Орхан Памук - Мои странные мысли
В первый учебный день Мевлют проводил дочь до входной двери университета. Это была первая высшая школа туристического менеджмента в Стамбуле: она концентрировалась как на менеджменте и экономике туристической индустрии, так и на практике обслуживания гостей. Факультет располагался в Лалели, в перестроенном средневековом постоялом дворе. Мевлют мечтал продавать бузу в этих красивых старинных районах. Однажды по пути из дома Святого Наставника он прошагал целый час от Чаршамбы до факультета дочери. В этой части города по ночам было еще тихо.
В январе 2001 года, четыре месяца спустя после начала занятий, Фатьма рассказала отцу о знакомом юноше. Он был с того же факультета, но на два года ее старше. Его намерения были серьезными. Он был из Измира. (Сердце Мевлюта ёкнуло.) Они оба хотели в жизни одного – получить университетскую степень и начать работать в туристическом бизнесе.
Мевлют не мог поверить, что дочь так быстро повзрослела. В то же время он сообразил, что Фатьма выйдет замуж позже, чем девушки из их семьи.
– Ты слишком опаздываешь, в твоем возрасте твоя мать и тетки уже имели по двое детей! – пошутил Мевлют, страдая от собственной шутки.
– Вот почему я намерена выйти замуж прямо сейчас, – сказала Фатьма.
В ее ответе Мевлют увидел всю ее решимость покинуть дом как можно быстрее.
В феврале из Измира в Стамбул родители парня приехали просить руки Фатьмы. Мевлют выбрал день, когда клуб был вечером свободен, и занял его для приема сватов, попросив несколько лишних стульев в кофейне через дорогу. Все знакомые с Дуттепе пришли на тот вечер, кроме Коркута с сыновьями. Мевлют знал, что никто из его родственников не появится на самой свадьбе, которую назначили в Измире на начало лета. Именно на помолвке дочери Мевлют впервые за долгое время увидел Самиху: в отличие от всех других собравшихся женщин, ее платок и пальто не были ни блеклыми, ни темными; новый платок темно-синего цвета был в тон пальто и повязан свободно. Мевлюту показалось, что Самиха, может быть, не хочет больше носить платок. Фатьма не всегда носила свой платок и снимала его каждый раз, когда шла в университет[72].
Мать жениха платка не носила. Мевлют видел, как его дочь стремится стать частью той семьи. Дома Фатьма обняла его, поцеловала и всплакнула о том, что покидает жилище, в котором провела все свое детство, но через несколько минут Мевлют застал ее погруженной в мечты обо всех радостях новой жизни с мужем. Он узнал, что дочь и его будущий зять подали заявление о переводе на факультет туристического менеджмента в университет Измира. Два месяца спустя пришел ответ, что их заявление принято. Таким образом, всего за три месяца было решено, что после свадьбы в начале лета Фатьма и Бурхан (так звали будущего зятя Мевлюта, высокого и тощего как жердь, с глуповатым выражением на лице) переедут в квартиру в Измире, принадлежащую семье жениха, и поселятся в том городе.
Из всей стамбульской семьи Фатьмы только ее отец Мевлют и сестра Февзие поехали на свадьбу в Измир. Мевлюту Измир понравился: этот город представлял уменьшенную копию Стамбула, более южную, с пальмовыми деревьями. Бедные районы с гедже-конду располагались прямо у бухты. На свадьбе Мевлют видел, как Фатьма прижимается к мужу, когда они танцуют – как в кино, – и был смущен, но и немного растроган. В автобусе по пути в Стамбул Мевлют и Февзие не сказали друг другу ни слова. Голова дочери лежала у него на плече, и, пока она спала всю долгую ночную дорогу, запах ее волос делал Мевлюта счастливым.
12. Февзие убегает
Пусть оба поцелуют мне руку
11 сентября Мевлют и Февзие провели весь день у телевизора: в нем постоянно мелькали кадры с самолетами, врезающимися в небоскребы Нью-Йорка, которые вскоре рушились в клубах огня и дыма. Не считая тихого замечания Мевлюта: «Американцы теперь захотят отомстить!» – они больше никогда не говорили об этих событиях.
После того как Фатьма вышла замуж и уехала, они с Февзие подружились. Младшая дочь любила поговорить, пошутить, изобразить других людей, ей нравилось смешить отца и выдумывать забавные истории. Она унаследовала от матери талант подмечать во всем смешную нелепую сторону. Она могла изобразить звук, с которым их сосед присвистывал через передние зубы при разговоре, или скрип приоткрываемой двери, или пыхтение Мевлюта, когда тот поднимался по лестнице, а во сне она изгибалась наподобие буквы «S», в точности как ее мать.
