никто не оперирует.
«Зато такими суммами оперируете вы, — подумал Сашка. — К вам-то я в первую очередь и обратился, уважаемая мадам Штырь. Если вы заметили».
— Что ж, — сказал он и слегка улыбнулся. — Теперь я понял, что моя затея с самого начала была обречена на неудачу.
— Это как посмотреть, — глядя в чашку, ответила вдова. Парень навострил уши.
— Послушайте, — сказал он, стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости. — Скажите честно, зачем вы пришли? Вам не кажется, что вы изливаете душу не тому человеку? Я аморальная личность, подлец, шантажист. Вы могли бы стать моей жертвой! Вы должны ненавидеть меня, а вместо этого сидите здесь и исповедуетесь. Зачем?
Поставив чашку на стол, Лена принялась рассматривать свои перчатки.
— Мне кажется, вы совсем не такой, каким хотите передо мной предстать, — тихо произнесла она. — Вся ваша затея с шантажом — это цепь случайностей и совпадений. Просто судьба распорядилась так, что вы ненамеренно оказались в гуще неких событий и решили попытаться извлечь из этого выгоду. Вы не злостный преступник — любой на вашем месте мог бы поступить так же. Соблазну подвержены многие, это понятно и простительно.
— Вы так считаете? — удивился Сашка.
— Да. И не только я. Вахак Зурабович, видимо, считает так же, раз он вас отпустил.
— Так всё-таки это он вас прислал? — напрягся журналист.
— Нет. К моему приходу он не имеет никакого отношения.
— Вы приехали на его машине. Я видел её из окна кухни, когда ходил за водой.
— Он просто предоставил её мне в пользование на сегодняшний день.
— Интересная вы женщина! — Парень взлохматил свою шевелюру. — Сначала вы долгие годы мучаетесь с нелюбимым человеком, приносите свою жизнь ему в жертву. А потом, едва похоронив его, приходите к первому встречному и изливаете душу. Вам в церковь надо идти, а вы пришли сюда! Да ещё и рассказываете мне, практически преступнику, какой я хороший! А вы не боитесь снова стать жертвой? Я ведь сейчас могу убить вас, снять эти вот ваши бриллианты и скрыться в неизвестном направлении!
— Вахак Зурабович вас найдёт, — ответила Лена. — Он многое о вас знает, вы забыли?
— Ах да, действительно, это всё объясняет. Но всё равно не оправдывает ваше поведение.
Сашка задумчиво посмотрел в окно.
— А я и не собираюсь ни перед кем оправдываться! — вдруг заявила вдова, повысив голос. — Вы не понимаете, что привело меня сюда? И не поймёте! Вам не понять, что ощущает женщина, которая шестнадцать лет сидела взаперти и только сейчас вырвалась на свободу. Я хочу жить, понимаете? Жить! А жить для меня — это быть свободной в своих желаниях, поступках и суждениях. Я устала без конца оглядываться на других, переживать, что скажут обо мне, осудит ли меня общество. Всё! Хватит! Я буду жить, как хочу, и делать то, что считаю нужным. И мне плевать, что скажут люди, плевать, прилично я поступаю или нет, плевать, чем это обернётся в конечном счёте! Женский век короток — много ли мне осталось? А у меня, наконец, есть деньги и масса нереализованных желаний! И я буду их осуществлять, чем бы мне это ни грозило. А ты… — Лена внезапно перешла на «ты», — ты хочешь со мной?
