Александр Бялко - Изнанка
Долдомцы, сколько себя помнят, занимались мехом и обувью. Славились местные кустари-одиночки, крупных производств не было. Этим же увлекались и все окрестные деревни, потерявшиеся в непролазных болотах. До сих пор есть деревня Кокошки – «на всю Россию сапожки», – такой был у них рекламный слоган лет двести назад. Даже семьдесят лет советской власти не вытравили пристрастие местных жителей к обработке кожи и меха. Поэтому итальянцы очень правильно выбрали место для новой обувной фабрики. Исторические хроники Долдома, который первым воспел Салтыков-Щедрин, у автора еще только в проекте, поэтому не будем отвлекаться от покровских хроник.
В долдомском стиле – по возможности не говорить приезжему ничего. Иванов и не понял, что произошло, когда они снова поехали по деревенским улочкам. На фабрике кто-то из фабричного начальства долго-долго говорил с разными сотрудниками, и наконец к Иванову вышел дядя Вася.
– Вся эта партия обуви уничтожена, – первый раз за день Иванов услышал нечто вразумительное. – Уничтожал вот Василий Петрович, он подтвердит.
– Ну, поехали.
Иванов посадил дядю Васю с собой, и они поехали километров за двадцать от города по бесконечным болотам и лесам к огромной свалке.
– Ут тут усё и было. Усё сгорело. Прямо сполыхало.
Свалка как свалка. Копошатся бомжи, которые тут же живут в самодельных шалашах и палатках. Посреди помойки – грандиозное пепелище. Иванов с дядей Васей, морщась от вони, прошли к нему. Остатки сгоревшего картона, куски подошв, запах горелой кожи и даже дырочки для шнурков, которые не сгорели. Ни одна экспертиза на планете Земля не определила бы ничего, кроме сгоревшей обуви. Станиславский пустил бы слезу и сказал бы: «Верю!»
Поверил бы и Иванов, если бы не держал в папке отпечаток целой пары не сгоревших в этой геене огненной ботинок. Перспектива возвращаться сюда еще несколько раз взбесила Иванова. В академии он немного увлекался боевыми искусствами востока. Он попытался дышать как самурай, но его легкие набирали только дух помойки. Тогда он решил победить врага морально. Он решил, что если сам поверит в победу, то поверит и враг и дрогнет.
Отъехав километр по совершенно пустой дороге, Иванов остановился на обочине, подвел дядю Васю к небольшому болотцу, где труп Василия Ивановича найдут только к следующему ледниковому периоду, и дослал пулю в ствол своего «макарова». Плотно прижав пистолет к ребрам дяди Васи, чтобы не летела кровь, он и сам поверил, что выстрелит, если ответ будет такой же, как раньше. Ему совсем было не жалко этого придурковатого жителя болот.
– Где ботинки?
– Уехали в Покров. Усе.
– Кто, что знаешь?
– У ихнего коммерсанта был красный «Фольксваген-Пассат», 95 года выпуска, номер 437 уе 50.
Тут Иванов понял наконец то, что, видно, так и не понял Салтыков-Щедрин. Долдомцы умные, смекалистые люди. Маску идиотов они одевают только для пришельцев, которых боятся еще с каменного века. Не доверяют они пришлым, и все тут.
По дороге он запросил проверить красный «Фольксваген», номер 437, 50 уе.
– Что, дашь 50 уе за пробивку номера?
– Ничего ты не получишь, это номер такой 50 – область, а известные буквы – уе.
Голос в трубке слегка огорчился, но потом быстро ответил:
– Тут и пробивать не надо. Это номер машины Львова.
– Города? – пошутил Иванов. Львов был известный в Покровске бизнесмен.
– Так же, как твои уе – деньги. Человека. Пока, до связи.
Иванов довез дядю Васю до дому, купил ему из своего скромного жалования бутылку водки местного разлива, а вторую взял с собой как сувенир. Водка тут уникальная, потому что вода, как говорит дядя Вася, у них особенная. В местных болотах.
Наступило послезавтра, и дни пошли чередой
Для бизнесмена Львова хорошие дни закончились так же неожиданно, как и начались. Утром его разбудил участковый, стоявщий с повесткой на лестничной клетке. Там было предписано срочно явиться в Покровский ОВД. Делать было нечего. В сопровождении своего участкового он поехал на другую сторону шоссе в милицию. По дороге он хмуро думал, какие налоги не заплатил, кому перешел дорогу, и много других мрачных мыслей приходило ему в голову.
Иван Гурченко встретил его радушно.
– Хочу предупредить вас, свидетель, об ответственности за дачу ложных показаний. Распишитесь вот здесь.
«Мало на меня всех собак вешают, хотят еще и убийство повесить», – подумал Львов.
– Укажите точно, где вы продавали вот такие итальянские ботинки долдомского производства.
