Анна Бялко - Сказки женского леса
Маруся еще повертелась перед зеркалом так и сяк, открывая в шубке все новые достоинства. И длина – чуть ниже колена – идеальная, и кожаные вставочки по бокам и внутренней стороне рукава – силуэт стройней кажется и мех вытираться не будет, и застежка – защелкивающийся крючок, и воротник – отложная стойка, можно поднять и закутаться до ушей... Словом, сбыча мечт, воплощение идеала.
Шубку надо было покупать. В Марусиной душе случилось раздвоение... ну не личности же, а чего там бывает внутри... Одна половинка кричала, что это ее, что она достойна, заслужила, что в конце-то концов, каждый человек имеет право... А другая бубнила, упираясь, что денег нету, носить некуда, жалко, и вообще это – роскошь, а значит, излишество.
Так, раздираемая надвое, Маруся и подошла с шубкой к прилавку, робко вопрошая, сколько стоит. Продавщица назвала сумму.
Маруся ахнула.
Сумма была больше Марусиной зарплаты не вдвое, как она робко надеялась, не втрое, как она могла предполагать в самых страшных своих мыслях, а примерно впятеро. Да и то с учетом всех премий.
Никаких шансов у Маруси не было. Даже если она будет полгода питаться акридами и откладывать все до копеечки, нужная сумма может не набраться, не говоря уже о том, что через полгода питания этими самыми акридами шубку будет просто не на что одевать. И потом – мелькнула совсем уж безумная мысль – акриды дорогие, это какие-то черви специальные, в общем, роскошь...
Очевидно, все эти мысли явственно отразились на Марусином лице, потому что продавщица ответно буркнула:
– А че ж вы хотели, гражданка? Белый песец, как новенький... Они вон, на рынке-то, втрое стоят.
Маруся ее почти не слышала. Сгорбившись и поникнув, она побрела прочь. Исчез волшебный образ гордой красавицы в мехах, будто и вовсе не появлялся. И правильно, и поделом, нечего было и лезть с самого начала. Известно же: шубы не для нее, у нее есть пальто, и будет с нее, и расстраиваться бы не пришлось. Пускай в шубе другие ходят, как Катька. А она купит книгу, внеочередную, даже детектив, и это послужит ей утешением.
Маруся взяла себя в руки и стала жить дальше привычным образом. Только в комиссионку заходила чаще, чем раньше. В среднем раза два в неделю. В конце концов, у нее был повод – она же юбку так и не нашла. А то, что, заходя, она каждый раз кидает печальный взгляд в сторону шубки, все еще висящей за прилавком, – ее личное дело. И ничего лишнего в этом нет.
Пока однажды, в очередной свой заход, она не увидела свою шубку на плечах какой-то мерзкой тетки, стоящей перед зеркалом. На тетке шубка смотрелась, как на корове седло, но главное было даже не в этом. Главное было в том внезапном, жутком ощущении страха и потери, которое охватило Марусю. Пока шубка висела себе в магазине, она была ничья, просто шубка сама по себе, и с этим Маруся смирилась. Но видеть ее на ком-то оказалось невозможно. А если эта мымра ее сейчас купит и унесет, и она, Маруся, никогда ее не увидит? Это нечестно, неправильно, так нельзя.
К счастью, шубка тетке не подошла, она сняла ее и, помятую, вернула продавщице. У Маруси отлегло от сердца, и она нашла в себе силы уйти, хотя полностью покой к ней так и не вернулся.
Весь остаток вечера Маруся провела в размышлениях. Конечно, это ненормально – так убиваться из-за какой-то тряпки. Даже если это не тряпка, а шубка. Но, с другой стороны, ей, наверное, первый раз в жизни чего-то хочется с такой нездешней силой. И, может, все-таки следует пойти на поводу у мечты? Кто сказал, что мечтать надо только о высоком? Сам-то, небось, не ходил всю жизнь в суконном пальто...
На самом деле у Маруси была одна-единственная ценная вещь. Из разряда безусловной роскоши. Никогда никем не используемая, она лежала, спрятанная в таких глубинах как шкафа, так и Марусиной памяти, что ее почти что и не было.
Это было золотое кольцо. Марусе его отдала перед смертью мама, а той, в свою очередь, ее мама, а у той оно появилось от мужа, Марусиного то есть деда. Дед привез его с войны как немецкий трофей. Где уж он его нашел в военной Германии, с какого снял пальца, так и осталось тайной.
Кольцо было роскошным, богатым и, наверное, очень дорогим. Оно изображало свернувшегося льва, который держал в лапах драгоценный прозрачный камень. Глаза у льва были зеленые, из вставленных камушков, а в раскрытой пасти виднелся красный язык. На шее льва был надет чеканный ошейник, тоже покрытый каменными блестками. Маруся не разбиралась ни в драгоценностях, ни в камнях, но судя по тому, как все сверкало и переливалось... И работа... Кольцо явно было старинным, ничего похожего ей никогда не встречалось ни у кого из знакомых, даже у Кати, которая это дело любила.
