Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Пока я закрывал двери клуба на замок, Лена стояла рядом и ежилась от холода. Утро было действительно прохладным, а она была в одном платьице. Думаю надо Лену утеплить. Вернулся снова в клуб, взял свой пиджак, который возил с собой на случай прохладной погоды, всё-таки осень, а заодно надел на свою голову, кепку-шестиклинку коричневого цвета. В то время у молодых парней была мода на кепки, в моде были кепки, сшитые из клиньев материала. Крутые были те, которые сшиты из клиньев одного цвета, и обязательно с пуговицей, обшитой таким же материалом, как и кепка, и располагалась она сверху, посредине клиньев. Круче всех, считались кепки-восьмиклинки, и цвет тоже имел значение, в моде были восьмиклинки тёмного цвета. Светлые кепки, считались дурным тоном. У меня была кепка, как я уже сказал, шестиклинка коричневого цвета. Это не крик моды, но всё же. Я думаю, читатель меня простит за такое лирическое отступление. А что, может кому-то и интересно какая у молодых парней того времени была мода на головные уборы.
А в Барханчаке я закрываю дверь клуба на замок, а Лена кутается в мой пиджак. Прижавшись, друг к другу, мы с Леной шли по аулу. Ещё было рано, на востоке только посветлело, поэтому прохожих мы практически не встречали. Вышли за аул, Лена, прижавшись ко мне спрашивает: «Сеня, а ты меня далеко проводишь?» — «До твоего дома, пошутил я. «Нет Сеня, я тебя серьёзно, спрашиваю». Теперь я уже на полном серьёзе ей говорю: «Лена, давай так, я буду тебя провожать до тех пор, пока мы твой аул не увидим, потом ты пойдёшь домой одна, а я вернусь назад» — «Хорошо», — согласилась Лена с моим предложением.
Шли долго, то и дело останавливаясь, чтобы проверить наши чувства друг к другу, затем снова шагали дальше. На востоке уже во всю гуляла заря, а мы всё никак не можем дойти до намеченной цели, мешали постоянные остановки, в которых Лена хотела убедиться в моей любви к ней. Наконец мы поднялись на косогор, и увидели недалеко её аул, последний раз попрощались и Лена пошла по дороге теперь одна. Она то и дело оглядывалась, а я стоял и махал ей рукой. По мере удаления её от меня, фигурка её всё уменьшалась и уменьшалась, пока она не спустилась в лог, где она исчезла в объятиях тумана. А теперь я вам хочу сказать грустную для меня правду. Больше мы с Леной никогда не виделись, по причине которую вы узнаете позже из моей книги. Когда я вернулся в аул, солнце уже поднялось, и я сразу направился в правление колхоза за подводой. Бригадир уже был в курсе и сказал, что через пару часов бричка к клубу подъедет. Ответом я остался доволен и пошёл в клуб готовить оборудование к погрузке. У клуба на ступеньках уже сидел Ренат. Вид у него был чем-о недоволен. Я спросил у него что случилось: «Да, в общем-то ничего, только я же вчера тёте заказал ужин, а ты не пошёл, она наготовила много, а есть некому. И сестрёнка Дина тебя ждала, хотела с тобой познакомиться, расстроилась, чуть ли не до слёз».
Ренат продолжает говорить, а я открыл клуб, зашли вовнутрь, начали готовить оборудование к отправке. Мне ответить на сетование Рената нечего, но всё-таки он мне очень помогал, и что сказать в своё оправдание я не знал и поэтому молчал. Наконец Ренат не выдержал и спросил меня: «Ну, что ты молчишь, сказал бы хоть что-нибудь. Оправдываться я не хотел, я не в чём не виноват, но что-то ответить надо, раз хотят услышать меня. «Ренат, ну а что я могу сказать, ты же видел, какая была вчера обстановка, девушка пробежала столько километров, кстати, а сколько километров между аулами?» — спросил я Рената. «Да я точно не знаю, одни говорят, что шесть километров, а другие, что четыре, а сколько точно никто не знает» — «Так вот, — продолжаю я, — Пробежала пусть даже четыре километра, в темноте, а она не шла, а именно бежала, боялась, что меня после сеанса не застанет, увидела меня, обрадовалась что успела, а я ей, как говорится, от ворот поворот, так что-ли я должен был сделать по-твоему?»
Ренат немного помолчал, затем сказал: «Сеня, да я тебя не осуждаю, будь я на твоём месте я точно так же поступил бы, но тетка возмущалась нашей непорядочностью, я же ей всей создавшейся обстановки объяснить не мог, по вполне понятной причине, понимаешь? А ужин был прекрасный, лапша, жаренная на шкварках, ешь и есть хочется». Тут я решил упрекнуть Рената. Говорю ему: «Ренат, какие шкварки, ведь это же свинина, а ты мусульманин, а, насколько я знаю, мусульмане свинину не едят» — «Эх, Сеня, — сокрушённо сказал Ренат, — в такие голодные годы все обычаи забываются, да и живём мы в ауле вперемешку с русскими, так что все едят то, что есть, татары свинину, русские конину, такая жизнь, и в ней надо выжить, чтобы не помереть с голоду».
