Ахто Леви - Записки Серого Волка
Я словно белка вскакивал на нары, с нар – под нары; из-под нар – на нары и опять под нары, и все быстрее («Шнеллер, шнеллер!»), быстрее, быстрее и все под градом свирепых тумаков. С меня ручьями тек пот, я задыхался. Тогда окончательно загнали меня под нары и оставили в покое. Скоро солдаты занялись своими делами и обо мне, казалось, забыли. А поезд все шел и шел, увозя меня черт знает куда.
Трудно сказать, сколько я уже провалялся под нарами, когда поезд, загрохотав, остановился. Солдаты вскочили и высунулись сперва в дверь по правой стороне, а потом по левой, и там что-то привлекло их внимание. На дверь по правой стороне никто не смотрел, и я тихонько выскользнул из вагона. Поезд стоял в поле. Вдали был виден лес, но добежать до него я не успел бы. В вагоне зашумели. Решив, что хватились меня, я нырнул под поезд и стал пробираться к паровозу. Забравшись на тендер паровоза, мигом зарылся в уголь и лежал тихо, как мышь. Кто-то поднялся на тендер, спустился, и наконец, загремев буферами, поезд пошел дальше.
Я вылез из угля. Что делать дальше? Куда деваться в таком наряде? Грязный, как дьявол… Пошел дождь, стало холодно. Вдруг послышался чей-то смех и насмешливый голос произнес: «Э-е! Ду, нигер, вас махст ду хиер?»2 Я увидел у открытой двери кочегарки две черные рожи, с удивлением и смехом глядевшие на меня. «Ну, клайнес тойфель, марш р-райн!»3 – скомандовал один из них, и я поспешно забрался в кочегарку. Греясь у топки, грызя хлеб с рыбой, я рассказал им свою историю, а ночью они укрыли мои ребра старой брезентовой курткой и, замедлив ход поезда, помогли сойти. Промелькнул последний вагон, и я зашагал к поселку.
Войти в село я побоялся. Утром, подкараулив, как из одного дома ушли хозяева, заглянул к ним в гости и навел там порядок по своему усмотрению. Подобрал себе одежду по вкусу, поел творога со сметаной и пошел во Фленсбург.
Тетрадь третья
Год 1945
Встретил своих друзей из Остзее бад. Они тоже наконец добрались до Фленсбурга.
Начинаем потихоньку привыкать к мирному времени, но это нелегко: грохот танков и тягачей все еще продолжается. Танки все прибывают и прибывают, уже весь город запружен ими. Говорят, что их готовят против русских. Немцы на эти танки озираются так, словно они и не воевали с русскими, словно сочувствуют им. И не дай бог сказать какому-нибудь фрицу, что скоро будет «нойес криг», – он тебя убьет.
Живу теперь у Психа и его компании.
Из тюрьмы освободился человек, которого в городе хорошо знает и боится определенная категория людей. Величают его Псих, хотя он, конечно, совершенно здоров. Его друзья – Обезьяна, Человек во мраке и Хвост – готовы днем и ночью исполнить любое из его повелений. Псих – король ночных дельцов, не самых крупных, в порыве злости он способен чего доброго убить. Меня они прозвали «Лисенок». Я с ними очень подружился. Это уже почти то, о чем я читал в книжках. Только Психу не нравится, что я записываю свою жизнь. Он мне категорически запретил писать о некоторых подробностях. Но он зря беспокоится – я и сам не дурак.
Еще познакомился я с человеком, который тоже пользуется в ночном мире большим авторите-том, хотя имеет вполне приличное положение и в дневном. Это Чухкади, по прозвищу Жирный. Он, безусловно, жирный, но и мудрый. Чухкади – босс. Босс даже для таких, как Псих. Чухкади спекулянт, но сказать так при нем по меньшей мере неблагоразумно: он «предприниматель». У него в городе свой дом, и, если верить слухам, не один. Разъезжает он в новеньком «опель-капитане» и всегда в обществе высокооплачиваемых женщин. Ко мне он относится хорошо и зовет своим другом («майн юнге фройнд»). Псих и все его подданные состоят у него на службе, и он очень заботится о благополучии полезных ему людей. Ведь это он раздобыл для Психа и его компании домик в портовом районе. Дом этот теперь – наша штаб-квартира. Пустует она лишь тогда, когда мы уходим по делам. Дела у нас самые разнообразные и чаще всего в районе Шлезвига.
* * *Я стал певцом в портовом кабаре.
