Дженнифер Доннелли - Чайная роза
— Еще одно дежурное блюдо? — спросила она.
— Нет, спасибо, — сказал Брендан. — Мы хотим взять его на работу, а не убить. Принесите ему сандвич. Какие ты предпочитаешь, малыш?
— Пару кони-айлендских с горчицей, луком, квашеной капустой и печеными бобами.
— Господи Иисусе! Я рад, что сегодня мне не придется спать с тобой в одной комнате, — проворчал Брендан.
— Что будешь пить? — спросила женщина.
— Пинту «Шефера» в стеклянной кружке с узорами.
— Не наглей, парень.
— Тогда лаймовый сок.
В ожидании заказа Джон Брендан выяснили, что мальчика зовут Эдди и что он живет в одной комнате на Деланси-стрит с матерью, работающей на фабрике, безработным отцом и четырьмя братьями и сестрами. Джо сказал ему, что ищет человека по имени Майкл Финнеган, владельца магазина, и его племянницу Фиону. Потом дал ему квортер, и мальчик пообещал найти их. Закончив есть, Эдди спросил Джо, где тот остановился, а потом побежал выполнять поручение.
— Он может удивить тебя, — сказал Брендан, глядя мальчишке вслед.
— Надеюсь, ему повезет больше, — ответил Джо.
Брендан откинулся на спинку стула, вытер рот салфеткой, рыгнул и сказал:
— Пожалуй, я тоже пойду. Для новой работы нужно купить пару хороших кожаных ботинок. И новую шляпу.
— А шляпа-то зачем?
Брендан самодовольно улыбнулся:
— Хочу вечером навестить семейство Феррара.
— Тебе нужна шляпа, чтобы повидаться с Альфи и Фредом?
— Болван! Я только делаю вид, что иду к ним. На самом деле меня интересует Анджелина.
— Размечтался! Забыл, что Альфи и Фред жили с тобой в одной каюте? Они знают, что ты за тип. И ни за что не подпустят тебя к своей сестре.
— Это мы еще посмотрим.
Приятели попрощались, после чего Брендан пошел в центр, а Джо — на окраину. По мере удаления от Бауэри настроение Бристоу улучшалось. Когда многоквартирные дома сменились изящными особняками Грамерси-парка, оно стало еще лучше. Некоторые районы города выглядели очень симпатично, и Грамерси-парк относился к ним. Да, у Нью-Йорка имелись свои недостатки, и все же город был потрясающий. Брендан, Альфи и Фред считали его местом многообещающим и внушающим надежду. Здесь можно начать новую жизнь. Сделать вторую попытку. Может быть, и ему тоже.
Когда Джо добрался до Ирвинг-плейс, его внимание привлекла перебранка между мастером и двумя рабочими.
— Вы что, глухие, мать вашу? Я же просил убрать вывеску с первого этажа и на ее место повесить другую — художественной галереи!
— Я думал, их нужно повесить одну над другой, — оправдывался один рабочий.
Джо посмотрел на причину спора. Это была красивая, расписанная от руки табличка, прикрепленная к стене кирпичного городского дома и гласившая «ЧАЙНАЯ РОЗА».
— Она наверху, — сказал мастер. — Сейчас спустится. Велела мне немедленно убрать вывеску. Если она увидит, что вы сделали, то оторвет мне яйца. А я потом оторву их вам. Вы ее знаете. Снимите сейчас же.
Джо покачал головой и засмеялся. Похоже, здешняя хозяйка — настоящая ведьма. Держит работяг в страхе Божием… Он двинулся в сторону Двадцать третьей улицы, где, по словам его квартирной хозяйки, жил некий М. Р. Финнеган, торговец галантереей. Может быть, это тот самый человек, которого он ищет.
Глава пятьдесят третья
Фиона стояла в обитой плюшем примерочной и с отвращением смотрела на себя в зеркало.
— Не хочу корсет! Я их ненавижу! Они колются!
Мадам Эжени, лучшая портниха города, и ухом не повела.
— Ваши желания не имеют никакого значения. Нужно делать то, чего требует платье. — Она поджала губы, обошла Фиону кругом, оценивая эффект корсета, затем недовольно покачала головой и крикнула: — Симона!
Появилась измотанная молодая женщина с подушечкой для булавок на запястье.
— Стягивай туже. Остановишься, когда я скажу.
Фиона ощутила, как онемевшие пальцы девушки развязали узел на спине и взялись за тесемки. Потом ей в зад уперлось колено, после чего последовал рывок.
— Хватит! — завопила она. — Слишком туго! Я не смогу сидеть, есть… и даже думать!
Мадам Эжени это не тронуло.
— Сидеть в день свадьбы вы не будете, иначе платье помнется. Есть тоже, иначе насажаете на него пятен. А уж думать и подавно. От этого на лице появляются морщины. У вас одна задача — красиво выглядеть… Еще немного, Симона… — сказала она, похлопав по корсету.