Спустя пять дней после падения башен-близнецов Мевлют пришел домой из клубного дома и увидел, что телевизор выключен, обеденный стол пуст, а Февзие нигде нет. Ему и в голову не могло прийти, что дочь сбежала. Мевлют подумал, что семнадцатилетняя девушка просто отправилась побродить по городу. Февзие провалила математику и английский за год до окончания школы, но за все лето Мевлют ни разу не видел, чтобы она садилась заниматься. Пока он смотрел в окно, дожидаясь возвращения дочери, его раздражение медленно превращалось в беспокойство.
С внезапной болью он заметил, что сумка Февзие, одежда и личные вещи отсутствуют. Он задался вопросом, стоит ли поехать на Дуттепе посоветоваться с семьей Акташ, когда зазвонил дверной звонок, одарив его краткой надеждой, что это может быть Февзие.
Но это был Сулейман. Он сразу сказал Мевлюту, что Февзие убежала с одним парнем, что юноша «подходящий» и из хорошей семьи, что его отец владеет тремя такси, которые сдает в аренду. Отец мальчика позвонил днем, и Сулейман ходил повидаться с ним. Возможно, он позвонил бы вначале Мевлюту, если бы у того был телефон дома. В любом случае у Февзие все хорошо.
– Если ей было хорошо, тогда зачем она убежала? – спросил Мевлют. – Чтобы расстроить отца и опозорить себя?
– А зачем ты убежал с Райихой? – спросил в свою очередь Сулейман. – Горбун Абдуррахман сказал бы «да», если бы ты посватался к ней.
Услышав эти слова, Мевлют начал подозревать, что побег Февзие мог быть формой подражания. В конце концов, дочь поступила точно так же, как сделали ее мать с отцом.
– Горбун Абдуррахман никогда не позволил бы мне жениться на своей дочери, – сказал он, с гордостью вспоминая ту ночь, когда он убежал с Райихой. – Я не приму этого таксиста, который сбежал с моей девочкой. Февзие обещала мне, что окончит школу и пойдет в университет.
– Она пропустила обе пересдачи, – сказал Сулейман. – Она провалила год. Она, наверно, боялась сказать тебе. Но Ведиха знает – ты всегда говорил бедной девочке, что никогда не простишь ее, если она не окончит школу, и загонял ее в университет, как сестру.
Когда Мевлют понял, что частное дело отца и дочери, очевидно, стало предметом обсуждения не только в семье Акташ, но и у совершенно чужих людей – таксиста и его семьи – и что он заработал репутацию вспыльчивого и властного отца, он вознегодовал.
– Февзие мне не дочь, – заметил он, но тут же пожалел о своих словах. Сулейман еще не ушел, и Мевлюта охватило чувство беспомощности. Если не простить дочь сразу, прикинувшись, что он принимает жениха, то известие, что его дочь сбежала с человеком, с которым они не женаты, разлетится быстро и честь Мевлюта будет запятнана. Но если он слишком быстро простит безответственного ублюдка, который забрал его дочь, любой тогда скажет, что сам отец был в курсе и взял много денег, чтобы позволить дочери выйти за этого человека. В результате недолгих размышлений Мевлют понял одно: если он не хочет провести остаток жизни в сварливом одиночестве, как его собственный отец, у него нет другого выбора, кроме как без задержки согласиться на второй вариант. – Сулейман, я не могу жить без моих дочерей. Я прощу Февзие. Но вначале пусть она придет сюда с этим парнем. Пусть оба поцелуют мне руку и выразят почтение. Я тоже убежал с Райихой, но по крайней мере потом явился к Горбуну Абдуррахману, чтобы поцеловать ему руку и выразить свое уважение.
– Я уверен, твой зять-таксист окажет тебе столько же уважения, сколько ты Горбуну, – сказал Сулейман с ухмылкой.
Мевлют не понял, что Сулейман смеется над ним. Он был растерян, боялся одиночества и нуждался в утешении.
– Раньше люди знали, что такое уважение! – услышал он собственные слова, а Сулейман засмеялся и над этим.
Второго зятя Мевлюта звали Эрхан. Он выглядел совершенно обычно (коротышка с узким лбом), и Мевлют не мог понять, что́ его цветущая красавица-дочь – та самая девушка, которую он лелеял столько лет и на которую возлагал столько надежд, – вообще могла найти в нем. Он, должно быть, хитрый пройдоха, подумал Мевлют, чувствуя разочарование в дочери.
Ему, однако, понравилось, что Эрхан поклонился до самого пола и поцеловал его руку.
– Февзие должна окончить школу, – сказал Мевлют. – Иначе я никогда не прощу тебя.