Львов облегченно вздохнул: обычный наезд конкурентов.
– Да, и еще хочу предупредить вас о неразглашении тайны следствия на время розыскных мероприятий.
– Записывайте: все ботинки проданы в Доме ученых на открытых распродажах. Сертификаты качества имеются.
– Ни хрена у тебя не имеется. А вот у меня имеется документ о полном уничтожении всей партии ботинок. Ты продавал несуществующие ботинки?
Львов понял, что дело хуже, чем он думал. Надо было уходить во второй эшелон обороны.
– У меня есть накладная от долдомской фирмы-посредника, от нее и сертификаты, так что я торгую на законных основаниях.
– Ты, Львов, чего-то не понимаешь. Я ведь убийство мэра расследую, а не воровство ботинок.
– Ну так спросите, что надо.
– Где ты продавал ботинки?
– В Доме ученых.
– И все?
– И все. На кой черт мне еще где-то продавать, если они там влет ушли. Мне даже самому пары не осталось. Да вы посмотрите в окно, в них полгорода ходит.
Иван посмотрел в окно. Ничего, кроме шоссе, он там не увидел.
– Подождите в коридоре, – снова официально сказал он Львову и, когда тот вышел, вызвал Иванова.
Иванов зашел как всегда вежливо, по-интеллигентски.
– Вот что, Иванов, с ботинками, похоже, тупик. В них полгорода ходит. Но у меня есть мысль. Недаром же нас в академии учили, что убийцы любят возвращаться к жертве. Вдруг и наш явится. Тебе задание. Берешь цифровой фотоаппарат и идешь к Потерянову на похороны. В ботинках – сразу щелкаешь. Понял?
– Не совсем. Кто же без ботинок на похороны придет?
– Не строй дурачка-то. Сам знаешь, в каких ботинках.
– А фотоаппарат где же я возьму? У нас в отделе только «Зоркий», да и тот барахлит.
– В коридоре сидит бизнесмен Львов, попросишь у него.
– На время?
– Надолго. И чтобы новый дал. А если чего скажет, то ты ему ответишь, что он у нас главный подозреваемый по убийству мэра. Это минимум пожизненное. Все, иди исполняй.
Львов был доволен исходом дела. Фотоаппарат – не самый большой налог на выгодную сделку. Он воспринял это как простой наезд ментов, не задумываясь над тем, что могло стоять за этим на самом деле.
В Доме ученых, где еще недавно торговали ботинками, стоял гроб с телом Потерянова. Больше залов в Покровске не было. Лицу его патологоанатомы придали благостный вид, дырку во лбу «заштукатурили». Лейтенант Иванов столкнулся у гроба с корреспондентом «Покровских ворот» Живуном. Оба выбрали лучшую позицию для фотографа.
– Слушай, подвинься, я тут при исполнении, – заявил Иванов, не привыкший к тому, чтобы милицию отодвигали.
– Я тоже при исполнении, – возразил Живун. – Вот у меня и аккредитация от газеты есть.
Живун щелкал людей известных, из области, от общественных организаций, Иванов щелкал редко, не пойми кого. Но одного человека они щелкнули одновременно. Это был нынешний и.о. главы города – Волков.
Живун не был профессиональным журналистом. По натуре он был скорее ученым и изобретателем. Журналистика ему нравилась и позволяла заработать в тяжелые моменты жизни. Будучи человеком сообразительным и умным, он смекнул, что милицейский лейтенант не для своего удовольствия снимает скорбные рожи у гроба. Немного понаблюдав за ним, он пришел к однозначному выводу: милиция ищет мокрые брюки, точнее, недавно намокшие внизу и уже высохшие (перед тем, как щелкнуть, Иванов смотрел на низ брюк). Из рассказов Живуна и родилась городская легенда о том, что убийцы перешли вброд речку Махорка в деревне Белая Махра, чтобы сбить с нюха милицейских собак. Поэтому Живун долго еще фотографировал в городе тех, у кого брюки внизу были подозрительной формы. До сих пор он хранит у себя галерею портретов людей в мятых штанах. Очень интересно их разглядывать. Даже я туда попал, поскольку ненавижу гладить брюки.
Посмотрев фотографии, принесенные Ивановым, Гурченко был озадачен. Волков был сильный противник. Сильнее самого Гурченко. Это Иван понимал. Еще он понимал: чтобы вступать в битву с таким человеком, надо иметь нечто большее, чем фотография у гроба. Волков сам был оперативником, и все ходы Гурченко он просчитает наперед. К тому же примешивалась вечная вражда между КГБ и милицией. А вот мотивов у Волкова хоть отбавляй. Наверняка, он обеспечивал безопасность при передаче взяток: чтобы диктофонов, скрытых камер, меченых купюр не было, за прослушкой следил.
