Виктор Голявкин - Избранные
— Тебе бы только болтать! — Рот ее опять начал кривиться, прежде за ней такого не водилось.
— В чем, собственно, дело? Чем тебе не нравятся мои сослуживцы, ума не приложу. Они такие же, как и твои приятели, других приятелей у меня нет.
— Какого черта у тебя такие приятели?
— Чего ты хочешь, в таком случае?
— Хочу, чтобы к нам хоть раз зашел стоящий человек… — Рот ее от злости кривился, ходуном ходил в разные стороны.
— Ты кого-нибудь конкретно имеешь в виду?
— …Настоящий серьезный порядочный человек…
— Хемингуэй, значит? А больше ты никого не имела в виду?
— Отстань от меня.
— Напрасно, между прочим, ты не заметила Эрнста Жохова, он интересный человек, приятный парень.
— Твой Жохов ни с кем не считается.
— А ты с ним считаешься? Эрнст рассказывал о себе, но никого не задевал. Чем плохо? Он всех немного заслоняет, он очень энергичный человек.
— Возмутительно! — Она вдруг хватает тарелку и кидает в стену.
Осколки брызнули в разные стороны и звонко упали на пол.
Дальше говорить бесполезно. Всякое возражение пресекается тарелкой в стену. Звон посуды заставляет умолкнуть окончательно.
Моду взяла: чуть что не по ней — сразу бац! Хорошо еще, в стену, не в лицо кидается.
А я находчивый! Купил металлические тарелки взамен разбитых. Может, отучится кидаться посудой. Пусть теперь попробует разобьет!
…Было почти двенадцать. Ее все не было. Придет. Никуда не денется. Вот-вот должна появиться.
Прошел еще час. Пестрый гул города проходит сквозь двери и окна, назойливо лезет в уши. Шум небольшой, децибел сорок, не больше, но беспокойство усиливается. В голову полезли разные мысли. Лезут и лезут.
Новая металлическая тарелка вдруг оказалась под рукой, свирепо сжал ее в кулаке, она превратилась в бесформенный жалкий комок.
Раздался стук в дверь. Дверь не была заперта.
— Войдите.
Входит громадного роста мужик, свежепобритый, постриженный, держит фуражку в руке, знаки пожарной части на шинели в петлицах.
— Здравствуйте, — говорит. — Меня зовут Эрнст. Я от Любы. Она скоро будет.
— Вы откуда?
— Мы вдвоем с ней ловили такси на проспекте. Она завернула по делу, тут неподалеку. Просила ее подождать, скоро будет.
— Раздевайтесь, снимайте шинельку, пожалуйста, снимайте…
— А вы кто будете?
— Муж!
— Тогда извините. Не ожидал. Извините меня. Уж вы извините. — Он надел фуражку, вышел и прикрыл за собой дверь.
Люба заставляла себя ждать.
На другой день вечером раздался звонок. Дверь не была заперта. На пороге появился бойкий мужчина.
— Мне нужна Люба, — сказал он. Вошел и стал окидывать цепким взглядом квартиру.
— Ее нет, — сказал я.
— А где она?
— А вас зовут Эрнст?
— А вы меня знаете? Откуда?
— А вы хотите мне досадить? Вы бы хоть выпивку с собой принесли.
— А Люба где?
— Ушла.
— Куда?
— Домой.
Он решительно направился к двери.
— Куда же вы? Куда? Садитесь. Her выпивки, в карты сыграем. — Я широким жестом приглашаю к столу.
— Я за выпивкой, — подмигнул он и торопливо вышел. И вряд ли я когда еще встречу этого рэкетира.
Но даже если она подошлет еще рокера, брокера, докера или парашютиста, ни в какой проделке ничего веселого уже больше не будет. Шутка себя исчерпала. Плотнее закрыл за ним дверь и повернул ключ в замке до упора. Для безопасности.
ХОХОТУШКА
— Посмейтесь! Ну, еще! Смейтесь, смейтесь!
Он с удовольствием слушает ее смех. Он говорит ей:
— Ваш смех — чудо!
Она отвечает:
— О! можно и дальше валять дурака?
— Валяйте, валяйте! — умоляет он.
Он, интеллигентный человек, после длительной работы в большом городе приехал в отпуск отдохнуть на юг. Жара, море огромное перед глазами. Утром солнце выкатывает из моря, будто горящий шкаф. Вечером лунную дорожку раскачивает вода. Можно на все смотреть и не торопиться. Фрукты свисают с деревьев. Ягоды на грядках, не на прилавках. Все рядом. В саду. Рви и ешь. Поправляйся. Женщины за всем хозяйством ухаживают, бодро беседуют между собой. Ходят, бродят неторопливо, переговариваются райскими голосами. Не спорят. Не шумят. Не требуют. Сразу видно, находятся в своей тарелке, а не в какой-нибудь чужой.
