Екатерина Вильмонт - Зеленые холмы Калифорнии
– Алло! – закричала я не своим голосом.
– Ты чего орешь как резаная? – прокуренным хриплым голосом спросила Алина.
– Я умираю…
– Что с тобой?
– Мне плохо, – едва смогла выговорить я.
– Ты дверь открыть сможешь? Сейчас буду!
– Открыто…
Алина, моя подруга, живет в пяти минутах езды. Сейчас она примчится. Слава богу, я буду не одна. Она что-то скажет мне, отчего я, может быть, оживу. Она умеет.
– Ну, что тут такое? – ворвалась она в дом. – О, май гад! Что с тобой?
Я нажала на кнопку автоответчика. Слышать это было пыткой, и я со стоном кинулась в ванную. Меня рвало.
– Ну и скотина! – раздался за моей спиной хриплый голос подруги. – Кончай блевать, блёвом делу не поможешь! Ну все, все, на, попей водички! Ты посмотрела, он вещи забрал?
– Нет, мне в голову не пришло…
– В твою голову умные мысли вообще крайне редко приходят! Пошли посмотрим!!
И она почти волоком потащила меня вверх по лестнице. Мы вошли в нашу просторную дивную спальню. Алина швырнула меня на кровать как мешок с тряпьем и решительно распахнула дверь гардеробной. Левая половина вешалки была пуста.
– Суду все ясно! – сквозь зубы проговорила Алина. – Погляди, твои цацки на месте?
– Какие у меня цацки? Я все вбухала в дом…
– Ну он же тебе что-то дарил. Его подарки были на месте.
– И то хлеб. Хоть не вор… Ну да, ему надо сохранить лицо. Он же не хочет потерять бизнес. А что бабу бросил, это неважно… Чтоб им всем провалиться… Слушай, а ведь к тебе мать с дочкой приехать должны…
– Господи, не напоминай, я вообще не знаю, как теперь жить, а тут они. Я хотела похвастаться, доказать, что не зря старалась…
– Вот и докажи! А что? Дом у тебя дай боже, сама тоже выглядишь будь здоров. Вот и займись родными людьми, покажи им Калифорнию, поезди с ними.
– Да ты что, стыд-то какой, жених, можно сказать, из-под венца слинял…
– А это вопрос интерпретации, и только! Сбежал? Ничего подобного, это ты ему вовремя коленкой под зад дала! И не вздумай растекаться в слезах! Ты должна всем своим видом показывать, будто рада до смерти, что избавилась…
– Я не смогу!
– Сможешь, как миленькая! Знаешь, ты должна и мать, и дочку встретить сияющая и веселая. Привет, мои родные, у меня все о'кей, я жениха турнула и счастлива, что вижу вас! Ничего, справишься! Держи фасон, подруга, и не огорчай своих.
– Ты не понимаешь, я же их бросила… И ради чего? Как мне им в глаза смотреть? Стаська, по-моему, меня вообще ненавидит…
– Так уж и ненавидит! Она же вот согласилась приехать к тебе на свадьбу!
– Не произноси при мне этого слова! Я не выдержу!
– Все ты выдержишь, подруга! И забудь ради бога про замужество! Кому оно в наше время нужно?
– Мне… я всю жизнь мечтала выйти замуж… быть женой…
– Видно, слишком сильно мечтала.
– Может быть… Алина, милая моя, скажи, что мне теперь делать? – взмолилась я в полном отчаянии.
Она посмотрела на меня с явным сочувствием, потом как-то криво усмехнулась и произнесла своим прокуренным голосом:
– Что делать? Насрать и посолить!
Леокадия Петровна
Странно, в последнее время мне часто снится Лёня. Раньше я видела его во сне очень редко, а теперь вдруг… Может быть, это он меня зовет, может, я скоро умру? Но мне еще рано, я хочу жить, я чувствую себя еще нестарой… Или эти сны связаны с идиотскими подозрениями, с цветами на могиле? Вряд ли… Недавно я вдруг решила поехать на кладбище, проверить. Цветов не было, женщин тоже. Мне стало легче, но… Или это страх перед полетом в Америку? Но я никогда не боялась летать, даже любила. Может, предчувствие авиакатастрофы? Но Стаська? Может, надо отменить все к чертям? Или попытаться обмануть судьбу и поменять билеты? Ах да, эти билеты нельзя поменять, слишком дорого. Боже, что же будет? Почему при мысли о встрече с Адькой внутри все сжимается? Я так боюсь этой встречи. Что-то она не звонит, хотя мы летим уже через пять дней. Наверное, закрутилась перед свадьбой. Столько хлопот… Только бы она наконец была счастлива, моя бедная глупая девочка. А Стаська просто невероятно похорошела. Мы с ней все-таки купили ей новые тряпочки, довольно дорогие. И, разумеется, они ей к лицу. Подлецу все к лицу. А что может не идти красотке в семнадцать лет? Ариадна в этом возрасте была очаровательна, но совсем по-другому. Они вообще мало похожи, мать и дочь. Ариадна маленькая, хрупкая, нежная, а Стаська высокая, сильная, спортивная. Почему-то я в последнее время стала побаиваться ее. Мне все кажется, что она вот-вот что-то выкинет. Но в последний месяц все спокойно. Мы встретили Новый год на даче у Геры, как всегда мило, весело, по-семейному, и Стаська была само очарование. Брат сказал мне наутро:
– Знаешь, Лёка, по-моему, у Стаськи и вправду были какие-то нелады с парнем, вот она и психовала. А сейчас, посмотри – прелесть что такое. Наша прежняя чудная Стаська…
И я не могла с ним не согласиться. Но все-таки…
Возвращаясь вечером после эфира, я увидела, что на ступеньках возле нашей квартиры сидит Марик, одноклассник Стаськи, умный, красивый и очень обаятельный мальчик из хорошей семьи.