Симона сделала последний мощный рывок. Затем мадам Эжени зашла спереди, схватила груди Фионы и толкнула их вверх.
— Давай! — велела она. Симона затянула тесемки, и Фиона внезапно увидела, что ее грудь вывалилась наружу, как бланманже.
— Проклятье, до моего прихода сюда она была вдвое меньше! — изумилась Фиона, глядя на сидевших сзади Мэри и Мадди.
— Ты только посмотри на себя! — воскликнула Мадди, — это потрясающе! Непременно закажу себе такой же.
Мадам и Симона пошли за свадебным платьем. Сердитая Фиона повернулась к зеркалу спиной. Проклятый корсет впивался в тело и не давал двигаться и дышать. Она вскрикнула от досады, развязала тесемки, стащила с себя корсет и швырнула его на пол. Потом закрыла лицо руками и заплакала.
Мэри тут же оказалась рядом:
— Фиона, что случилось?
Девушка подняла глаза, полные слез:
— Ничего.
— Ничего? Тогда почему ты плачешь?
— Ника нет! — Нервы Фионы были на пределе. — Он должен был помочь мне с платьем. Обещал прийти. Даже записал у себя в календаре, когда мы с вами были здесь в прошлый раз. Что я буду без него делать?
— Раз обещал, придет… Просто немного задерживается.
— Нет, не задерживается. Он не придет. Я не видела его после нашей ссоры. Это было неделю назад. Он не придет ни сегодня, ни на свадьбу.
Мэри и Мадди обменялись тревожными взглядами. Фиона рассказала им, что вдрызг разругалась с Ником.
Они посочувствовали подруге, приняли ее сторону и согласились, что Ник не имел никакого права так говорить. Фиона продолжала злиться на Сомса. Он ее просто затравил. Больше всего ее злило то, что Ник был прав, но признаться в этом девушка не могла. Она не хотела бросать «Чайную розу», однако другого выхода не было.
После ссоры с Ником она вернулась к Уиллу и спросила, так ли уж необходимо уединяться и воспитывать детей за городом. Лично она предпочла бы оставить все как есть. Даже после рождения детей. Уилл ответил, что об этом не может быть и речи. Еще раз объяснил, что женщинам ее общественного положения нельзя появляться на людях с животом. Кроме того, она может переутомиться, а переутомление приводит к выкидышам. Да и как можно быть матерью и деловой женщиной одновременно? Он понимает ее желание работать, понимает причину этого желания, но данный этап ее жизни закончился. Он — богатый человек и может удовлетворить все ее потребности. Уилл был настроен решительно, и затрагивать эту тему Фиона больше не отваживалась.
Уединение… Боже, как она ненавидела это слово! Оно звучало словно приговор. Там, где она выросла, женщины во время беременности не уединялись. Большие животы в их многодетном квартале были самым обычным явлением. Почему нужно стыдиться красивого большого живота, напоминающего надутый парус? Люди знают, что в нем младенец. И как он туда попал, тоже. Женщина может стесняться сколько угодно; все равно через девять месяцев появится доказательство, вопящее и бесспорное. Младенцы имелись на Монтегью-стрит в каждом доме. Матери держали их на руках, сестры водили за ручку, а отцы качали на коленях. Они были правилом, а не исключением. Но жительницы Уайтчепла во время беременности работу не бросали. Они стирали и стряпали. Торговали на рынке или мыли полы в пивных, пока не наступали схватки. А потом без всякого шума возвращались на свое место.
Внезапно Фиона, стоявшая в примерочной, ощутила лютую зависть к Нику, Нату и Мадди.
Друзья осуществили свои мечты и основали собственное дело. Так же как и она сама. Но они продолжали работать, а она — нет.
Служанка мадам Эжени принесла чай, кофе и пирожные. Мэри налила в чашку чай и протянула ее Фионе. Когда девушка сделала глоток и опустила чашку, Мэри бережно вытерла ей рот, словно имела дело с Нелл или Сими. Потом взяла в ладони ее руки и сказала:
— Фиона, Ник придет на свадьбу. Я знаю. Просто ему нужно остыть.
— Он ненавидит меня, — ответила безутешная Фиона.
— Перестань. Ничего подобного. Он обожает тебя. Дай срок, все образуется. Может быть, ему трудно привыкнуть к этой мысли. Тебе не приходило в голову, что он слегка ревнует?
— Ревнует? Мэри, это смешно! Ты же знаешь, что как женщина я ему не нужна.
— Он просто не хочет тебя терять. Ты ведь его ближайший друг.
— Его семья, — добавила Мадди.
— А теперь ты выходишь замуж, уезжаешь и начинаешь совершенно новую жизнь. Наверное, он думает, что теряет тебя. И поэтому переживает.