Конечно, ни Маруся, ни ее мать, ни бабка никогда в жизни не надевали это кольцо. Оно и не воспринималось никогда как кольцо, то есть вещь, которую в принципе можно носить. Оно и вообще-то как вещь не воспринималось, просто было вот – и все. Семейная реликвия.
Маруся знала про него еще с детства, оно всегда лежало у матери в шкафу под бельем, завернутое в носовые платки. Как-то однажды, когда матери не было дома, маленькая Маруся показала его подружке Катьке и только по ее округлившимся глазам поняла, что обладает чем-то ужасно ценным.
«Продам, – решительно думала Маруся, – я его продам. Зачем оно мне? Никогда в жизни мне его не носить, и детей у меня нет, так что и оставлять некому». Вот только кому продавать? И почем? Впрочем, с ценой еще понятно, надо, чтобы хватило на шубку, а вот кому? Не нести же его на работу...
Маруся знала, что существует такая вещь, как ломбард. Туда все сдают золотые вещи и шубы. Но почему-то само слово «ломбард» ей не нравилось, было в нем что-то стыдное, что-то, никак не складывающееся ни с ней самой, ни с ее шубкой. Нет, туда она не пойдет. Но ничего другого в голову не приходило. Ну откуда ей знать, что в этом мире делают люди, желающие продать дорогую золотую вещь.
Когда у Маруси в жизни возникали какие-нибудь затруднения в смысле контактов с окружающим миром, она всегда звонила Кате. Так она сделала и сейчас.
После десяти минут трепа на общие темы ей наконец удалось подобраться к сути вопроса.
– Кать, – как можно небрежнее спросила она, – а ты не знаешь, где можно продать что-нибудь золотое?
Но Катю провести было трудно.
– Что это ты золотое продавать собралась? – подозрительно спросила она, и тут ее осенило. – Неужели кольцо? То самое?!
Все-таки удивительно, как Катька исхитрялась помнить такие вещи. Маруся сама про свое кольцо почти забыла, а Катька его вообще видела один раз, в далеком детстве.
– Ну да, – неохотно согласилась Маруся. – То самое. Так ты знаешь?
Но от Катьки так просто было не отделаться. Она начала приставать:
– Машка, а зачем ты его продаешь? Что-нибудь случилось? Тебе деньги нужны? Сколько? Займи у меня, нет, давай я тебе так дам. С тобой точно все в порядке? Почему ты молчишь?
После всего этого сказать Катьке, что она хочет продать кольцо для того, чтобы купить шубу в комиссионке, Маруся не могла. Она стала отнекиваться, заминать разговор и блеять что-то невнятное, но тут Катька вдруг сама остановилась.
– Слушай, – сказала она. – Да я сама у тебя его куплю. Сколько ты хочешь?
Это тоже был не самый простой вопрос, и Маруся опять начала что-то блеять, но Катька ее перебила:
– Я сама дура, конечно, ты не знаешь, сколько. Вот что. Приходи завтра после работы к нам, Мишка, мой муж, будет дома, он в этом деле разбирается. Мы ему покажем, и дело с концом. Ты не думай, он честно скажет, я сперва не буду говорить, что сама покупаю.
Маруся ничего такого и не думала, наоборот, она была страшно рада. Все-таки Катька не чужой человек, и кольцо ей пойдет, и вообще. Очень здорово все устроилось.
– Значит, судьба, – сказал откуда-то незнакомый внутренний голос. – Судьба тебе в этой шубке ходить.
Денег за кольцо оказалось даже больше, чем нужно было на шубку. Ненамного, примерно на зарплату Марусину, но все-таки. Маруся прямо от Кати, не дожидаясь до завтра, помчалась в магазин.
Она влетела туда за десять минут до закрытия, рванула к заветному прилавку и сразу же, без примерки, без просьб показать и вопросов о цене, велела продавщице выписывать шубку. А потом долго ехала домой, прижимая к груди свое сокровище, упакованное в большой целлофановый пакет.
Дома, конечно, она шубку померила, и не один раз, и вообще фактически полночи проходила в ней, не снимая. Чудо не исчезло – в шубке Маруся просто становилась другим человеком. Она с удовольствием смотрела на себя в зеркало, жалея только, что оно слишком маленькое, – а раньше большие зеркала всегда считала излишеством.
И даже сняв, она не могла расстаться с шубкой. Раскладывала ее на постели, садилась рядом, гладила нежный мех, поворачивала так и этак, снова и снова восхищаясь его переливами.
«Господи, – сказала она наконец сама себе. – Ты, матушка, просто спятила над своей шубой. А может, это у тебя запоздалая любовь? Может ты, голубушка, извращенка?»
