Павел Верещагин - И танки наши быстры
«Ничего, ничего! — успокоил он сам себя. — Хорошие мысли приходят людям в головы не сразу… Их нужно подготовить. Постепенно, шаг за шагом… Только, черт, времени мало. Эта морда там на балконе…»
Бурцев начал терпеливо заходить с другой стороны.
— А вы, наверное, ездили по магазинам… — предположил он.
— Почему вы так решили?
— Женщины любят магазины, я знаю… Наверное, накупили себе кучу разных приятных мелочей.
Настя терпеливо улыбнулась.
— Нет-нет. Я была не в магазине.
Бурцев удивился.
— А где же вы были?
— Я была в церкви, — сказала девушка. И почему-то смутилась.
Бурцев кивнул. Церковь — хорошее место. Хотя ему лично больше бы подошло то, что Настя ходила по магазинам.
Он сокрушенно вздохнул.
— С этими покупками просто беда, — признался он.
— Да? А что такое?
— Да вот, хотел я сделать дочке приятное… Купил ей пингвина… Думал, она обрадуется… А она… — Бурцев в досаде махнул рукой и вопросительно посмотрел на Настю.
Настя встретила его взгляд, некоторое время внимательно изучала его лицо, потом покраснела, поджала губы и нахмурилась.
— А знаете что? — сказала она. — Давайте пить чай! У меня, кажется, где-то было печенье!
Девушка спрыгнула с дивана и отправилась на кухню. Вскоре оттуда послышался шум наливаемой в чайник воды, стук дверок и звяканье посуды.
«Ну вот! Все ясно, — сам себе сказал Бурцев. — Напрасно я сюда и притащился. И, как маньяк, пристаю к человеку со всякими глупостями. А у него о домашних питомцах — даже мыслей нет. Ну да ладно. На нет — и суда нет! Хотя бы чаю попью. А то дома после вчерашнего — хоть шаром покати».
Чтобы не сидеть, как истукан, Бурцев тоже встал и прошелся по комнате, от нечего делать оглядываясь по сторонам.
Он рассмотрел фарфоровые безделушки в нише на стене, вьющееся растение, свисающее со шкафа, картину, изображающую Венецию, и остановился перед столиком в углу, на котором стояла группа фотографий в рамочках.
На всех фотографиях были запечатлены памятные для Насти моменты ее недавнего прошлого. Везде она была в обществе одного и того же мужчины лет сорока пяти, с лицом красивым, мужественным и романтичным. «Ба! — мысленно воскликнул Бурцев. — Да это же… Как его…» Лет пятнадцать назад это самое лицо с печальной и мужественной улыбкой смотрело на город с сотен афиш кинотеатров — то в роли героя отечественной войны, то Казановы, то мудрого шута, то ковбоя, то доброго волшебника… Но потом, после какого-то скандала, лицо как-то разом исчезло, Бурцев даже не был уверен, что артист все еще жив или не уехал за границу… А он оказался живехонек и неплохо проводил время.
«О-па! — с неожиданной досадой подумал Бурцев. — Так вот кто, оказывается, участник этого романа! Герой-любовник! Тогда все ясно!» Бурцев почему-то почувствовал себя разочарованным.
Киногерой и Настя позировали фотокамере то в нарядных горнолыжных комбинезонах на фоне Альпийских вершин, то в купальных костюмах на борту океанского катера, то за столиком ресторана на фоне тропической ночи, прямо на песке средиземноморского пляжа… Бурцев одну за другой внимательно изучил все фотографии. Одна из них ему не понравилась. На ней бывший ковбой и волшебник был заснят во время охоты: в сапогах выше колена и с ягдташем на поясе он переломил ружье над поверженной метким выстрелом косулей. «Ну конечно! — подумал Бурцев. — Тут никогда не любили животных». Впрочем, на другой Настя и ее друг кормили декоративных курочек на лужайке какого-то поместья в наших широтах.
— Вы уж извините, что я вам не предлагаю кофе, — донесся с кухни голос Насти. — У меня тут есть кофеварка, и очень современная… Но я так и не научилась ею пользоваться. Кипячу воду по-старинке, в мамином чайнике…
Она появилась в дверях, катя за собой сервировочный столик с чайными приборами. Заметив Бурцева, рассматривающего фотографии, она на мгновение помрачнела.
— Так вот кто, оказывается, ваш бывший друг! — не удержавшись, воскликнул Бурцев. — Популярный человек!
Настя непроизвольно вздрогнула.
— В том смысле, что… — попробовал исправить свою оплошность Бурцев и не договорил.
— Вы уже знаете мою историю… — печально сказала девушка. — Откуда?…
— Да так… Во дворе говорили…
— Ах да, понимаю… Валентина…
Настя нахмурилась. И молчала все время, пока выставляла на стеклянный журнальный столик чашечки тонкого фарфора, чайник, молочник, вазочку с печеньем.