Пока мы с Ренатом разбирались в перипетиях, подъехала повода, и мы начали грузиться. Прощаясь, я Ренату сказал: «Спасибо тебе, в эти дни ты мне очень помог, и с этого момента я считаю тебя своим другом, ты очень хороший человек. Прощай, возможно, я тебя больше не увижу, но помнить тебя буду всегда. Я пойду, а то меня ждёт подвода». Ренат молча меня слушал, наклонив голову, а когда я сказал что я пойду, то он поднял на меня свои чёрные, как угли, глаза и сказал: «Сеня, ты всё-таки постарайся приехать, я буду очень рад тебя снова увидеть». Твёрдо пообещать Ренату я не мог, так как не всё от меня зависело, поэтому сказал ему только одно слово: «Постараюсь». Я сел на подводу и возница, женщина средних лет тронула лошадей. Ренат стоял, заложив руки за спину, и смотрел мне вслед, я махнул ему рукой, он ответил, вскоре бричка повернула за угол дома и Рената не стало видно. Больше я с ним никогда не встречался по той же причине что и с Леной.
СЕЛО ЛИМАН. ВСТРЕЧА С НИКОЛАЕМ
До очередного пункта назначения, под названием село Лиман, добирались долго, всё-таки восемнадцать километров для гужевого транспорта расстояние немалое. Я, сидел на бричке, на задке свесив ноги и вдруг почувствовал голод, когда работал, голода не было, а как остался без дела, то почувствовал, что есть хочу. Достал Ленин подарок, из ящика в котором он лежал, и принялся за еду. Думаю, съем, как Лена велела, котлету и огурец, а хлеб и яйцо оставлю, ещё не известно, как всё повернётся с этим татарином. Так и сделал, ел котлету и вспомнил Лену, какая она, всё-таки, хорошая девушка, под впечатлением мне, немного сгрустнулось. Поел, как то стало веселей, жаль пить нечего, кислое молоко, я оставил в клубе, а воду Нарзан, мы с Леной выпили, ну ничего, приедем на место и там напьюсь воды. Такая езда мне начала надоедать, я человек действия, и сидеть долго не могу, но что делать, раз лошади уставшие, и быстрее ехать не могут. Тогда я встал с брички и пошёл пешком. Затем увидел суслика и побежал за ним. По пути выскочил зайчик тушканчик, я бросил суслика и побежал за тушканчиком. И так я бегал то за одним, то за другим пока не устал, затем снова сел на бричку и поехал дальше. Наконец-то мы добрались до села Лиман.
Ещё не доезжая до клуба, я увидел, что там на ступеньках кто-то сидит, я подумал, что это Николай, когда подъехали, так оно и вышло. Подвода подъехала к крыльцу клуба и остановилась, Николай, нехотя встал и пошёл ко мне, и сразу начался допрос, с раздражением в голосе. Я ему рассказал, всё как было, а затем добавил: «Я председателю колхоза говорил, что за суточное опоздание, мне от Николая попадёт, но он меня заверил, что с тобой договорится и меня ты ругать не будешь» — «Ага, — сказал Николай, — с этим татарином договоришься, у него прошлогодней соломы не выпросишь». Затем немного помолчал и спросил: «Народ-то на второй день был?» — «А меня народ не интересовал, я председателю сразу сказал, если колхоз за сеанс оплатит, то я останусь показывать кино, а если нет, то и резона нет. Вот колхоз мне и оплатил сорок пять рублей». Услышав, сколько я получил за сеанс, Николай заметно повеселел, и говорит: «Ну, хорошо, давай будем разгружаться, а то женщине надо ехать обратно». Разгрузились, Николай забрал у меня деньги и ушёл куда-то, а мне велел устанавливать аппаратуру. Дело шло к вечеру мне очень хотелось, есть, но этот татарин, денег мне на еду не дал, сказал, что я и так много потратил, хотя потратил я всего три рубля сорок копеек, и это за четыре дня, а положено командировочные на передвижке, четыре рубля сорок копеек на сутки. Но заведённый порядок ему не указ, он тут хозяин, как захочет, так и сделает. Ладно, думаю, приедем в Ипатово я директору расскажу, как он себя ведёт с подчинёнными. У меня в кармане ещё осталось яйцо и ломтик хлеба, я их съел, чувствую, что не наелся, но пряники, которые лежали в другом кармане пиджака я есть не стал, думаю, пусть полежат, ещё не известно, как всё повернётся. К сеансу Ахметзянов пришёл, с какой-то, женщиной, среднего возраста и такой же внешности. Мне она, почему-то, сразу не понравилась, не знаю чем, но не понравилась и всё тут. Николай начал продавать билеты, а я стоял у аппарата, когда основная часть людей зашла, он пришёл показывать кино, а я пошёл к двери. Сеанс прошёл нормально, правда, на сеанс было затрачено времени больше, чем я показываю. Действительно, Николай долго перезаряжает аппарат, то ли не умеет, то ли считает, что люди его подождут, но факт остаётся фактом. Когда все зрители вышли, осталась только та, которую он привёл, спросил у меня, насколько я продал билеты, я достал из кармана пять рублей по рублю и два рубля хотел оставить себе на обед, но он забрал и сказал: «Где будем ночевать, там нас и покормят».
