Василий Аксенов - Новый сладостный стиль
Вскоре после этого обмена в кафе появился Бобби Корбах, долговязый юноша «англо», не имеющий никакого отношения к рэп-стилю своего поколения; эдакий преппи-аристократ.[212]
– Вообрази, Бобби, я ждала тебя, а тут неожиданно мой друг Алекс выскочил как Джек из коробочки, – слицемерничала Нора.
Бобби посмотрел на Алекса с холодной сдержанностью: хау ду ю ду, мистер Алекс!
АЯ пожал руку сильного теннисиста. Забавно, подумал он, этот парень тоже может считаться евреем, хотя, по моим расчетам, в нем только 7/32 наших благородных генов, а его внешность не имеет никакого отношения к варшавскому меховщику.
– Как тебе Рита? – спросила Нора.
Мальчик рассмеялся:
– Все в порядке. Как всегда, молодеет. Она говорит: к сожалению, я пропустила один важный момент в моей жизни и потому постарела. С того времени, однако, я всегда начеку и никогда не упускаю шанса помолодеть. Ты знаешь, мам, она меня почти уговорила идти в кинобизнес.
– Что это значит, Бога ради? – спросила Нора тревожно.
– Ну, для начала можно взять годовой курс при киношколе в USC.
– Надеюсь, ты это не всерьез, Роберт? – Нора повернулась к Алексу. – Мой сын еще в декабре подал заявление в Беннингтон. Собирался изучать политическую журналистику и классическую философию. Это был его собственный выбор! – Теперь она повернулась к сыну. – Мистер Алекс, как ты его называешь, имеет некоторое отношение к кино. Никто лучше него не объяснит тебе, что кино – это «ярмарка тщеславия».
Бобби выдал одну из своих самых утонченных улыбок:
– Я понимаю, мам, что мистер Алекс Корбах не просто какой-нибудь рядовой балаганщик на этой ярмарке, особенно в связи с его суперпроектом, о котором так много сейчас говорят.
Нора почти в шоке повернулась снова к Алексу. Она стала немного выпучивать глаза, подумал он. И кожа на углах челюсти отвисла самую чуточку. Но, Боже, как она красива, моя любимая!
– О каком это твоем проекте теперь так много говорят, мой друг?
Алекс молча показал ладонью на Бобби: спроси, мол, у него.
– «Свечение», – произнес Бобби скромно. Он был явно горд показать свой доступ к голливудской внутренней информации.
Алекс усмехнулся:
– Мне понравился твое «балаганщик», Бобби. Я действительно балаганщик по натуре. Уж конечно, я не политический журналист или классический философ. Циничная и тщеславная толпа – это как раз мой мир. У меня выбора нет. Но как насчет тебя, молодой человек? Ты уверен, что тоже любишь балаган? Жаль, что я не могу тебя попробовать на сцене моей старой московской труппы.
– Вы имеете в виду «The Shooty», сэр? – Бобби с удовольствием произнес название труппы по-русски.
Нора хлопнула ладонью по столу:
– Что происходит? Откуда это ты так много узнал об Алексе?
– У Риты только о нем и говорят, – сказал Бобби и подмигнул другу своей мамы.
У него довольно дружелюбная мигалка, подумал Алекс. Вряд ли он ее от своего папы унаследовал.
– Всевышний! – воскликнула Нора. – Уж если Ритин клуб тебя обсуждает, значит, ты стал настоящей звездой в мое отсутствие!
– В твое отсутствие где, мам? – невинно спросил Бобби.
И все трое тут грохнули, после чего двусмысленность исчезла и установились довольно естественные связи в этой маленькой компании: вечно красивая и все еще молодая мама, ее взрослый сын и ее бывший любовник. Бывший? Ну, впрочем, это не важно, важно то, что он остался ее истинным другом, и ее сын, значит, ему не чужак.
Те читатели, что хоть немного знакомы с другими les romans данного автора, вправе предположить, что после взрыва дружелюбного хохота эти трое отправятся ужинать, и, разумеется, в «Куполь». Каким бы малым ни было число этих читателей, мы скажем, что они правы и что мы уважаем их в обратной пропорции от их числа. Уверен, они теперь отправятся по стопам нашей тройки в храм монпарнасской жратвы. Мы же, в свою очередь, не пойдем по стопам достопочтенного мэтра Франсуа Рабле и не будем гвоздить читателей такими суперлятивными существительными и прилагательными, как пьяницы, сраки, обжоры, говенные мешки жира или жирные мешки говна, мы, пожалуй, будем придерживаться стереотипной вежливости, однако даже мы будем настаивать, чтобы они в «Куполе» не путались с нашими героями и не выказывали никаких признаков амикошонства. Даже автор, как видели многоуважаемые читатели, делает вид, что не знает эту тройку, хоть и сидит рядом, ушки на макушке. Не исключено, что Саша Корбах узнал автора, во всяком случае, он бросил на него косой взгляд и кривоватую улыбку, как бы говорящие: «Ну к чему эти постоянные попытки подслушать чужие разговоры? Неужели шпионство действительно вторая натура вашей профессии, бесстыжие романисты?»