На юге он ест, пьет, ни о чем тяжелом, серьезном не думает. Он расслабляется на жаре. Смотрит в небо. Ходит в горы. Собирает у моря камешки, ракушки. Лежит на теплом песке. Прыгает с камней в море. Все хорошо. Он холост. Молод. Полон сил.
И вот уже ходит под руку с хохотушкой. Может быть, строит планы с ней.
— Где ваш веселый смех? Дайте мне его еще раз послушать!
Она весело хохочет просто так, и он доволен.
То был смех не над ним. И он с радостью его слушал.
Вдруг ночью, когда он спал у открытого окна, наслаждался свежим морским воздухом, какая-то летучая жужжащая тварь влетела в окно. Покружилась. Пожужжала. И укусила его прямо в зад.
Он вскочил, взвыл, возмутился, бросился за ней, но ее след простыл. Она беспечно улетела в сторону моря, откуда прилетела, только ее и видели. А может, не в сторону моря, кто ее поймет.
Какой тут сон! Какой отдых! Зачем прилетала эта гадина? Чего ей у себя не хватало?
Укушенное место вздулось. Болело. Все сильней, сильнее.
Укус летающего гада испортил настроение, а если дальше посмотреть, то, может быть, перевернул жизнь.
Большую роль, конечно, сыграла хохотушка: она беспрерывно смеялась над пустяками и умиляла его.
Но то был смех отвлеченный, ничего не затрагивающий, скорее от здоровья, от живости, чем но существу. Вдруг теперь она узнает о ночном происшествии, станет заливаться, хохотать? Теперь уже над ним.
А натура у него тонкая, чувствительная, скрытная. Нет, нет, ему такого не снести, не пережить! Он все же кандидат наук, и для него это важно, он себя уважал. И вдруг такое! Нет, нет.
Он потерял всякий интерес к окружающей природе. Возненавидел всех летающих, жужжащих, кровососущих — стрекоз, бабочек, жуков и прочих разных. Теперь он не выносил даже вертолеты. Хотя вертолеты при чем? Летают, понимаешь, жужжат…
Тончайшая ведь натура. Обидно. Кандидат. Вес в обществе. Знаток. И вдруг такое…
Собрал быстренько вещи и уехал, не попрощавшись с девушкой. Решительность, воля — все для того, чтобы себя уважать! Взял себя изо всех сил в руки, жестко держал в тисках.
Любил он свою хохотушку или просто был временно увлечен — какая теперь разница, раз уехал.
Когда девушка поняла, что друг от нее сбежал, по привычке громко рассмеялась от удивления. Смех теперь как бы повисал в воздухе. Смеялась она теперь, выходит, над самою собой. Поняв это, здорово расстроилась.
Но не надолго.
Потом решила не сдаваться, найти молодого человека и выяснить, почему уезжают, ни слова не говоря. На отдыхе сил прибавилось, куда их девать, и своим удачным мыслям она снова улыбалась.
У парня, наверно, была некоторая неловкость в отношении девушки, но ведь он все равно никогда больше ее не увидит.
Не тут-то было!
В один тоскливый день раздался робкий звонок. За дверью стояла знакомая хохотушка.
Она преодолела расстояние, выдержала характер и нашла, кого искала.
— А вот и я! — улыбнулась она.
Он испугался ее внезапного появления и пригласил войти. Она заметила испуг, но чего тут бояться! Она засмеялась.
От ее смеха он будто сжался, съежился и его передернуло.
Она чувствует: делает что-то не то, что надо бы делать. Но другого не знает и смеется, смеется. Надо же так настойчиво смеяться!
Он сделался мрачен. Стал рассказывать о тучах крылатых насекомых, которые облепляют дома, о пчелиных роях, которые садятся прямо на голову, путая ее с сучком дерева, о несметных полчищах саранчи.
Она не поняла, зачем он говорит все это, и смеялась.
— Я сейчас приду, — внезапно говорит он и уходит, хлопнув дверью.
Она ждет, а он не приходит.
Подходит она к двери. А дверь вся сверху донизу усажена засовами, запорами, замками, даже смешно. А на самом деле дверь захлопнута на единственную защелку. Легко выйти. Но не войти! До чего умно придумано, как не засмеяться!
В это время парень подкреплялся в ресторане. Обычная пошлая, жухлая муха начала виться над его столом и села ему прямо на нос.
Он схватился за нос, взвизгнул и пулей вылетел из ресторана.
От всего убегать становится стойкой чертой его характера.
Но девушка не узнала, почему он от нее сбежал. Ей стало еще любопытнее. И вот в квартире парня снова раздается звонок. Он так испугался, увидев ее, что готов был залезть под кровать. Но ведь он ее не в первый раз видит, не во второй и не в третий и говорит: