Игорь Удачин - Встретимся в Эмпиреях
Сливина голова моментально описывает оборот чуть не в триста шестьдесят градусов — озирается, нет ли кого поблизости.
— Убери, дурень. Кто-нибудь может увидеть.
— Ты уже видел. Придется «убрать» тебя, — смеется Демон, сымитировав выстрел в Сливу, но к предостережению прислушивается, прячет. Затем снимает и маску. — Что скажете?
— А что мы можем сказать? — у Виктории озабоченный вид. — Не нравится мне твоя затея, Демон, если честно.
— Что поделаешь, принцесса, — Демон закидывает ногу на ногу, он явно доволен собой. — Ваша цензура пропустила мою мечту, и не стоит к этому больше возвращаться. Подобное топтание на месте расхолаживает, лишает так необходимой нам сейчас уверенности. Разве вы не замечаете? Пора действовать!
— Послушай, Демон… — Слива поморщился, — мы не на спортивном состязании, и не надо заводить нас как перед схваткой какой-то.
Демон отмахивается от Сливы точно от назойливой мухи.
— Я готов хоть завтра пойти осуществлять задуманное, но мне хотелось бы видеть, что и вы движетесь к заветной цели. Понимаете? Я не могу замкнуться только на своих заморочках. Мне не менее важно, что с вами! — Демон на секунду задумывается, а затем с озорным выражением лица обращается ко мне: — Ты что скажешь, писатель? Пару глав-то начиркал уже?
— Отстань.
Демон выхватил у меня бычок, приклеил себе на губу в уголке рта, взъерошил волосы и, вылупив совиные белки, пустился малевать рукой по воздуху, изображая не в себе от творческого экстаза истерично пишущего человека.
Мы вяло рассмеялись, хотя клоунада была отменная.
— Ну так что? Роман грозится стать бестселлером?
— Демон, какая же ты собака, — говорю незлобиво, не в силах сдержать улыбки.
Поднимаюсь с травы, чтобы хоть немного размять затекшие от неудобного сидения ноги и, подойдя к Демону, прошу снова показать маску. «Гляди, не жалко», — сдержанно усмехнувшись, протягивает мне тряпицу. Маска из тонкой, прочной и приятной на ощупь материи. Долго и задумчиво верчу ее в руках.
— Сделай мне такую же. Я пойду с тобой, — сообщаю во всеуслышание. — И не будь впредь таким нетерпимым по отношению к нам. Мы не отступим, ты же знаешь. Просто не должно это быть так сразу. Да и тебя мы никуда не отпустим, пока не прочувствуешь до конца всю громаду предстоящего шага! Понял, о чем я толкую?
Наградив выразительным взглядом, Демон крепко сжал мое запястье и… ничего не ответил. Зато я, как часто со мной бывает, огорошил сам себя! Дернуло же выставиться: «Пойду с тобой»… А все потому, что момент подвернулся на редкость каверзный ― из тех, что не терпят незаполненности и сгоряча забиваются клином громкого заявления.
27 апреля
Тишину в парке нарушает только щебетание птиц да монотонный лязг металла — это Демон играет с ножом-бабочкой. Настроение, как бы выразиться… рудиментарное.
— Мне сегодня ночью сон такой сумасшедший приснился, — задумчиво роняю я, копая носком землю.
— Расскажи, — тут же подхватывают надтреснутые от долгого молчания голоса друзей.
Становится ясно, что все уже вдоволь наскучались и моя невинная затравка пришлась ребятам по вкусу. Виктория подает Демону знак, чтобы тот прекратил греметь. Все слушают. Пожимаю плечами, стряхиваю с ботинка налипшую землю, рассказываю:
— Сон… черт знает, что за сон такой. Ну вот. Снится мне, будто я дома в розовом халате…
— Сложно представить тебя в халате да еще розовом, Гоголь, — устраиваясь поудобнее, перебивает Слива. — Обычно ты дома в трусах все лазишь. В лучшем случае — трениках и майке.
— С дыркой на пупе, — добавляет Демон и гогочет.
— Вот и я сразу насторожился: что-то не то, — кое-как пытаюсь рассмеяться. Затем изображаю легкое недовольство: — Ну сон же рассказываю, Слива, Демон. Слушайте.
— Молчим, — дает не очень-то убедительное заверение Слива.
— Так вот… в розовом халате сижу дома в кресле и тупо пялюсь на настенные часы: половина седьмого. Вдруг звонок в дверь, и голос с лестничной площадки малоразборчивый, приглушенный, но знакомый какой-то, чувствую: «Вы, такой-то, такой-то, подлежите призыву. Выходите. С собой только необходимые вещи». Я паникую, начинаю хериться по углам, но вскоре понимаю…
— Поздняк метаться, — доканчивает фразу Демон. (Машина, как известно, не работает без смазки, а общение семнадцатилетних с трудом ладится без забористых словечек).
— Вот именно, — продолжаю, — деваться некуда. Ну что? Послушно собираю пожитки, выхожу в прихожую. Открываю — никого.
— Не дождались, что ли? — недоумевает Слива.
— Ага. «Эти» не дождутся — как же! — язвительно усмехается Демон.
Понимаю, что Слива с Демоном дурачатся, обсуждая мой сон с позиций реального события, однако не обращаю особого внимания и даже подыгрываю.
— Бросьте. Собирался не больше минуты, ленивый дождется. Но самое интересное, смотрю: коврик для вытирания ног, что перед входной дверью лежал — исчез. Я, конечно, в растерянности.
— А он точно лежал до этого? — задает вопрос Демон, сделав такое лицо, словно с полной серьезностью намерен разобраться в случившемся.
Виктория безуспешно пытается сдержать смех, прикрывая рот ладонью.
— Лежал, — отвечаю, — можешь не сомневаться.
— И что дальше?
— Дальше… кладу другой коврик, закрываю дверь — баста. Потом, вроде бы, уже следующий день. Я все в том же розовом халате. Чем занимаюсь — не помню. Опять звонок в дверь. Машинально бросаю взгляд на часы: полседьмого. И все тот же до боли знакомый голос: «Вы, тот-то, тот-то, подлежите призыву. На выход. С собой взять самое необходимое». На этот раз я прямиком иду к двери, открываю — вновь никого и… коврика нет.
— Вот ведь подонки! Ковриков на них не напасесь-сся! — возмущается Демон, демонстрируя уморительное «свистящее негодование».
— Я как чувствовал! — перекрикивая Демона, хлопает себя по ляжкам Слива. — Сволота, честное слово!
— Несуны ковриковые, чтоб им пусто было, уроды! — хлопает по ляжкам Демон — но не по своим, а тоже по Сливиным.
Виктория ухахатывается. Да и я не в силах сдержать смеха, глядя на этих клоунов.
— В общем, сон зацикливается. Каждый день ― одно и то же. Ровно в половине седьмого раздается звонок. Я уже прямиком мчусь к двери, открываю. Ни обладателя знакомого голоса, ни коврика. Кладу новый коврик, закрываю. Сумасшествие какое-то!
— И не говори, — участливо соглашается Демон.
— Но однажды происходит «сбой» точно мне на руку. В очередной раз я вдруг осознаю, что гляжу на часы, а на часах — не полседьмого как обычно, а пятнадцать минут седьмого. Я быстро соображаю, что к чему, выхожу на лестничную площадку, притворяю за собой дверь и поднимаюсь этажом выше. Короче, устраиваю засаду.
— Правильно!
— Молодца, Гоголь!
— Знают пусть наших!
— Нашли с кем связаться!
— Проходит пятнадцать минут, и точно — шаги. Что же вы думаете? — спрашиваю.
— Что??
— Что, что, Гоголь? Не томи, отец!
— Снизу поднимается кекс в розовом халате и останавливается прямо против моей двери…
Рты ребят растягиваются в широченных улыбках в предвкушении ожидаемой развязки.
— И этот кекс — я сам. Другими словами, с верхнего этажа я наблюдаю как «другой я» звонит в дверь, произносит свою опостылевшую речь, затем тырит за каким-то хреном у меня, то есть у себя же самого, получается, коврик для вытирания ног и что есть духу удирает вниз по лестнице!
Все смеются до упада. Смешить самих себя и меня с Викторией Сливе и Демону уже без надобности. Я продолжаю:
— В недоумении начинаю спускаться на свой этаж, но тут дверь моей квартиры распахивается, и на пороге, сверкая бешеным взглядом, нарисовывается… «третий я»!
Ребята просто взрываются неистовым хохотом, заражая и меня тоже. Борясь с приступом истерического смеха, пытаюсь все-таки закончить историю:
— «Я, который третий» обнаруживает очередную пропажу коврика, посыпает на весь подъезд трехэтажным матом, вдруг замечает «меня-первого», спускающегося сверху, и кидается, зараза, на меня с кулаками. Я соображаю, что засветился очень некстати, и даю деру обратно наверх, понося на чем свет стоит «себя-второго». Коврики-то тырил он, а не я!!
Все просто лежат, не в силах успокоиться.
— Ну и как, — насмеявшись до слез, спрашивает Слива, — догнал он тебя?
— Гм… догнал. Таких люлей навешал — мало не показалось…
Хихикают над моим насупившимся видом.
— Одного не пойму только, Гоголь, — прикусив краешек губы, задумчиво произносит Демон.
— Чего именно?
— У тебя дома что, склад был этих ковриков?
Мысленно похлопываю его по плечу за такое «тонкое» наблюдение. Сам даже как дурак задумываюсь на тему неограниченного запаса ковриков, обнаружившегося вдруг в квартире. На моей памяти мы с отцом не поменяли ни одного. Усмехаюсь, но ответить ничего не успеваю.
