Владимир Царицын - Его турецкий роман
- Тогда мне один кусочек и никаких сливок. Я всегда пью черный.
Когда он вернулся с двумя чашечками кофе, Надя курила.
- Угостишь мужчину сигареткой? - пошутил он.
- У тебя и сигареты украли?
- Ага. Вместе с зажигалкой.
- Кури. - Надя подвинула в его сторону пачку. - Не жалко. А почему Пругов? Ведь ты - Костров.
- Ха! - Пругов попытался сымитировать смешок Надежды, но вышло коряво. - Извини, что не предупредил. Я же не предполагал, что ты будешь меня разыскивать.
- Мог бы предположить, - обиделась она. - Я как дура спрашиваю у портье: в каком номере проживает господин Костров? А он мне: у нас таких нет. А уже решила, что перепутала название отеля. Может, не
"Гранд Стар", а "Голд Стар"? На этом побережье и тот и другой имеются. Хорошо, догадалась взять с собой… - Надя потянулась за сумкой, стоящей у ног и поставила ее на колени, вытащила из сумки книгу. - Вот. Твоя фотография. Я - молодец, правда?
"Мой последний роман. Не тот, естественно, что у редактора.
Последний изданный, который совсем недавно появился на прилавках".
- Молодец, - с улыбкой на лице согласился Пругов. - Ты даже не представляешь себе, какая ты… молодчина!
- Так о чем ты забыл меня предупредить? - напомнила Надежда.
- Костров - мой литературный псевдоним. А по жизни и по паспорту я - Пругов.
- Вот как? А почему ты печатаешься под чужой фамилией? Почему не под своей? Разве Пругов плохо звучит?
- Костров тоже моя фамилия. Отчасти. Если не по закону, а по совести.
- Как это?
- Кострова - девичья фамилия моей мамы, - стал объяснять Пругов.
- Мама умерла в ту минуту, когда я появился на свет. Она умерла, дав жизнь мне. Я рассказывал тебе.
- Помню.
- Получается - я живу вместо нее. А значит, имею право иногда называться ее фамилией.
- Да? - Надя подняла искусно выщипанные брови вверх, потом нахмурила их и задумалась.
Пругов закурил и взял в руки свою книжку. На задней стороне обложки было его фото. Он сидел в полутьме кабинета на своем жестком рабочем кресле, руки зависли над клавиатурой ноутбука. В зубах сигарета, дым тонкой струйкой тянется вверх. Лицо какое-то злое - это от морщин, резко падающих от крыльев слегка горбатого носа на края широкого подбородка. И от напряженного взгляда в пустоту. И от мускулистых залысин. Нет совершенно ничего, что может понравиться молодой женщине. Урод, да и только! Мефистофель облезлый!
- Наверное, ты прав, Андрюша, - задумчиво произнесла Надя. - У каждого из нас две фамилии. А иногда и больше.
- Пругов тоже хорошая фамилия, - сказал он. - Мой отец - порядочный и довольно заслуженный человек. Очень известный в своей области. Он был инженером, всю жизнь проектировал заводы и фабрики.
И эта фамилия - Пругов - довольно часто встречается в технической литературе. Вот там она совершенно уместна. Отец сделал свою фамилию известной, а я делаю известной фамилию мамы…Кроме того, есть еще такое понятие, как звучность фамилии писателя. Костров. Красиво и звучно. А Пругов…, тоже звучно и тоже красиво, но мне кажется, что в этой фамилии есть какая-то… упертость.
Надя улыбнулась и, потянувшись через столик, беззастенчиво пощупала его бицепс:
- Я бы сказала - упругость.
Пругов тоже улыбнулся.
- Я знаю одного писателя. Настоящая его фамилия - Костратис.
- Грек?
- Русский писатель с литовскими корнями. Фамилия Костратис вызывает определенные ассоциации. В русской разговорной речи "о" часто произносится, как "а", а потому, слышится "Кастратис".
Ассоциация со словом "кастрат". Согласись, для русского слуха не очень благозвучная фамилия.
- А какой была фамилия его мамы?
- Честно сказать - не знаю…Костратис хотел взять псевдоним
Костров…
- Такой же, как у тебя?
- …но поскольку я под этим именем к тому времени уже опубликовал пяток романов, подобное совпадение было бы несколько…
Ну…, Костратиса могли бы не так понять. Тогда он стал Огневым.
- Огневым!? А я знаю! Я читала! - по-детски возликовала Надя, захлопав в ладоши.
- Он довольно известен.
- Но пишет всякую ерунду. Не люблю мистику.
- Эта мистика называется фэнтези.
- Да знаю я. Не так сказала. - И поправилась: - Не люблю фэнтези.
Сказки это. И не понятно для кого написаны - для взрослых или для детей? Колдуны всякие, супермены с мечами и арбалетами. Е-рун-да!
…Ой! Я опять критикую, а ведь Огнев - твой приятель.
- Нет. Приятелем я его не могу назвать. Мы с Огневым-Костратисом просто коллеги. Как и с Донцовой. Я даже не читал ни одного его произведения.