Как-то, когда у нас был Чухкади, я пел в нашем логове для себя и своей братии. Схватив меня за ухо, Чухкади сказал: «Уши у тебя что-то большие, но, должно быть, музыкальные», – и повел меня в «Гонолулу», хозяин которой пользовался иногда его услугами. Меня заставили продемонстрировать свое искусство, и с тех пор я хожу (когда нет более важных дел) в кабаре и выступаю в сопровождении гитар. Посетители – матросы, солдаты, грузчики и проститутки из портовых борделей – относятся ко мне приветливо, даже сердечно. Мои песни им, видимо, нравятся и, наверное, я тоже. За это я могу каждый вечер заказать себе столик и угощаться в свое удовольствие. И пока я угощаюсь, ко мне подходят поклонники моего таланта и мешают есть. Одним обязательно надо похлопать меня по плечу, другие во что бы то ни стало хотят выпить со мной, а третьи лезут целоваться. В кабаре меня зовут Буби, и, как бы там ни было, должен признаться – мне это очень лестно. Однако песни – это между прочим.
С Чухкади разъезжаем по многим городам в западной зоне, а иногда проникаем даже в Бранденбург. Цель таких поездок – познакомить меня с нужными людьми. Торговлю Чухкади ведет широкую: табак, мыло, сельди, спирт, наркотики, кофе, и я не знаю «предпринимателей», равных ему. Что же касается спекуляции и спекулянтов, то Фленсбург кишит ими. Везде что-нибудь продают, покупают: в городе, порту, лагерях перемещенных лиц – всюду. Основные рынки, конечно, в лагерях.
С приходом англичан из угнанных жителей Прибалтики, Украины, Польши и других образовались такие лагеря. Во Фленсбурге они разбросаны по различным районам города, каждая национальность отдельно. Управляет жизнью этих лагерей международная организация. Эстонский лагерь находится вблизи железнодорожной станции и называется «Банхофлагер». Я часто бываю в лагере, иногда по поручению Психа или Чухкади, а когда просто прихожу повеселиться – поиграть в шахматы или на концерты.
В лагере есть школа и организация бойскаутов. Школа, разумеется, чепуха, но скауты носят форму, которая мне очень нравится. С ними занимаются офицеры бывшей эстонской армии, их здесь множество. Даже генерал доктор Лоссман навещает их. Откровенно говоря – хотел бы быть скаутом.
Год 1946
Прошли праздники – рождество и Новый год. Рождество – елка, Дед Мороз, постановка, танцы – ничего интересного. Еще кукольный театр: «Ганс Каспар у разбойников». Новый год…
Однако прежде надо написать кое о чем, что было в старом году.
В старом году погиб Псих – застрелили полицейские, конечно, «при деле». Закрылась наша штаб-квартира, и Лисенок, то есть я, поселился в Банхофлагере в бараке для семейных – ведь я еще «ребенок»… Вскоре после этого меня приняли в организацию бойскаутов, порядки которой сначала показались мне весьма строгими (скаут не должен воровать, пить, курить и еще черт знает что), но позже я убедился, что все эти требования можно и не выполнять… Однажды в клубе ко мне подошел элегантно одетый молодой человек и исключительно вежливо попросил уделить ему несколько минут.
Назвался он Джимми.
Джимми объяснил мне, что ему нужен партнер, что он давно меня знает как смышленого человека, которому пора уже приобретать более определенную квалификацию. Джимми – специалист по гостиницам и всяким ночлежным заведениям. Человек он тонкий и ремеслу обучает меня с терпением няньки. Только мне у него вроде и учиться нечему, все это мне намного более эффективно преподавали в Куксене, в школе гитлерюгенда. Когда я объяснил однажды Психу и всем другим, как пользоваться витринами, и показал, как нужно крутить ногу и все прочее, они здорово удивились и признали мой авторитет. Что касается Джимми, мне нравится, что он зовет меня по имени. Я с ним основательно подружился.
Ну, кажется, про старый год больше писать нечего.
Встречать Новый год во Фленсбурге собралось лучшee общество бывшей Эстонии. Приезжали гости из другиx городов нашей зоны и даже из других зон. Приезжали журналисты, артисты, военные, писатели и прочие деятели: наехали, конечно, и аферисты всех категорий, да и мелких плутов собралось немало. Готовиться к новогоднему балу начали сразу после рождественских праздников и для этого заняли театр. Начались репетиции художественной самодеятельности, а мы, скауты, учились стоять в почетном карауле у национального флага и проходили краткие курсы обслуживания гостей в гардеробной, в буфете и так далее… Мы должны были заменять и кельнеров. Встретить Новый год в «Колоссеуме» могли, конечно, лишь самые достойные, избранные граждане бывшей Эстонии.
К моему неудовольствию, мне пришлось находиться в гардеробной, принимать пальто у господ и шубки у дам. Принимая сей товар, я размышлял о том, сколько стоило каждое пальто или каждая шубка в отдельности, и прикидывал, что удалось бы получить за всю эту гардеробную, если продать оптом…