Что касается нашей красавицы, то она не замечала посторонних и лишь наслаждалась удивительной встречей одновременно с двумя людьми, ближе которых для нее не было никого в мире, и только иногда чувствовала какие-то необъяснимые уколы тоски. Бобби Корбах тем временем, не чувствуя никаких уколов тоски, как настоящий молодой человек всех времен и народов был счастлив сидеть на равных в знаменитом ресторане со своей «мам» и ее бой-френдом, о котором он слышал так много из разных источников. Непринужденно болтая, он старался изо всех сил показать в лицах ведущих членов кружка его бабушки.
– Посмотри, Нора! – восклицал Алекс. – Твой парень не лишен актерских талантов! Вам надо пересмотреть его будущее!
Нора с понтом злилась:
– Ты что, действительно хочешь соблазнить моего «строгого юношу»?
В свою очередь она рассказывала забавные истории из недавней археологической практики, и тоже в лицах, особенно когда касалось «кита полевых работ» профессора Лилиенманна. В начале каждого полевого периода он обычно прекращал бриться и стричь волосы. Чем глубже погружалась экспедиция в культурные слои, чем богаче был депозит артефактов, тем более древним и величественным становился Лилиенманн. Как библейский пророк в замазанной тунике он сидел на верхушке холма, бросая то одну, то другую фразу на латыни, иврите или на том, что он считал шумерским, – в зависимости от того, где они работали. Самая ударная метаморфоза, однако, происходила с ним, когда «поле» кончалось. Старательно выбритый, с прической ежиком «крюкат», в хорошо сшитом костюме, он появлялся в научной толпе на конференции и бывал чертовски раздражен и оскорблен, когда сотрудники его не узнавали.
Саша Корбах тоже не остался в долгу. Он стал рассказывать о своих отношениях с путнийскими профессионалами. Раз привели целую толпу фехтовальных экспертов. Окаменели, когда он им сказал, что в фильме не будет фехтования. Фильм о XIII веке без стали в руках, без потоков крови? Сессия Совета была созвана для обсуждения этих противоречий. Там он сказал, что самое близкое к традиционному голливудскому фехтованию, очевидно, произойдет, когда группа гвельфов столкнется в узкой улочке с группой гибеллинов. Там, после обмена ругательствами, обе партии возьмутся за рукоятки мечей. Бой не состоится или останется за кадром, но этот эпизод будет более драматичным, чем все ваши бочки с клюквенным соком, леди и джентльмены. После этого один из продюсеров написал рапорт об отставке. Он отказывался работать для «намеренно тоскливого, гнилого, претенциозного и декадентского образчика так называемого высокого искусства». Ты видишь, Бобби, что, даже несмотря на деньги и влияние твоего деда, «Путни» вряд ли когда-нибудь сделает «Свечение».
В этот момент Нора заметила, что ее сын замер с открытым ртом. Кажется, он хотел что-то спросить, но потом испугался собственной дерзости. В следующий момент Алекс совсем уже ошеломил мальчишку.
– Слушай, Бобби, ты не найдешь нескольких часов, чтобы пролистать это и сделать свои замечания?
– Алекс! – воскликнул Бобби шепотом. – Вы имеете в виду свой скрипт,[213] не так ли?
Алекс отдернул молнию на сумке и вытащил увесистый сценарий с грифом «Путни продакшн» на обложке. Не веря глазам, Бобби пробормотал:
– И вы это мне даете, чтобы я пролистал, так?
– Ну конечно, у меня с собой два экземпляра.
Нора поняла, что экземпляр, который Бобби сейчас держал в благоговейных руках, предназначался для нее. Теперь Бобби его получил. Мэтр хочет узнать вкусы нового поколения. Бедный Саша, неужели ты не понимаешь, что Бобби Корбах не представляет широких масс кинозрителей? Ну, пусть они обменяются взглядами. Им явно хочется подружиться. Второй раз за вечер тема григовского концерта проплыла над ее головой. Она оглянулась и заметила, что по крайней мере десяток людей наблюдает за ней с грустной симпатией в глазах. Сладостная и болезненная меланхолия, казалось, заменяла запахи утонченной кухни в этом гастрономическом чертоге. Двое мужчин за ее столом вроде бы забыли о ее присутствии. Теперь они увлеклись разговором о природе Ренессанса. Что это было: возрождение великой традиции, классических искусств и словес после трудно объяснимой тысячелетней дегенерации или новый триумф плоти над робким духом, первичного греха над первозданной чистотой небес, а если второе верно, то какое отношение Данте имеет к Ренессансу?