– Марик, ты что здесь делаешь? – удивилась я.
Он вскочил.
– Здрасте, Леокадия Петровна.
– Ты чего здесь сидишь? Стаськи дома нет? – встревожилась я.
– Да нет, она дома. А я… в себя приходил. Извините, я пойду.
– Погоди! Что значит в себя приходил? От чего?
– Да так, неважно, – пробормотал он, – передайте ей, что я больше никогда к ней не подойду. Никогда!
В голосе его прозвучали металлические нотки, совершенно ему несвойственные. И он кинулся вниз по лестнице. Ага, значит, она его обидела. Ну да ладно, разберутся.
Я вошла в квартиру.
– Стаська, я пришла!
Она вышла в прихожую. Вид у нее был невозмутимый.
– Привет, Лёка! Тебе звонил какой-то Иван Трефильев. Ты его знаешь?
– Знаю, это неинтересно. Слушай, а что у тебя с Мариком?
– Насплетничал? – презрительно скривила губы Стаська.
– Нет, просто я его встретила, и он был какой-то очень странный.
– Он тебе ничего не сказал?
– Он просил передать, что больше никогда к тебе не подойдет.
– Ну и фиг с ним! Больно нужен!
– Вы поссорились?
– Лёка, у тебя своих забот нету? На фиг тебе о Марике беспокоиться?
– Я не о Марике, я о тебе. Ты его чем-то обидела?
– Ну это как посмотреть! Если констатация факта может человека обидеть, значит, человек полный идиот.
Я почуяла неладное.
– Какого факта?
– Ой, тебе не все равно?
– Нет, мне не все равно.
– Да ладно, это наши дела, разберемся, – пробормотала она, но уши у нее стали красные.
– Хорошо, не говори, но я позвоню сейчас Марику и спрошу у него.
– Лёка, у тебя что, крышу снесло?
– Говори! Я требую!
– Я попросила его помочь по физике. А он, вместо того чтобы решить задачку, начал мне объяснять, да так тягомотно, ужас! Я сказала, что, если не хочет нормально помочь, пусть проваливает…
– Ну и какой же ты факт констатировала?
– А я сказала, что он жидяра.
– Что? Что ты сказала? – я зашлась от бешенства.
– Что слышала. Пусть не нарывается.
Я подошла и отвесила ей оплеуху.
– Ты сдурела? – закричала она.
– Это ты сдурела! – И я ударила ее по другой щеке. Никогда за все годы я не била ее. И она совершенно обалдела.
– Так вот, теперь ты послушаешь меня! Сию минуту ты позвонишь Марику и извинишься перед ним!
– Еще чего!
– Если ты этого не сделаешь, никакой Америки не будет!
– Будет! Куда ты денешься? За билеты денег не вернут.
– А мне плевать на деньги, если моя внучка ведет себя как… как последняя тварь. Гнусная, подзаборная тварь…
– Да ладно, небось вся уже трясешься, так и хочешь свою доченьку обнять.
– Ничего, я еще потерплю! – И я достала из ящика стола билеты. – Не веришь, что я их порву?
Она побледнела.
– Не смей!
– Посмею, если ты не извинишься перед Мариком. Мне в моем доме черносотенные настроения не нужны.
– И ты думаешь, что, если порвешь билеты, я стану пай-девочкой? Я буду безумно любить этого занудливого жиденыша? Три ха-ха! Если из-за него я не поеду в Америку, вам всем небо с овчинку покажется! А теперь рви! Рви! Я посмотрю!
Ей-богу, я разорвала бы билеты, но в этот миг у меня словно что-то сжалось в груди, в глазах потемнело, ноги подкосились, и я едва не рухнула на пол, в последний момент удержавшись за стол. Я выронила билеты, а она как коршун кинулась и подхватила их. Это меня добило. И я сползла на пол.
Я очнулась от укола. Надо мной склонилась Ванда, соседка с третьего этажа, врач. Славная, замученная женщина лет тридцати пяти.
– Леокадия Петровна, миленькая, слава богу, как вы нас напугали. Ничего, сейчас полегче будет.
За ее спиной я увидела перекошенное от страха, белое как мел лицо Стаськи.
– Лёка, ты прости, я не хотела…
– Потом будешь разговаривать! – довольно сурово распорядилась Ванда. – Помоги, подержи бабушкину руку, я еще укольчик сделаю. Надо бы в больницу, Леокадия Петровна.