- Почему? - Надя взглянула на Пругова такими наивными, как у ребенка глазами, что ему стало весело, и он ощутил очередной прилив нежности.
- Не люблю мистику.
- Фэнтези, - поправила его Надежда, и они вместе расхохотались.
Проходящая мимо группа немцев не обратила на их хохот никакого внимания - они разговаривали громче, чем смеялись Пругов с Надеждой.
По-видимому, немцы шли в ресторан.
Пругов посмотрел на часы.
- Кстати, время-то обеденное. Ты наверняка только завтракала.
- Угу.
- Хочешь есть?
- Угу. Только меня в вашем ресторане обслуживать не будут. У меня браслет другого цвета.
- Я возьму, все, что ты попросишь сам и принесу, а ты займешь место и будешь его сторожить, - предложил Пругов. - Никто не заметит.
- Нет, это обман. - Надя категорически отвергла его предложение.
- Тогда выйдем из отеля и перейдем дорогу. Там есть ресторанчик и в нем подают шикарный денэр кебаб и еще более шикарную пастирму.
Надеюсь, ты не виготерианка? Мясо ешь?
- Еще как! Но, в такую жару - мясо?
- А что такого? Но если ты не хочешь мяса, возьмем лепешки с сыром или с картошкой. Забыл, как они называются по-турецки.
- Хохлома какая-то.
- Точно, что-то вроде этого. Пошли.
Кехлеме готовили на заднем дворе ресторана под навесом в виде шатра. Посетителей не было ни одного; точно такой же шатер стоял на территории отеля, и там отведать этих лепешек с начинкой можно было бесплатно - все включено. Молодая улыбчивая турчанка, сидящая на подушке у специальной печи ни бельмеса не понимала - ни по-русски, ни по-английски, но была - само очарование. Пругов начал объяснять ей на пальцах, какую начинку надо положить в лепешки и сколько порций этого популярного в Турции блюда сделать, предварительно решив этот нелегкий, как оказалось вопрос с Надей:
- Тебе сколько и с чем?
- Одну лепешку с картошкой, одну с сыром. Нет, лучше две с картошкой. А ты какие будешь?
- Я с сыром, - улыбнулся Пругов.
- Две или одну?
- Думаю, одной мне будет мало.
- Тогда я тоже с сыром. Нет, давай мне все-таки с картошкой. Или так - три с картошкой, три с сыром.
- А ты не лопнешь, деточка? - шутливо спросил Пругов; беззастенчиво и нагло он украл эту глупую, но смешную фразу из телевизионного рекламного ролика.
- Я ж не одной себе, я для нас обоих! - не приняла его шутку
Надя. Но не обиделась: - А что? Шесть штук на двоих - нормально.
Если свою порцию не осилишь, я доем.
Пругов сделал заказ, нацедил в два пластиковых стаканчика айрана из автомата, гудящего в углу, и направился к ожидающей его Надежде.
- Видать, ты слабо позавтракала, - с улыбкой предположил он, протягивая ей стаканчик, и уселся рядом на жесткие подушки, стоящие по периметру шатра.
- А я сегодня вообще не завтракала, - ответила она и залпом осушила полстакана. - Вкуснотища!
- Аппетита не было?
Надя промолчала.
Турчанка ловко раскатывала длинной тонкой палочкой, выполняющей функцию скалки, кусочек теста, превращая его в тончайшую лепешку.
Наблюдать за ее манипуляциями с тестом было интересно. Девушка была смуглая, как, впрочем, и все здешние девушки, маленькая и кругленькая, похожая на хорошо пропеченную сдобную булочку. Ее почти детские темные ручки, припорошенные мукой, управлялись с тестом быстро и уверенно. Она ловко подхватывала тонкую лепешку, переворачивала ее на другую сторону и раскатывала. Подхватывала, переворачивала и снова раскатывала.
- Эта турчанка похожа на сдобную булочку, - тихо сказал Пругов
Наде на ухо. - Не находишь?
- Я ревновать буду, - так же тихо ответила Надежда и замерла, ощутив его горячее дыхание за ухом.
Пругов увидел тонкую голубую жилку, бьющуюся на Надиной шее, не удержался и нежно прикоснулся к жилке губами. Надя не отстранилась, только положила ладонь на его руку и сказала:
- Она на нас смотрит.
Турчанка и правда, изредка бросала на Пругова и Надежду заинтересованные взгляды. Наверняка подобные картины ей приходилось видеть часто. Но все равно - ей было интересно исподтишка наблюдать за ними. Наверное, гадает, подумал Пругов, как это рядом с таким старым и страшным оказалась такая молодая и красивая. Не иначе как из-за денег. А и, правда, как?
- Наденька…
- Что, Андрюшенька?
- Ты не представляешь…
- Как ты рад, что я тебя нашла?
- Ты читаешь мои мысли?
- Нет. Мысли я читать не умею. Просто, я тоже рада, что снова вижу тебя. А то, что рад ты…, тут и мысли читать необязательно. Ты все время улыбаешься, и у тебя глаз горит.