— Не смущайтесь… — посоветовал Бурцев. — Вам нечего стесняться…
— Что вы имеете в виду? — неприязненно спросила девушка.
— То, что с вами случилось, — ответил Бурцев. — Вас можно понять. Популярный артист, красивый мужчина, богач… В такого грех не влюбиться!
Девушка покраснела. И некоторое время сердито молчала.
— Это совсем не то, что вы подумали… — отрывисто сказала она.
«А и правда, кто меня за язык тянет, — подумал Бурцев. — Мне-то какое дело?»
— Да я, собственно…
— Это совсем, совсем не то!.. — повторила Настя. Она некоторое время сидела, хмурясь и стараясь справиться с собой. — Наша история — другая. Ведь мы с этим человеком — земляки. Он родился в том же маленьком городке, что и я. И учился в той же школе. Девчонки даже хотели музей в нашей школе сделать в его честь, «наши знаменитые горожане», но РОНО не разрешило.
Она помолчала, сердясь на Бурцева, который втягивал ее в неприятный разговор, а потом все-таки заговорила, сначала с усилием, потом — все с большим и большим чувством.
— Он ведь был очень популярен лет пятнадцать назад. По всей стране. А уж в нашем городке — можете представить… У каждой девчонки над кроватью висел его портрет. И у меня висел… Но если другим девчонкам портрет был нужен для того, чтобы целовать его на ночь и млеть, то мне — совсем, совсем для другого.
— Если вам неприятен этот разговор, то вы можете не продолжать… — заметил Бурцев.
— Нет, отчего же. Раз уж начали… — упрямо проговорила Настя. — Конечно, тогда я была самонадеянной и глупой… Но дело не в этом. Теперь я понимаю, что была влюблена не в него самого… Он для меня был воплощением другой жизни, знаком того, что эта жизнь достижима… Ведь как мы жили в нашем городке?… Учительница приходила в класс в сапогах по колено, потому что на улице грязь. Один фонарь на всю округу — и тот постоянно разбит. Кинотеатр с индийскими фильмами, а под ногами хрустит ковер из подсолнечной шелухи. На улицу после семи выйти нельзя — девчонкам опасно. А в телевизоре мы видели — есть другая жизнь. Автомобили, высокие дома, шум и по ярко освещенным улицам запросто ходят люди — и в том числе известные на всю страну. И вот я всегда знала, что когда-нибудь эта жизнь будет моей — и его фотография над кроватью напоминала мне об этом.
Настя замолчала. Бурцев подумал и кивнул. Так бывает. Кажется, что любишь человека, а на самом деле…
— Тогда он был очень популярен, — вспомнила Настя. — Это потом у него случились известные неприятности. Его втянули в политику, он выступил в поддержку людей, а они оказались негодяями. Вышел скандал… Его поливали грязью… Только ленивый журналистишка не трепал его имя. Он страшно переживал. Пропал из виду. Говорили, что навсегда оставил театр и кино… Ушел в бизнес…
Настя помолчала. И заговорила опять.
— А я между тем выросла. И дважды пыталась поступать в столичный вуз. И оба раза провалилась. А его стали забывать… И уже над кроватями местных девчонок висели другие фотографии. Кумиры меняются быстро… Лишь я… я по-прежнему оставалась ему верна… — сказала она.
Бурцев опять кивнул: это правильно.
— А потом мне выпал шанс переехать в этот город. И я переехала. — Настя запнулась, вспомнив что-то неприятное, и почему-то посмотрела на телефонный аппарат, стоящий на журнальном столике. — И первое время ходила по этим улицам так, будто со мной произошло чудо. Оттого что я все-таки здесь… И могу запросто пойти в этот театр или в этот музей. Или увидеть, как проезжает в машине известный всей стране человек. И даже случайно повстречать его, моего кумира… Я уже знала, как сложилась его судьба. Знала, что он по-прежнему живет в этом городе. И стал преуспевающим бизнесменом. После моей глубинки мне казалось удивительным, что я могу запросто пройти мимо офиса его компании, ставшей известной. И, может быть, увидеть у дверей его…
Девушка взглянула в глаза Бурцеву, и тот кивнул.
— А потом опять большая удача… В его фирму набирали новый персонал. Я пришла на собеседование — и меня взяли! Взяли почти никем, девочкой в торговый зал… И уже это было вообще невероятно! Если бы я рассказала кому-нибудь из школьных подружек — мне бы не поверили. Я по нескольку раз в день видела его в коридорах. Слышала его голос. Попадалась ему на глаза. Вблизи он оказался еще лучше, чем на экране… Такой интеллигентный. Деликатный… И в то же время сильный. А глаза — грустные-грустные… И седые виски. Я влюбилась по уши, уже по-настоящему…
